Расселение без туалетов, воды и прочих излишеств – обзор газет Забайкалья

Ария московского гостя

Федеральные чиновники не увидели больших проблем с аварийным жильём в Забайкалье

Проблема переселения из ветхого и аварийного жилья всегда стояла в нашем крае очень остро. Мало того, что переселяют из него крайне медленно, так ещё и зачастую условия, в которых оказываются люди в новых домах, далеки от идеала. И это ещё мягко сказано. По факту людям приходится менять «шило на мыло». Трещины на стенах, «поехавшие» фундаменты, плесень на окнах, а в некоторых случаях отсутствие санузлов в многоквартирных домах — обо всём этом «Экстра» не раз рассказывала своим читателям. Но все мы, оказывается, заблуждались. Внезапно выяснилось, что благодаря неустанным трудам нашего правительства и губернатора лично всё у нас с аварийным жильём стало хорошо, настолько хорошо, что из самой Москвы приехала целая комиссия специально, чтобы рассказать нам, как замечательно нас переселяют и как повезло нам в крае с руководством.

Увертюра

Под это дело 29 августа в правительстве Забайкальского края собрали специальное совещание по вопросам ликвидации аварийного жилищного фонда на территории края. Поводом для него послужил приезд высоких гостей — председателя Фонда содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства Сергея Степашина со товарищи. Наивным гражданам могло показаться, что прибыли они с инспекцией, дабы оценить, как у нас тут с переселением дела, а совещание нужно для того, чтобы обсудить проблемы и наметить пути решения. По крайней мере, сама поездка так изначально и анонсировалась. Но, как оказалось, проблем-то почти и нет, так что совещание прошло в тёплой, дружественной обстановке взаимных реверансов и славословий, участники остались довольны друг другом и итогом визита. Губернатор рассказала, что ей, конечно, пришлось тяжело, но её команда справилась с поставленной задачей. Проблема аварийного жилья в Забайкалье ликвидирована, остались лишь мелкие, легко устранимые недочёты. В таком отчёте местных чиновников нет ничего удивительного — вышестоящим не принято докладывать ничего, кроме хорошего. Но и гости в ответ принялись хором распевать арии хвалы губернатору и рассказывать, как хорошо край справляется с программой переселения. Давайте же и мы приобщимся к информации и узнаем, наконец, из первых рук, как сладко нам живётся.

«Было тяжело, но вы справились»

Следом за Натальей Ждановой выступал Сергей Степашин. Он начал своё слово с ностальгических воспоминаний о том, как ужасно обстояли дела в Забайкалье с аварийным жильём, упомянул, что наш край один из самых отстающих по этому пункту, и припомнил, что предыдущий губернатор был освобождён от должности как раз за срыв программы переселения. После поведал присутствующим, что эта программа, несомненно, очень важная, ведь мало того, что «она для людей», она ещё и президентская, а значит, сам Владимир Владимирович Путин контролирует её ход. Присутствующие, несомненно, прониклись. Затем он сообщил, что в крае произошла «разительная перемена», похвалил Наталью Николаевну за старания, порадовался тому, что процент выполнения программы вплотную подошёл к ста. Упомянул построенный для переселенцев дом с трещиной в 9-м микрорайоне, который всё никак, вот незадача, не могут принять, выразил надежду, что ситуация разрешится, и дом будет заселён. Вспомнил и о «хвостах» — домах, построенных по программе, жители которых жалуются на качество жилья. Таких домов в крае, по его сведениям, 45. Но, как сказал Степашин, он знает, что дома на контроле, работа ведётся, и вскоре все недостатки будут устранены. Жители этих домов, скорее всего, нашли бы, что возразить высокому чину, но их, разумеется, на совещание не позвали.

«Обратите внимание!»

