«Мы живем в расколе». Интервью со сценаристом «Бригады» о кино, Боге и Чите

Председатель жюри Забайкальского кинофестиваля Александр Велединский хорошо известен зрителям. «Географ глобус пропил» (18+), «В Кейптаунском порту» (18+), «1993» (18+), сериалы «Обитель» (12+) и «Бригада» (18+) — всё это его работы. В интервью для «Чита.Ру» режиссер рассказал о том, что такое в его понимании хорошее кино, для чего нам культура в трудные времена и почему милосердие всегда лучше справедливости.

— Вы недавно были главой жюри на фестивале дебютов «Дух огня» в Ханты-Мансийске.

— Да, но туда я не доехал, потому что случился теракт в «Крокусе», и я посчитал для себя неправильной эту поездку. Поэтому судил я дистанционно, смотрел все картины конкурса. Приз за лучший фильм получил замечательный абхазский фильм «Последняя цена» (18+).

— А программа Забайкальского фестиваля вам как?

— Очень сильная. Маша Безенкова, ваш программный директор — замечательный, творческий человек, с которой мы давно знакомы. Зная ее вкус, я подумал, что программа будет достойной, и это подтвердилось.

— У вас есть какие-то критерии хорошего кино в фестивальных рамках? Потому что есть кино массовое, есть фестивальное — это разные категории.

— Вот тут я всегда путаюсь. Профессионалу так рассуждать, наверное, нельзя, но вообще я думаю, что есть просто хорошее кино, и всё. Как говорил Василий Макарович Шукшин, «вывернись наизнанку, но не кричи в пустом зале». А ему было про что кричать, после того как в прокате провалился его выдающийся фильм «Печки-лавочки» (6+). Ну вот Шукшин произнес эту фразу и сделал «Калину красную» (0+), сделал зрительский фильм — тоже великий.

Считается, что артхаус должен быть скучным и тягомотным — но я так не думаю. Я считаю, что если я погружаюсь в фильм и забываю, что я профессионал… Нет, конечно, всё равно я какие-то вещи отмечаю с профессиональной точки зрения, но вот когда я смотрю кино и как зритель тоже, то это самое лучшее состояние. Иначе просто нет смысла ни делать кино, ни смотреть его.

— Говоря о массовом кино — у нас всегда было много фильмов, условно говоря, о жизни, но мало фантастики и приключений. Почему так? И каким оно должно быть — массовое российское кино?

— Ну нет, у нас же есть фантастика. Вот Федор Бондарчук ее снимает — он в хорошем возрасте и еще много сделает. Есть молодые режиссеры, они тоже нас еще удивят, я думаю. А каким должно быть кино? Талантливым, конечно. Другое дело — а что такое вообще массовое кино? Вот «Интерстеллар» (18+) — это массовое кино, да? А «Белое солнце пустыни» (18+) — это массовое кино? А «Зеркало» (12+)?

— Хороший вопрос, учитывая, что я не люблю Тарковского.

— А я люблю. И для меня это тоже абсолютно зрительское кино. Просто оно не сразу срабатывает. Мои вкусы, кинопаттерны, назовем их так, — они очень широкие, я достаточно всеяден. Данелия тоже и авторский, и массовый. Сейчас есть такое понятие «арт-мейнстрим» — вот это и Данелия, и последняя картина моего хорошего друга Бориса Хлебникова «Снегирь» (18+). С другой стороны, кино — это просто кино. Кому-то нравится, кому-то нет.

— А есть что-то, чего, с вашей точки зрения, сейчас тотально не хватает современному российскому кинематографу?

— Да всегда одного и того же, и не только российскому кино, а вообще любому искусству. Я уже на пресс-конференции говорил, когда сюда приехал, что хорошего всегда меньше. Не хватает идей, и талантов, и кадров. Я это говорю ни в коем случае не потому, что вот у меня идеи крутые, а у других нет. Я такой же смертный, так же ошибаюсь. Кто-то считает, что нам жанрового кино не хватает. Но мне, например, кажется, что дело не в жанре, а именно в таком кино, в которое ты можешь с головой погрузиться.

— Я посмотрела ваш фильм «1993», и мне показалось, что он не столько даже о трагедии раскола общества, сколько о бесконечной российской усталости.

— Так и есть — потому что мы живем в этом расколе не год, не 10 и даже не 30 лет. Мы в этом состоянии несколько сотен лет уже. И так будет до тех пор, пока мы будем надеяться на хорошего царя.

— А бороться как — и с этим, и с усталостью?

— Идеальный случай, когда мы не знаем, кто наш начальник. Такого, конечно, быть не может, я же реалист. Но было бы хорошо надеяться на себя, самим отстраивать свою жизнь и не ждать, что кто-то всемогущий, какой-то добрый царь принесет всё на блюдечке и всё решит за нас. И еще нам нужно милосердие. Если выбирать, милосердие или справедливость, то, конечно, милосердие.

— У вас так получилось, что вы в основном экранизации снимаете. Есть книга, которую мечтали бы экранизировать?

— Ох, да. Меня даже кто-то так и назвал — «главный экранизатор страны». Но из тех фильмов, которые я снял, самый любимый у меня — это «В Кейптаунском порту», а у него литературной основы нет. А если говорить о том, что хотел бы… Года два назад я бы ответил, а сейчас не буду. Много их, книг. А мне лет уже много.

— А кино о кино, которое вы хотели снять?

— Я пишу для него сценарий, он полностью оригинальный, то есть за ним никакой книги нет. Надеюсь его воплотить. Параллельно пишу еще один сценарий, уже экранизации. Там говорить рано, но уже есть договор, и это я снимать буду раньше, чем кино о кино. И есть еще третий сценарий — он тоже оригинальный, но это в чистом виде эксперимент. Если получится, то, может быть, я сумею с ним воткнуться в график и зимой его снять быстро-быстро.

