«Подписка о невыезде»: От гопника с Зенитки до служащего в минэкономе

В отличном тарантиновском фильме «Криминальное чтиво» есть потрясающий персонаж мистер Вульф — «человек, который решает все проблемы». Саша Ломакин, каким знает его большинство, Александр Игоревич, каким начинают узнавать его окружающие, любимый Санечка для большинства друзей, из таких. Он решает, разруливает, выкручивается и выкручивает, придумывает выходы, щёлкает головоломки — помогает всегда. Теперь он государственный служащий, именно служащий, а не чиновник. В проекте «Подписка о невыезде» — главный специалист-эксперт отдела по выработке и реализации структурной политики министерства экономического развития Забайкальского края.

— Саша, не хотелось тебе никогда уехать из Забайкальского края?

— Желания, как такового, не было. Пару раз была возможность. Вот например, первый раз я не уехал после школы. Тогда не было модно уезжать. Тех, кто по каким-то причинам покинул Забайкалье — по пальцам пересчитать. Одноклассница Катя только, но она болела сахарным диабетом, у неё была потребность и льготы. Сейчас же все уезжают, не потому что хотят уехать или здесь плохо. Это стало модой. Я понимаю, когда едут за профессией, получать специальность, которой здесь не учат — режиссёра, например. Но когда уезжают учиться на экономиста — этого не понимаю.

— Ты по образованию экономист. Всегда хотел им быть?

— Я хотел поступить на математика. Ещё очень хотел играть в футбол, когда выгнали из музыкальной школы. Вообще-то, я был талантище. Моя учительница по «фортепьяно» говорила: «Сашка! У тебя такие пальцы прекрасные!». Так мне ни одна женщина не говорила ни до, ни после. Я во втором классе на раз брал октаву и играл программы четвёртого курса.

— Не странно пареньку с Зенитки учиться играть на пианино?

— Так папа захотел. Когда он умер, мне исполнилось девять. И в третьем классе я продолжал играть программу четвёртого курса, на четвёртом курсе снова играл эту же программу. Я не рос уже никуда. Тогда мне поставили условие: либо развиваешься, либо уходишь. Маме я сказал, что развиваюсь, а по факту ушёл в футбол к тренеру Перевозину Владимиру Владимировичу на «Локомотив». Пацаны позвали. Носил форму в портфеле для нот. И зелёные бутсы с «Китайки» с оранжевыми шипами. Мама узнала про музыкалку года через полтора. Спросила, где ноты.

— А что за история с неудавшейся карьерой хоккейного вратаря?

— Зимой играли в хоккей — там, где намерзала наледь канализационных вод. Просто в нашей округе сложилась команда по возрасту, спортивным и прочим интересам: ребята с двух общаг, малосемейки, в которой жил я, и детдома. Собирались человек по 15. Коньков правда не было, только валенки. Вместо защиты обматывались ватниками, штанами, пуховиками старыми. Меня ставили вратарём — потому что вратарём больно. А я был самый маленький по годам и росту — всего 1 метр 58 до десятого класса! И вот однажды стою на воротах, летит шайба, я вроде отбил ногой, а куда — никто найти не может. Шайба была парней с соседнего двора, они мне, да и остальным за неё по «шайбе» и настучали. А дома я нашёл её в валенке. С тех пор играть перестал.

Хотя серьёзные драки у нас были делом простым. Зенитка с Зениткой, правда, не дралась. Дралась с Советской и «Шанхаем». За сферы влияния.

— На что влияли-то?

— На Читу-I. Нехорошее, конечно, влияние. Старшаки собирали на тюрьму передачки. Продукты хранились у меня, как у самого честного, порядочного и маленького. Отчим нашёл однажды, сразу понял — очень много чая было тогда. Наказал мне больше в этом не участвовать.

— Много «криминального» было в детстве?

— Да не больше чем у остальных, я думаю. Помню, как запрыгивали на отъезжающие с Читы-I товарняки и на разгоне спрыгивали с них в песочные кучи. Там есть как раз поворот, где поезд чуть притормаживает. Дёргали с пацанами колпаки с иномарок. За колпак получали 100 рублей. Трое стояли в подъезде по этажам, двое дёргали. Я за домом смотрел, чтобы не шёл никто. Но это, конечно, потому что тогда мозгов особо не было. Играли в казаки-разбойники. Однажды так девчонка со двора, Юлечка, сломала все зубы. Это был балкон с пожарными лестницами, такими, знаете, что насквозь. Люк был открыт. Я её догнал. Кричу: «Ты убита». Она решила отыграть смерть профессионально, но не рассчитала экспрессивность жестов и залетела в люк. Один пролёт прошла благополучно, а на втором зацепилась за бетон зубами.

— А что-нибудь полезное ты делал?