После Сергея Вадимовича слово взял генеральный директор Фонда содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства Константин Цицин. Его речь тоже не обошлась без напоминаний о том, как тяжёл был первый этап реализации программы переселения, как отставало Забайкалье, и какая молодец Наталья Николаевна, что преодолела и справилась. И про «хвосты» он тоже не забыл, про 45 домов, требующих доработки, сказал. Упомянул, что много жалоб из Могзона и Карымской. Велел «обратить внимание, остался месяц, до октября дефекты надо устранить». Из этих слов стало очевидно, что Константин Георгиевич масштабов «дефектов» не представляет себе абсолютно, но возразить ему никто почему-то не пожелал.

«Волосяная трещина»

Высказался и ещё один московский гость — председатель комиссии по ЖКХ, строительству и дорогам Общественной палаты РФ Игорь Шпектор. Его ария оказалась в той же тональности, что и у его предшественников. Начал он по традиции с воспевания многочисленных заслуг и талантов нашего губернатора. Сообщил, что уровень и качество выполнения программы переселения оставил «приятное впечатление», разъяснил, что всё это благодаря тому, что Наталья Николаевна — трудоголик, и добавил, что «когда женщина во главе — это прекрасно». Не обошлось и без поминания пресловутой треснувшей многоэтажки (такое ощущение, что у нас в крае единственной недоработкой программы по переселению является только этот дом). В отличие от прежних выступающих, Шпектор в своих оценках был более категоричен.

— Я могу судить, я сам строитель. Дом нормальный! — заявил он. — Что там эта волосяная трещина, она не несёт никакой угрозы!

Комментарии, как говорится, излишни. Волосяная, так волосяная, всё понятно. Человек — настоящий эксперт, с одного беглого взгляда оценил, что угрозы нет, пакуем чемоданы, господа переселенцы. Очевидно, дом будет принят. Ведь Игорь Леонидович в своей заботе о гражданах призывал подключать дом к теплоснабжению как можно скорее, чтобы народ побыстрее смог заехать в это уютное и безопасное жильё и не срывать сроки реализации программы.

«Качество в приоритете»

После федеральных дали слово молвить и нашим чиновникам. Отчитался о переселении министр территориального развития края Виктор Паздников. Он поделился красивыми цифрами, сообщил, что всё «практически готово». Рассказал, что по уже упоминавшимся 45 домам «ведётся работа», недоделки будут устранены, недочёты исправлены. В общем, как говаривал известный персонаж, «усё будет в порядке, шеф!», беспокоиться не о чем. Ведь «плановый приоритет — это качество жилья для переселенцев».

Каюсь, на этих словах министра автор этих строк едва сдержал истерический смех сквозь слёзы. Если бы в зале находились те, кто проживает в одном из 45 «стоящих на контроле» домов, реакция, думаю, была бы схожей. О качестве переселенческого жилья «Экстра» рассказывала неоднократно и ещё вернётся к этому вопросу.

Многозначительное молчание

Краткую, но дающую пищу для размышлений речь произнесла начальник государственной инспекции Забайкальского края Татьяна Мартемьянова. В частности, сообщила она, что из-за сжатых сроков застройщики строили дома для переселенцев по проектам, даже не прошедшим экспертизу! Почему-то на это внимания никто из присутствующих не обратил, вероятно, это норма для реализации президентской программы. Спросили её лишь о том, реально ли устранить «накладки» в тех самых «контрольных» домах к октябрю. И наступила многозначительная пауза. Наконец, после говорящего громче иных слов молчания, с видимым усилием, инспектор созналась, что «не во всех домах» это возможно. Но общего бодрого настроя совещающихся чиновников это не поколебало.

