Небо на земле

На кордоне Уточи лодки, перевёрнутые кверху нагретыми солнцем животами, – в метрах двухстах от Зун-Торея. А когда-то были у самой кромки. Если лечь на днище и крепко закрыть глаза, то кроме богатой трелями песни жаворонка можно расслышать и других птиц. Этим оглушительным хором без дирижёра заполнено всё пространство от земли до неба.

Небо в Даурской степи почти лежит на земле. Высота – 400 метров над уровнем моря. На распластанные небеса звёзды подвешиваются ниже и светят ярче. Угловатыми тенями мечутся летучие мыши и с тихим шорохом бьются крыльями мотыльки в лампу над крылечком летней кухни.

Кордон Уточи когда-то состоял из маленького вагончика, что обычно ставят на стройках дружественным китайским рабочим. И зимой в минус 40, и в летний зной в этом вагончике проживал инспектор Даурского заповедника, здесь же встречал он учёных, исследователей, студентов на практике, госохотинспекторов. Сейчас на кордоне установлены модули – мобильные жилые домики с печуркой и раковиной, душевая, столовая, лаборатория, конференц-зал.

Пробурена скважина, работают солнечные батареи и ветряк. Настоящий исследовательский центр. И от экспедиционной романтики – железнодорожные вагоны со студентами-биологами, банька да смотрители кордона. Татьяна наливает мне в кружку «стоячий» чай. Сергей вспоминает, как богато водилась в Торее рыба. Он здесь уже 17 лет. Оба борзинские. Но год за годом их непреодолимо тянет сюда.

Сейчас содержание содисто-солёных минеральных смесей в воде Зун-Торея, по словам Сергея (когда-то он работал и инспектором заповедника) выросло с 3 миллиграмм на литр до 10. Вода на ощупь – будто мыльная, густого молочного оттенка. Александр Павлович Бородин – директор заповедника – уверен, что озёра снова наполнятся водой. Вот-вот. К 2017 году. Начался влажный, дождливый период, ожила одна из питающих Барун-Торей речек – Ималка. Оживёт Ульдза. Барун-Торей по картам и приметам, указанным инспекторами, – огромен. Но мелководный. Два с половиной метра, может до 5,5 – максимальная глубина. Он протокой заполнит глубину Зун-Торея до 8-9 метров. Оба озера – сообщающиеся сосуды – будут регулировать друг друга, меняя течение протоки до нескольких раз за сутки.

Пока к наполнению готовятся строительством экологической тропы. Пока 12-метровая вышка и строящиеся деревянные мостки тропы, на которой выстроят наблюдательные площадки, выглядят декорацией к фильму. Местами рабочие, вкапывающие сваи мостков, натыкаются на грязь. Она – тоже признак наступления «водного периода» озёр. Солёная земля смягчается дождями и, вздыхая под громовыми раскатами и тяжёлыми каплями грядущего ливня, вспоминает, как берега Тореев казались чёрными от бакланов. Птица ещё два года назад прилетела на привычное и щедрое прежде место гнездования, но вынуждена была селиться по берегам Онона и Борзянки. А потом и вовсе улетела на Байкал. Ждать.

Видовой состав, конечно, меняется. Улетел баклан, на его месте у рассыпанных по дну Барун-Торея блюдец воды себя прекрасно чувствуют различные виды куликов. В зрительную трубу замдиректора по науке заповедника «Даурский» Олега Горошко становятся различимы и близки чёрные журавли, и серые, и даурские. Первые, может, почувствовав гостей, начинают танцевать, расправив крылья и вытянув тонкие шеи. Когда-то на двух из 12 или 13 островов великого Барун-Торея выстраивала колонии реликтовая чайка. Где она теперь – пока неизвестно.

Под селом Кулусутай опоры ЛЭП обозначают границу полноводного Баруна. К ним мы подходим, чтобы разглядеть пластиковые «чехлы», устанавливаемые «Читаэнерго» на металлические детали опор и открытые участки проводов заземления для защиты птиц. Сорок шесть километров степных линий электропередач оборудованы защитными устройствами. Без таких «колпаков» присевшие почистить перья или почесать клюв птицы нередко задевали оголовник и гибли от разряда тока.