— Ну, мы не всё балду пинали. Мне было лет 12, когда мы начали разбирать ЖБИ (Читинский завод железобетонных изделий). Вот это была адская работа — я сейчас вспоминаю и сразу устаю. Вставать надо было в 6 утра, садиться на дальней остановке. На разборку приезжает КамАЗ, валит тросом стену, и мы начинаем. Красный кирпич принимали по рубль двадцать, белый — по рубль сорок. Не знаю, почему белый дороже, но он точно был тяжелее. Его и труднее долбить. Вечером приезжал КамАЗ, мы закидывали в него кирпичи руками. А если тебе случайно палец двумя защемит — вот это было больно. И все подушечки пальцев были в красных чёрточках запёкшейся под кожей крови. На толпу где-то выходила тысяча рублей. Мы возвращались домой, покупали пиво в близлежащей пивнушке, батон и шли в подвал. Это было любимое угощение. А потом шли домой. Матерились тогда сильно, прямо разговаривали матом. Мне было 15, когда я перестал материться — после смены актива старшеклассников «Искра». Там никто не матерился, я один, и было некайфово.

— Как ты попал в «Искру»?

— Наказали. Учительница по истории. У неё была привычка поставить оценки в контрольных и самостоятельных, а в журнал — нет. Потом она просила их диктовать. Моя соседка по парте всегда врала. Я не врал — у меня были четвёрки и пятёрки. А однажды я схлопотал тройбан. Она снова спрашивает оценки, а моя соседка снова врёт, ну, и я говорю — «четыре». «У тебя, по-моему, четыре с минусом», — говорит училка. — «Ну, минус же не считается, можно четыре». А она зовёт меня с листочком объяснить оценку. Я вроде говорю, что понял все ошибки. А она продолжает: иди, говорит, покажу на твоём примере классу. Ну, и всё. Отступать было некуда. Она потащила меня к директору, не хотела больше учить. Потом вспомнила, что есть такой лагерь — отправим, мол, на перевоспитание. Перевоспитался. Получил золотую медаль после школы, хотя в 8 классе едва не отчислили.

— Как перевоспитался — понятно. Как вырос из метра с кепкой?

— Я пил гоголь-моголь. Сосед мне сказал, что был таким же маленьким, а вырос после этого коктейля. 3–4 яйца надо было взбить в литре тёплого молока и пить его в течение дня.

— А как же сахар?

— Сахар не надо добавлять. Может и надо, но у меня его не было. С коктейлем надо было есть морковку. И вот вырос на 16 сантиметров.

— И до института. Почему экономист?

— С математикой как-то не срослось. Я пошёл в политен, потому что там в КВН хорошо играли и развивали его. На четвёртом курсе завёл своё ИП, чтобы деньги были. До этого была только стипендия — повышенная плюс социальная. Ездить приходилось далеко, с Зенитки добираться час. Я успевал высыпаться. В 2008 году в составе делегации ЗабГУ принимал участие во Всероссийской студенческой олимпиаде по антикризисному управлению. В конкурсе научных докладов занял третье место, второе место — в личном первенстве, и за это получил премию Министра образования и науки Российской Федерации по поддержке талантливой молодёжи. А ещё взял первое место в деловой игре с дипломом «Лучший студенческий антикризисный управляющий России».

— С таким послужным списком легко дойти до минэконома, но путь был тернист. Почему?

— Я работал на специализированной смене актива старшеклассников «Ньюландия», где преподавал экономику детям. В качестве профессионала туда был приглашён вице-премьер краевого правительства Алексей Геннадьевич Кошелев. В разговоре он спросил, где я планирую работать после института, и я сказал, что нигде. Он посоветовал пробовать министерство экономического развития, за что я ему до сих пор благодарен. Но устроиться с первого раза туда не получилось. У меня не было военного билета, доставать который тоже не было никакого желания — в армию я не хотел. Поэтому я пошёл в Фонд поддержки малого предпринимательства, но всё же пришлось поскитаться с полгода — писал курсовые и дипломы на заказ. В Фонде я оценивал платёжеспособность заёмщика и выносил заключение. Ещё отвечал за взаимодействие с Российским банком развития, сейчас он носит название Банка малого и среднего предпринимательства. Мы хотели получить от него 100 миллионов кредит. Я нёс ответственность за переговоры. Деньги дали.

Потом предпринял вторую попытку устроиться в минэконом, поэтому пошёл за военником и угодил в армию. Тогда-то после окончания срока службы была вторая возможность — остаться на Курилах по контракту. Как раз в то время подняли военным зарплату. 23-летний лейтенант получал 90–110 тысяч. А должность — инструктор, помощник командира по физкультуре. И он ни черта не делал. Каждый раз, когда был тайфун, нам отменяли занятия. Не видно было дальше носа ничего — мы по канату ходили в столовую. А вместо зарядки час убирались в казарме. Ну, и лейтенантик — есть тайфун, нет тайфуна — деньги всё равно получал. Я же остаться не захотел: во-первых, это армия, а во-вторых, мне было скучно.

— Что значит «во-первых, это армия»?

