«Город изнутри»: Онкологический диспансер

В светлых длинных коридорах огромного полосатого онкодиспансера тихо. Ежедневно в нём находятся сотни пациентов и врачей, которые вместе борются с раком - одни с помощью профессионализма и новых технологий, другие - с помощью усилий воли и веры. Когда главврач Виктор Куликов водил нас по кабинетам и палатам, во многих мы находили иконки. Некоторые люди после операций или курса терапии оставляют их тем, кому только предстоит лечение.

Ежегодно здесь оперируют более 3,5 тысячи пациентов, в 2015 году через центр прошли 65,3 тысячи забайкальцев и жителей соседних регионов, в стационар поступили 8,9 тысячи человек. Для последних на время стены огромного здания становятся домом, но даже они не видят всего, что происходит в диспансере. Поэтому им, и всем, кому интересно, как выстроена система работы центра, где работают более тысячи человек медицинского и технического персонала, мы покажем отделения и кабинеты, доступ в которые частично или полностью ограничен.

«Старый и новый корпуса онкодиспансера - это почти 28 тысяч квадратных метров, - рассказывает по дороге к первому остановочному пункту Виктор Куликов, - сейчас мы с вами спускаемся в центральное стерилизационное отделение, там же находится санитарное отделение».

Санитары здесь работают не так, как раньше - с 9.00 до 17.00. Понятно, что до утра чистота не задерживалась. «Сегодня мы собрали всех санитарок в отделении, они работают бригадами по 24 часа. Это наше ноу-хау», - улыбается главврач.

Позже, когда мы завершим обход, всё будет казаться здесь ноу-хау.

В отделении стоит новейшее оборудование, которое позволяет обрабатывать грязные инструменты и готовить перевязочный материал. Сначала мы заходим в помещение разборки и мойки. Здесь стоят инфекционно-моечные машины, в которых запрограммирован весь цикл дезинфекции и предстерилизационной очистки. Внутри сетчатые контейнеры, куда загружают грязные инструменты, а забирают уже чистые. После очистки инструменты комплектуют в необходимом по дню количестве.

Затем изделия отправляются на стерилизацию в паровые машины, все автоматические циклы обработки выдаются на чеке. Плазменный стерилизатор работает с помощью паров пероксида, в котором инструменты стерилизуются при низкой температуре.

Дальше инструменты забирают уже в стерильной зоне, в которую можно попасть только через санпропускник. В стерильную зону нас, конечно, заводить не стали.

Днём здесь работают три медсестры и сестра-хозяйка, которая готовит перевязочные материалы. Поскольку отделение работает круглосуточно, на ночь остаётся одна медсестра.

Помещение для водоподготовки специальной воды для стерильной зоны.

После обработки всё грузится на телеги и отправляется на лифте напрямую в операционные.

Дезкамера для обработки постельного белья - после пребывания каждого пациента всё проходит именно через неё.

Круглосуточная работа требует отдыха, для которого в отделении есть бытовая комната. На столе пакеты со выпечкой, чайник и забытая кружка. Женские руки создали похожий на домашний уют. В онкодиспансере почти все бытовки типовые. В таких же отдыхает и остальной персонал.

«Все наслышаны о детском отделении, до 1 января 2015 года оно было федеральным, входило в состав Сибирского отделения Российской академии наук. У нас они находились только территориально, потом федералы отказались и мы забрали его на себя. Отказались, думаю, из-за оптимизации расходов, как и во всей стране. Наверное, по принципу того, что наука должна быть наукой», - рассказывает Виктор Куликов, пока мы поднимаемся в отделении.

Когда мы пришли, главврач попросил медсестёр показать нам стерильные боксы, где лечат детей, больных лейкозом. Но сначала нас встречает главный детский онколог края Евгений Мацеха и проводит в сенсорную комнату, где дети отдыхают и набираются сил.

Пока фотограф снимал занятия детей, мы вышли, чтобы не мешать. Заведующий отделения поясняет, что детей здесь на сегодняшний день 25, четверым ещё нет года. С улыбкой он рассказывает о том, что трое пациентов, которые вышли на реабилитацию, поедут на Игры победителей - международные соревнования, организованные фондом «Подари жизнь».

Для детей на улице построили игровую площадку - попросили родители.