Финал

На десерт собравшиеся ещё немного поговорили про единственную в крае преграду на пути к триумфальному завершению программы переселения — дом на КСК, ещё раз сошлись во мнениях, что проблема эта почти решена. Поинтересовались, наконец, как же так получилось, что дом за 140 с лишним миллионов бюджетных денег внезапно треснул. Вопрос, действительно, интересный, а главное — своевременный, когда его задавать, как не теперь? Строительный подрядчик сообщил, что дело в грунтовых водах, которые залили фундамент. Ответ этот присутствующих удовлетворил. Оно и понятно — вода есть вода, не разбираться же, как выбирали место для строительства и рассчитывали проект. Кстати пришлось и летнее наводнение — стихия виновата, дружно закивали московские гости. Поправлять их и напоминать, что дом треснул задолго до наводнения, никому почему-то и в голову не пришло. На том и порешили.

После местным чиновникам и главам районов предложили задавать вопросы и делиться проблемами по вопросу повестки дня. Разумеется, ни вопросов, ни проблем никто не озвучил. Да и откуда им взяться, если у нас всё в шоколаде, ведь так? Выводы из озвученных в статье фактов «Экстра» предлагает читателю сделать самостоятельно.

Алеся Малинина. «Экстра» №36 от 5 сентября

Могзонские душегубки

Переселенцы из ветхого жилья задыхаются от плесени и копоти

В посёлке городского типа Могзон, что в Хилокском районе, основной этап переселения граждан из ветхого и аварийного жилья практически завершён. Жители получили свои квартиры в конце 2017 года. Но, как и во многих других населённых пунктах края, полноценно радоваться новому жилью у них не выходит. Несмотря на солидный внешний вид, дома изнутри представляют собой весьма печальную картину. Обещание губернатора завершить программу в кратчайшие сроки вышло боком, ведь при строительстве и приёме домов, очевидно, гнались за этими самыми сроками в ущерб качеству. Недоделок и недочётов просто огромное количество, и в совокупности они превращают солидные с виду кирпичные дома в душегубки-ловушки. И это только начало, ведь с момента переезда ещё и года не прошло.

Удобства или излишества?

Начать можно с глобальных моментов: в домах не предусмотрен ни водопровод, ни канализация, ни центральное отопление. Заморачиваться с лишними коммуникациями просто не посчитали нужным, чай не баре. Пусть так, в отдалённых посёлках печное отопление и привозная вода не редкость. Но ближайший источник воды, но словам местных жителей, расположен почти в 2 километрах от домов. А ведь воды нужно много, особенно летом — есть ещё и огород, который в населённых пунктах вроде Могзона не хобби, а суровая необходимость.

Есть проблемы и с канализацией, точнее, с её отсутствием. Да, туалет на улице — дело для деревни привычное, но в данном случае строители явно схалтурили с техническим исполнением. Туалеты представляют собой небольшие ямы в земле с осыпающимися краями, кое-как прикрытые хлипкими конструкциями из досочек, шатающихся от любого толчка. Про санитарные нормы, разумеется, даже речи не идёт. Но эти, с позволения сказать, сооружения, которые уже покосились и на ладан дышат, просто опасны. Жители боятся в них заходить, ведь имеется весьма не иллюзорный риск того, что они рассыплются под человеком в самый, так сказать, ответственный момент. Добавляет оптимизма тот факт, что эти ямки выполняют функцию три в одном — это и туалет, и сливная яма, и помойка, больше девать бытовые отходы народу попросту некуда. Не предусмотрены такие излишества, как мусорные баки, например, или место под жидкие отходы. Забота о населении видна невооружённым глазом.

Каким-то образом облагородить придомовую территорию тоже в голову никому не пришло. На это особо никто и не рассчитывал. Но хотя бы разграничить прилагающиеся к каждой квартире небольшие участки изначально обещали. В дальнейшем, конечно, благополучно об этом забыли, просто обнесли общую на несколько домов территорию забором из профлиста. Но поскольку сроки поджимали, столбы для забора вкапывали уже по морозу. Так что сейчас этот забор покосился в разные стороны, а кое-где и вовсе рухнул. Исправлять ситуацию, разумеется, предлагается за свой счёт, а это немалые деньги для могзонских семей.