— Предложения по сериалам были какие-то?

— Да, недавно я отказался от очень серьезного и дорогого сериала, потому что мне много лет и я не хочу три года жизни тратить на написание сценария, потом на подготовку, потом на съемки. Это очень заманчиво было, конечно, это была классика. Но я вынужден был отказаться, потому что не знаю, сколько мне еще отпущено, и три года своей жизни на этот сериал отдавать не хочу.

— На пресс-конференции, посвященной открытию Забайкальского кинофестиваля, говорили о том, что культура противостоит насилию и вообще всем страшным вещам. Но на самом-то деле культура ведь ничего не меняет, можно сто лет петь про необходимость гуманизма, а потом пойти резать людей. Хорошо, если не одновременно. Это как с «Кукушкой» в вашем «1993» — ее поют по обе стороны баррикад, но баррикады это не рушит и не отменяет. Так вот — для чего нам тогда культура в трудные времена?

— Я по такому поводу всегда цитирую Гёте. Его спросили: «Для чего вы пишете?» А он ответил: «Для смягчения нравов». Гёте ведь не только писателем был, он был дипломатом и политиком (возглавлял в Веймарском герцогстве Военную коллегию, заведовал дорожным строительством и горными рудниками, руководил учреждениями культуры. — Прим. ред.). Он всё понимал и тем не менее творил. Значит, на что-то же Гёте надеялся, значит, можно же что-то поменять. Да, это будет кирпичик какой-то, крохотный кусочек, который ты вкладываешь в общее дело, в культуру.

Я надеюсь, что и мой вклад в чем-то есть, хотя это не мне судить. Но, может, то, что я сделал, — кому-то поможет. Мне же помогло. Я всю жизнь читал книжки и смотрел хорошее кино. Но «Неоконченная пьеса для механического пианино» (12+) и «Полеты во сне и наяву» (12+) оказались последней каплей, чтобы я бросил работу инженера и пошел учиться на Высшие курсы сценаристов и режиссеров.

Мы все, кто занимается искусством, — идеалисты. Мы все надеемся, что можем на кого-то повлиять. Иногда это случается. Культура работает точечно. Она работает вдолгую, и эффект проявляется не сразу. Но это бывает все-таки. Знаете, у Виктора Астафьева, великого русского писателя, есть такой роман «Печальный детектив» (16+). Он вышел в середине 80-х и произвел фурор, все рвали его из рук друг у друга. И там вот много об этом — что человек устроен так, что сегодня он совершает подвиг, спасает девочку из огня, а завтра может пойти и убить старушку, грубо говоря. К сожалению, так уж всё устроено в этом мире — непрочно. Но всё зависит от нас. Есть же пословица: «На Бога надейся, а сам не плошай».

— Кстати, о Боге. Это личный вопрос, но я вас слушаю и не могу не спросить: вы не христианин, случайно?

— Я христианин, да. Наверное, плохой христианин, потому что не воцерковлен. Но я крестился в 31 год, уже в возрасте, у меня крещеные дети — из четверых только старший не крещен, потому что родился раньше, чем я пришел к вере. Я надеюсь, он сам когда-то сделает этот выбор, — но я не понукаю и не побуждаю к этому. Ну и я стараюсь соблюдать какие-то правила. Не всегда получается, но я стараюсь.

— Я спросила потому, что, как мне кажется, с христианством — как с культурой — всё неочевидно по результатам и вдолгую.

— Конечно, это так. И христианство, как и любая религия, это же тоже часть человеческой культуры — как глобальной, так и разных народов. Мне лично вера очень помогает. Хотелось бы, чтоб помогала больше и нам всем, — но, с другой стороны, опять же, будучи реалистом и живя в этом мире, я понимаю, что человеку трудно устоять перед соблазнами.

В каждом из нас есть кусочек Бога — это совесть. У кого-то она спит, у кого-то иногда просыпается, а кто-то живет по совести всегда. Это самое сложное, конечно. Сам я к таким людям не принадлежу, к сожалению. Но у меня в финальной серии «Закона» (12+) герой, которого сыграл Дмитрий Назаров, народный артист России (признан иноагентом. — Прим. ред.), говорит в кадр, буквально зрителям: «Если бы Бог был справедлив, то все мы уже давно горели бы в аду. Если бы всем воздавалось по грехам нашим. А Бог терпит, он нас любит».

— И последний вопрос. Вы недавно на просьбу перечислить нелюбимые районы Москвы ответили словами Микеланджело Антониони, что «хорош тот пейзаж, который годится в картину». Вы в Чите такой пейзаж не наблюдали?

— Ой, понимаете, я хожу тут по одному и тому же маршруту, из гостиницы в кинотеатр. Но у меня есть такой обычай — когда я куда-то лечу, то всегда по прибытии снимаю видео, отсылаю его жене, детям. И вот когда летел в Читу, я увидел такой пейзаж. Вообще, когда летишь над нашей страной, испытываешь гордость: вот сейчас ты будешь на Сахалине, например, или во Владивостоке, через 7 часов полета выйдешь, начнешь говорить — и тебя поймут. В любом месте. Это же круто. Поэтому, конечно, страну мы любим, с остальным сложнее.

А про Читу — я приехал к вам первый раз, на Дальнем Востоке был, у вас — никогда. И чувства самые положительные, конечно, потому что страна, край — это в первую очередь люди же. Да, природа тоже прилагается, но люди — самое главное.