Проходим мимо уборочного инвентаря - никаких тряпок, всё стирается и дезинфицируется в специальной машине.

Отделение рассчитано на 30 коек, плюс две стерильные палаты.

Фотограф с врачами заходит в простую палату, где находится малыш. На вопрос, можно ли сделать несколько кадров он отвечает: «Низя». Но мама не против, весело ему отвечает: «Да можно», и фотограф Ксюша тихонько щёлкает фотоаппаратом под песенку «Низя, низя».

«Он поступил-то, угрюмый, а сейчас уже разговорился», - пересмеиваются довольные врачи.

Наконец, мы подошли к стерильным боксам, фотографировать - только через стекло.

«Здесь можно даже трансплантацию костного мозга проводить, абсолютно стерильная среда. Когда-нибудь, я думаю, мы начнём это делать. Здесь же можно выхаживать больных после трансплантации», - говорит главный онколог Забайкалья.

На мой вопрос, почему не делается трансплантация сейчас, он отвечает, что за Уралом её вообще пока не делают. «Екатеринбург только, Самара, Казань, Москва и Санкт-Петербург. Чтобы у нас начать, нужны серьёзные вложения и совместная заинтересованность, в том числе министерства», - объясняет он.

Дальше нам решают показать специальную станцию, которая позволяет детям двигаться во время введения химических препаратов, процесс может длиться сутки. Пока станция на отделение одна, сейчас к ней подключена девочка. Мы снова отправляем Ксению аккуратно фотографировать её в палате, где развешаны воздушные шары - вчера здесь отметили день рождения.

В ближайшее время появятся ещё две станции, а пока есть дополнительные насосы. Одна станция стоит около 1 миллиона рублей.

«Очень удобно», - кивает мама девчушки, которая увлечённо рисует, пока врачи рассказывают о преимуществах станции.

В отделении есть тренажёры и большой телевизор - иногда дети играют здесь.

Столовая.

Пока мы гулко шагаем по полупустым коридорам и лестничным пролётам, главврач вспоминает прямой эфир с президентом - в середине апреля актёр Константин Хабенский поднял вопрос о допуске родственников в реанимацию.

Круглосуточно здесь работают два анестезиолога. В день, когда пришли мы, осталась одна девушка - остальные уехали на конференцию анестезиологов, пока запланировано две операции.

В отделении есть трансфузиологическая комната, где хранится кровь и замороженная плазма.

В реанимации сегодня находится один пациент. В палатах по две-три койки.

Заходим в пустую палату и находим оставленные иконки. Дежурный анестезиолог показывает нам на оборудование, систему вентиляции.

В отделении есть комната, где хранятся наркотики. Есть портативный рентгеновский аппарат, специальная каталка.

Нам предлагают взглянуть на мониторы, которые отображают состояние единственного в отделении пациента, врачи заходят проверить его.

За недостатком времени мы не сможем увидеть всего, но успеем посмотреть на главное. «Вы сами застряли в детском отделении», - с улыбкой говорит главврач, когда мы обречённо смотрим на часы, - здесь каждое отделение уникально».

Все корпуса соединены переходами. Пятый этаж полностью занимает операционное отделение, которое архитектурно уходит двумя крыльями в разные стороны, одно крыло - административное, в другом делают операции. Посередине - патологоанатомическая лаборатория, куда мы уже спешим.

«Когда хирурги начинают работать, они берут кусочек материала и здесь проводятся срочные исследования. Врачи-патоморфологи смотрят, и от того, что они скажут, зависит дальнейшая тактика хирургов. Либо это рак, либо его форма, либо доброкачественная опухоль», - рассказывает Виктор Куликов.

Эта лаборатория - единственная в Сибири и на Дальнем Востоке. Её приобрели в 2012 году, когда шла модернизация здравоохранения. Обошлась она в 50 миллионов рублей. Здесь практически большая часть работы делается автоматически.

В отделении проводят прижизненную и посмертную диагностику биологического материала. В первой лаборатории вырезают материал, потом его обезвоживают в вакуумных аппаратах, затем - пропитывают парафином, «садят» на лупу, потом режут на блоки... Врачам с описанием каждого шага становится всё сложнее объяснять нам простыми словами, но они продолжают.