С учёными к Барун-Торею подъехали и инспектора. Двое из трёх, что на 213 тысячах гектарах заказника «Долина дзерена» охраняют степную антилопу и других обитателей вверенной им территории. Нам посчастливилось не раз в пути увидеть осторожных и стремительных дзеренов, подпустивших на расстояние фотокамер с хорошим зумом.

Вспоминали непростой 2000-й год. Рассказывали, как охотиться на дзеренов приезжали из Москвы, вывозили убитых животных КаМАЗами. 2008-й год тоже стал испытанием для заповедника, но к нему были готовы. Выгнанные засухой с Монголии антилопы чуяли воду озёр, в степи для них готовили поилки. В межозёрье, закрытые с одной стороны протокой, с другой – построенной изгородью, дзерены почувствовали себя в безопасности, отелились и, совсем освоившись, разбрелись по Даурским степям. С тех пор, местность носит название «Родильный дом дзеренов».

Ростовая модель этой антилопы стоит теперь в обустроенном в администрации Даурского заповедника визит-центре. Замдиректора по экологическому просвещению Татьяна Ивановна Бородина рассказывает, как создавался этот современный конференц-зал, представляющий четыре основные экосистемы заповедника: водноболотную и степную, сосновый бор и скальный массив. Стену занимают фотообои – подобранные из фотографий Евгения Кокухина. Его сын проходил практику на Торейских озёрах. Евгений Афанасьевич приехал навестить студента и влюбился в заповедник.

Восемьсот тысяч рублей, выделенные из федерального бюджета на модернизацию старой выставки в визит-центр, открыли возможность не столько для заповедника, сколько для жителей окрестных и дальних сёл познакомиться с миром степей. Конференции, семинары и собрания, рабочие встречи. Экскурсии для школьников начинаются здесь же. В соседнем крыле здания – гостевые комнаты заповедника.

Под колёсами джипов дорога стелется мягко, убегает за горизонт песочной лентой. Сгоревший в прошлом году Цасучейский бор прокалывает чёрными иглами уцелевших стволов полную жужжания и птичьего гомона толщу воздуха. «Он был обречён, — признаётся научный сотрудник заповедника Ольга Кирилюк. – Цасучейский бор – сосна Крылова. Удивительная для степи: с высокой всхожестью семян, их весом, пышной «юбочки» из приземных веток, направленных к земле для удержания влаги. У совсем взрослых деревьев «юбочки» уже нет. Корни сосны отличаются тем, что не уходят стержнем глубоко в землю, а пучком расходятся широко под поверхностью земли, что позволяет и дерево крепко удерживать, и эффективно собирать дождевую воду.

Раньше семена сосны Крылова отправляли в Канаду за золото. Бор подсаживали, но не прореживали. Для степи с постоянными ветрами и высокой пожароопасностью такая частота деревьев – губительна. Бор не раз спасали убедительная лесоохрана, противопожарные мероприятия, подготовленные бригады. Все местные жители выезжали на пожары. С изменением законодательства, с ужесточением требований лицензирования тех, кто будет бороться с огнём, бороться с ним – практически некому.

Добраться до Адон-Челона, или Адун-Чулуна (Чилон, Шулуун), зовут этот скальный массив по-всякому можно через Шерловую Гору и Борзю, а можно через Нижний Цасучей. Тогда дорога, вскипая пыльными клубами, снова лежит через бор. По кромке гари, кое-где между навсегда рыжими соснами прорастают робкие осинки. Александр Бородин рассказывает, что осинник всегда прячет следы лесных пожаров. Под сенью окрепших деревьев снова поднимется весёлый зелёный сосновый подрост. Наберётся сил и постепенно выселит лиственные деревья с исторически и законно своей территории. Так уже было с Кулусутайским бором после страшного пожара в 1942 году.

На въезде в Адон-Челон мы заезжаем за картошкой ко двору инспектора заповедника в Лахе. Щедрые хозяева закидывают в продмешок замороженного творожного лакомства - урмэ. Его мы быстро разберём ровными ледяными прямоугольниками у подножия скал. Но об этом позднее.

Выражаем благодарность за помощь в организации экспедиции экологического пресс-клуба «Берлога» Амурскому филиалу WWF и клубу внедорожников «Диверсант».