Сойдёт и так

Эти волшебные слова явно были девизом горе-строителей злосчастных могзонских домов. «На отвяжись» сделано буквально всё, в каждом доме, в каждой квартире. Например, окна. Пластиковые стеклопакеты неплохого качества вставлены с явным нарушением технологии, что сводит на нет все их преимущества. Кое-где они просто не утеплены, в иных квартирах вообще ходуном ходят в проёмах при попытке их открыть. Слова «герметичность» в словарь строителей тоже не завозили. Оконные проёмы буквально крошатся. Некоторые окна внезапно треснули, как только дома впервые хорошенько протопили. Всё это привело к закономерному итогу — окна обмерзают зимой и текут летом. А значит, здравствуй, ядовитая чёрная плесень, добро пожаловать, грибок. Для вас созданы все условия, ведь вентиляция не избежала общей участи. В нескольких домах положенные вентиляционные «продухи» просто отсутствуют, а вытяжные отверстия выглядят как просверленный с наружной стороны кирпич или просто криво пробитая дыра в кухонной стене, кокетливо заклеенная пластмассовой решёточкой. На сырость и плесень жалуются абсолютно все.

Отопление, как уже упоминалось, в домах печное. По задумке печь располагается на кухне, в неё встроен котел, обогревающий остальные комнаты. Там, где система работает нормально, претензий у жильцов по этому пункту нет. Но так повезло далеко не всем. Во многих квартирах котёл устанавливали явно не руками, а какими-то другими местами. В итоге при попытке протопить квартиру получаем адскую жару на кухне и лютый холод в остальной части дома. Жить в таких условиях нашей забайкальской зимой просто невозможно. В некоторых квартирах температура не поднималась выше 15 градусов. Кроме того, сами печи кое-где сложены вкривь-вкось и либо рассыпаются на глазах, либо дымят так, что стены покрыты ровным слоем копоти.

— Тут выбор просто, от чего задыхаться — от плесени или от дыма, — жалуется Полина Мартюшова. — Мы въехать сюда так и не смогли, топить невозможно — сразу дым стоит такой, что ни вздохнуть, ни глаза открыть. Вентиляции нет вообще никакой. Зато крыша течёт, по трубе вода заливает печку, стены вечно влажные. От той же трубы загоралась зимой стекловата, которой крышу утепляли. Как тут жить в таких условиях? Всё время жизнью рисковать?

Входные двери тоже попали под заклинание «и так сойдёт» — замки рассыпались в первые же пару месяцев после переезда. Но что замки, сами двери уже еле держатся в проёмах. Жильцы подпирают их кирпичами, выпавшими из стен. Зато зимой, бывает, двери примерзают к косякам так, что не открыть. Разумеется, плесень с грибком и тут как тут. Крыльцо и отмостки уже потрескались и заросли мхом. И этим домам, напомним, и года нет.

Внутренние межкомнатные двери просто не закрываются. То ли их установили так криво, то ли виной тому то, что стены домов «ведёт» так, что трескается и осыпается штукатурка. На общем фоне это кажется мелочью, но прекрасно дополняет картину райской жизни в новых неаварийных домах.

И это только массовые проблемы, в каждой квартире есть и индивидуальные. Текут трубы отопления, обнаруживаются прикрытые линолеумом дыры в полу, искрящая проводка, незакреплённые вывалившиеся розетки, одновременно звонящие во всех квартирах сразу дверные звонки, и многое, многое другое.

Глас вопиющего в пустыне

На все обращения в местную администрацию жители получают один ответ — нет средств, делайте за свой счёт. Застройщик заявляет, что недостатки — вина предыдущих строителей, и исправлять их он не намерен. Обращались жители и в районную прокуратуру, но им ответили, что, согласно имеющимся там данным, все недостатки уже устранены. Факты против «имеющихся данных», разумеется, веса не имеют, тут не поспоришь.