— Пока я служил на Курилах, случилась авария на японской АЭС. Нам нужно было делать какие-то убежища, а мы спали в подвале школы. Бывало, офицеры браконьерничали. Звали нас на рыбалку. Моя задача была сидеть и караулить рыбнадзор, и если он появится — громко свистеть и бежать к машине. Мне не нравилась такая рыбалка, а всё было по-настоящему. Поймали одного, предъявили за браконьерство. Не нравилось мне собирать моховку. Сразу ягода не зашла. Особенно когда выдали пистолет со словами: «Появится медведь — стреляй!». Но трёх парней у нас медведь, действительно, поломал.

— Знаю, что была возможность уехать в Санкт-Петербург. И снова остался?

— Я потом уже понял, почему не поехал — потребности не было. Амбиции, конечно, были всегда. Хотелось чего-то достигать, но не там, а здесь. А там хорошо быть туристом: музеи показывают, кормят, водят всюду. Ты деньги заработал заранее, и твой день состоит из кофеен, парков и театров. А потом ты узнаёшь, что талантливый парень, музыкант с твоего района, встаёт в пять утра, чтобы добраться до центра, где он торгует автомобилями где-то в пригороде Питера. И в музее он за 2 года был один раз, когда искал работу и квартиру. Или другой — видно, что умный, толковый, может многого добиться, а торгует шубами на Невском. Не хотелось там работать, хотелось там отдыхать. К тому же, что-то изменить к лучшему и быть по-настоящему счастливым тоже можно никуда не уезжая. Здесь, в Забайкалье, много такого, что трудно оставлять, и чем взрослее становишься, тем оставлять труднее: мама, сестра, друзья и близкие люди, особенные «свои» места. К тому же, чего бы там не говорили, но солнце у нас, действительно, солнечное, а мороз морозный, то есть всё такое — самое-самое настоящее, и снег, и багульник, и воздух, и мясо с картошкой, всё-всё!

— И вернулся из армии в министерство?

— Я ещё немного поработал в в Гарантийном фонде Забайкальского края, выиграл конкурс в минэкономе и прошёл. Почему я чиновник. Просто стараюсь жить так, чтобы всегда было интересно. Потому и школу музыкальную сменил на футбол, и по стране в студенчестве на какие только олимпиады/конференции не ездил. Казалось бы, где в до крайностей формализованной чиновничьей работе найти интерес? Очень просто! В работе с людьми, в поездках по краю, в живом общении с предпринимателями, которые обращаются за консультациями. Плюс ко всему за год работы госслужащим я трижды менял отдел, сферу деятельности, направления работы. В ближайшие дни новое назначение и новый профиль. Так что мне интересно — и я чиновник. Так, как когда-то около года был предпринимателем, а до этого — разнорабочим на стройке, или промоутером, или ведущим новогодних утренников в детском саду, или вожатым, а затем старшим вожатым в детском лагере.

Работа при этом попадает разная. Я по-разному справляюсь. Во второй или третий день работы в министерстве допустил нелепую ошибку. Пришёл запрос от Владимира Владимировича Путина, сколько есть вдоль трассы Чита — Хабаровск, по которой он путешествовал на жёлтой «Ладе», предприятий малого бизнеса и сферы услуг — кемпингов, столовых, заправочных станций. Сашка Ломакин решил не усложнять себе жизнь этим запросом и сделал рассылку по всем районам Забайкальского края. Из Каларского пришёл ответ: «Если вы мне проведёте до Чары трассу Чита — Хабаровск, я буду вам сильно благодарен, Александр Игоревич». Тут я понял, что затупил. Открыл своё письмо — в нём 33 адресата. Посмотрел на карту, дорога пролегает по пяти. Ответы приходили разные. Иногда простые «В Красночикойском районе — 0 предприятий». Всё бы хорошо, но выяснилось, что письма шли через министра. Баир Галсанович Галсанов тогда сказал: «Повеселил ты, конечно, меня, но больше так не делай». Больше я так не делал. Учатся на ошибках, конечно.

Полезность работы чиновником понятно, что неочевидна. Однако мне повезло, вся история моих отношений в государственных структурах (сначала Фонд поддержки малого предпринимательства, затем Гарантийный фонд, теперь Минэконом) так или иначе связана с прямой поддержкой предпринимателей. Приятно бывать в разных уголках края и встречать там теперь уже знакомых предпринимателей, которых когда-то консультировал, что-то подсказывал им, объяснял, помогал. Виден реальный выхлоп, результат работы. Конечно, никто не говорит о том, что всё чудесно, и дело спорится, и масштабы поддержки хотелось бы кратно увеличить, но власть действительно занимается вопросом поддержки и развития малого предпринимательства в регионе, ищет болевые точки, возможности соприкосновения с предпринимательским сообществом для более эффективной работы в данном направлении.

И да. Если я вдруг уеду, то не потому, что где-то лучше чем здесь — не поэтому точно. А почему? Я даже придумать сейчас не могу, что должно случиться.