«Мы собираем материал. Смысл в том, что макроскопически мы видим, например, узел. Он может быть добрым и злым. Наша задача - определить, какая это опухоль. Это одно из самых важных звеньев учреждения», - объясняет заведующая отделения Татьяна Бурдинская.

Нам тут же обещают показать крутой исследовательский микроскоп, он находится в кабинете руководителя отделения. Его уникальность в том, что одномоментно на материал могут смотреть пять человек - чтобы поставить точный диагноз, нужно несколько мнений. Помимо пяти человек, которые могут сидеть перед микроскопом, за материалом можно наблюдать на специальном экране. Также есть возможность консультации с центральными клиниками по видеосвязи - помогают коллеги из других регионов.

Все хирургические отделения в диспансере типовые, поэтому мы идём смотреть на одно - отделение рака молочной железы и гинекологии. Палаты, соответственно, тоже типовые - по санитарным нормам на одного пациента должно приходиться не менее 6 квадратных метров.

Здесь с помощью компьютерного томографа определяют опухоль, после чего делают её 3D-модель, чтобы при облучении не повреждались здоровые ткани.

Пока мы проходим в отделение, главврач рассказывает о реконструкции поликлиники, раньше здесь было общежитие. Сегодня она проводится за счёт собственных средств, которые аккумулируются из фонда обязательного медицинского страхования и за счёт предпринимательской деятельности - центр выполняет различные заказы, также при нём работает пансионат на 40 мест. Именно сюда приезжают люди из районов за недорогим комфортом.

Всё перестраивается для удобства пациентов, всё работает на человека - электронная очередь в регистратуру, закрытые кабинки - никто не услышит диагноза, кроме регистратора. Плюс, решился вопрос с дефицитом места.

Куликов надеется завершить реконструкцию в течение двух лет. Сегодня здесь очень много пациентов, главврач сетует на нехватку онкологов в районных центрах - весь наплыв идёт в Читу и очереди к некоторым специалистам расписаны на месяц вперёд.

«За Уралом, может, ситуация другая. Но проблема доступности существуют во всех остальных регионах. В Новосибирске с этим, например ещё сложнее. К нам также приезжают люди из других регионов. В Якутии и Бурятии нет таких радиологических комплексов, как у нас. В Улан-Удэ есть такой комплекс, но они его пока не запустили. Поэтому пациенты из этих регионов едут к нам», - говорит Куликов.

Между тем, врачей из других регионов в диспансере практически нет, Читинская медакадемия кадрами обеспечивает. С ней заключён целевой договор и в 2016 году здесь ждут четверых онкологов, двух анестезиологов и двух патологоанатомов.

Завотделением радиологии Елена Горяева показывает нам новый и старый аппараты для лучевой терапии, чтобы мы сравнили. На старом всё работает от руки - световое поле формируется с помощью свинцовых кирпичей. Второй - кобальтовый лучевой аппарат. Здесь облучают выставляя оси. Новейший аппарат, на котором облучают электронами и фотонами - без радиации. Там всё автоматически настраивается, есть подкладки, специальный маммоборт - для облучения рака молочной железы, индивидуальные маски.

«А здесь космос», - открывает дверь за аппаратом главврач.

Всё отображается на экранах - приближается до мельчайших точек. «Можно грязь под ногтями разглядеть», - шутит глава отделения. Она вообще много шутит, но не хочет, чтобы её фотографировали. Предлагает нам покататься на карусели - аппарате для облучения - и блестит смеющимися глазами, или подержать свинцовые кирпичи - которые защищают от радиации.

«Это святая святых - здесь работают медицинские физики. На весь Забайкальской край их всего четыре человека. Мы их бережём. Они постоянно обучаются на западе страны», - заводит нас врач в тайную комнату физиков.

На экране нам показывают опухоль - рак слизистой в ротовой полости. Физик планирует объём излучения. На планирование уходит до 3-4 дней, зато какой эффект - облучаются только поражённые клетки.

Персонал диспансера может часами рассказывать о своей работе с горящими глазами - и мы бы часами их слушали и рассматривали сотни приборов, наблюдали за десятками рук, указывающих нам на то или это. Нам бы не хватило и дня, чтобы всё обойти. Но нескольких часов хватило на то, чтобы осознать масштабы диспансера и возможности медиков, которые ежегодно встречают тысячи людей, и возможности самих пациентов, которые в таком центре не могут сдаваться - им просто не дадут.