Стоит также отметить, что все эти недостатки были выявлены ещё прошлой зимой, комиссия приезжала аж из Москвы и вынесла грозное предписание устранить всё в две недели. Но воз, как мы видим, и ныне там. Недавно в этих домах побывали инспекторы Центра общественного контроля ЖКХ с проверкой исполнения предписания. Итоги инспекции они пообещали довести до сведения федерального ЦОК.

Когда побываешь в этих домах и своими глазами увидишь, как живут переселенцы из ветхого жилья в нашем крае, особенно умилительно слушать сладкие речи чиновников разных уровней о том, что программа переселения у нас победоносно завершается. Маленькие недочёты и дефекты уже, считай, устранены, работы ведутся, всё хорошо и жизнь прекрасна, и качество в приоритете. А ведь кроме Могзона есть ещё и, например, Карымская, по сравнению с которой всё вышеописанное просто рай земной — там ситуация в разы страшнее.

На последнем совещании по программе переселения в правительстве края было твёрдо заявлено, что уже в этом году все недоделки по программе будут обязательно исправлены, и в новый год край войдёт обновлённым. Свежо предание, да верится с трудом.

Алеся Малинина. «Экстра» №36 от 5 сентября

Есть повод задуматься

С 2012 года во всех регионах России был введён новый школьный предмет - «Основы религиозных культур и светской этики». «Основы православной культуры» (ОПК) являются одним из модулей этого предмета наряду с «Основами светской этики», «Основами мировых религий», «Основами иудаизма», «Основами ислама» или «Основами буддизма». Школьники и их родители имеют право выбора одного из шести перечисленных модулей. К сожалению, с необходимостью сделать выбор в пользу одного из них родители третьеклассников сталкиваются зачастую непосредственно на специальном школьном собрании, посвящённому этому вопросу. В итоге, будучи не подготовленными к этому, они делают свой выбор вслепую или под напором большинства. К чему это приводит, попытаемся разобраться.

Казалось бы, лояльное отношение к преподаванию ОПК в нашем регионе вполне логично, так как в России в целом и в Забайкалье в частности более всего распространена православная идентификация. Тем не менее люди различных вероисповеданий мирно уживаются на этой территории, и такое поведение в нашем крае считается нормой. Православие наряду с буддизмом и исламом считаются в крае традиционными религиями. Их представители дружелюбно и лояльно относятся друг к другу. На самом деле, в основе всех этих религиозных учений лежат принципы добра и гуманности. Однако интересен факт, что ярые противники преподавания ОПК в большинстве случаев представлены вовсе не буддистами и мусульманами, а людьми православными (они, во всяком случае, себя так называют).

Какими только доводами не оперируют противники введения ОПК в школе. Так, они утверждают, что введение ОПК станет «пропагандой православия» среди детей. Только вдумайтесь в эти слова! Школа должна бороться с пропагандой наркотиков, насилия и так далее, поэтому этот догмат воинствующих атеистов совсем не уместен. Нелепо усматривать что-то плохое в том, что наши дети познакомятся с заповедями, которые лежат в основе общепризнанных моральных принципов, научатся уважать и почитать родителей, проявлять взаимную любовь и заботу. Согласно учебной программе главной целью курса ОПК является формирование духовно-нравственной личности. Думается, что традиции православия как раз могут способствовать такому воспитанию. ОПК - это не навязывание религиозных воззрений, а формирование культуры православного мышления. Курс ОПК не берёт на себя функции по воцерковлению ребенка. Эти задачи должна решать его семья.

Дети, не воспитанные в рамках традиционной религиозной культуры, могут быть воспитаны в рамках различного рода деструктивных сект. Как может ребёнок защитить веру своих предков, если он даже не знает её основ? Уверена, что люди, состоящие в подобных сектах, часто более подготовлены в вопросах того, во что они верят. Они это исследуют, изучают, углубляют свои знания. Каждый ли из нас может похвастаться знанием основ православия - религии, которая является основополагающей для России? Именно православные принципы заложены в русской культуре и государственности, история нашей страны веками формировалась в контексте православия. Без знания основ православия невозможно понять русскую литературу. И это историческая реальность, от этого никуда не уйти. Это сквозит во всём, с чем нам приходится сталкиваться.

Наши дети рано начинают считать себя взрослыми. Но часто у них нет понимания того, как различить добро и зло, правду и ложь, размыто понятие греха и добродетели. Наша традиционная вера сегодня подменена на веру в своё Я, которая и составляет основу современной массовой культуры. Такого рода неосведомлённостью и пользуются люди, заманивая наших детей в различные секты – будь это в живом общении или на просторах Интернета. Слепое доверие к информации, находящейся в сетевом пространстве, позволяет манипулировать сознанием наших детей. Зелёный свет всему этому даёт и постоянная занятость родителей, и их нежелание уделять ребёнку время, и элементарная неосведомлённость самих в этих вопросах. Если родители и учителя не будут воспитывать ребёнка, эту функцию на себя возьмут улица и Интернет. Казалось бы, нам предложили один из вариантов решения этой проблемы – изучение ОПК в школе. Что же происходит в реальности?

Нередко можно услышать мнение родителей: «Не хочу навязывать вероисповедание своему ребёнку. Вырастет - сам выберет». Тем не менее подавляющее большинство из тех, кто так высказывается, считают себя православными. Уверена, дети многих из них принимали таинство Святого Крещения по воле своих родителей. Хочется попросить последних быть последовательными в своих мыслях и поступках и ответить себе на вопрос: что для вас значит таинство Святого Крещения собственного ребёнка - дань моде или великая ответственность? Ваше нежелание того, чтобы ваше чадо получило в рамках предмета ОПК знания основ православия, твёрдая позиция или следование мнениям людей в Интернете?

Уж очень активно развернули свою информационную деятельность на просторах Интернета люди, не желающие, чтобы «попы приходили в школы и учили наших детей плохому».

Несомненно, эта проблема повлечёт за собой немало дискуссий противников и сторонников преподавания ОПК в российских школах. Однако это серьёзный повод задуматься о том, кому выгодна пропаганда неприятия ОПК в стране, где более половины населения считают себя православными.

Екатерина Скороход. «Азия-Экспресс» №34-35 от 5 сентября

Сергей Савин: «Ни о чём не жалею, хотя было всякое»

Двадцать два года Улётовским районом руководил Сергей Павлович Савин. Срок приличный, должность ответственная и, наверняка, отняла немало сил и нервов. И не мудрено, что в эту избирательную кампанию Сергей Павлович не стал выдвигать свою кандидатуру на должность главы Улётовского района (хотя многие избиратели проголосовали бы за него).

Мы встретились с С.П. Савиным, чтобы подвести какой-то итог этого многолетнего срока его руководства районом, а заодно и ответить на вопросы наших читателей, поступившие в редакцию в последнее время.

— Сергей Павлович, что вам запомнилось, осталось в душе за вашу многолетнюю руководящую деятельность, что получилось, а что не удалось сделать?

— Да, я избирался пять сроков, в 1996 году пришёл работать в администрацию района и с тех пор здесь. В этом году не выдвигаю свою кандидатуру на должность главы Улётовского района (чуть позже поясню, почему), хотя вроде бы здоровье позволяет.

Естественно, не знал в 1996 году, что буду во главе района целых 22 года, ведь избираешься на определённый срок, и неизвестно, проголосуют люди за тебя в следующий раз или нет. Никогда не думал досрочно прекращать свои полномочия, уходить в отставку, как бы тяжело ни приходилось. У нас некоторые избранные главы поселений покидали должности через год работы.

Времена были разные. В 90-е годы прошлого века - одна ситуация: безденежье, взаимозачёты, забастовки, шахтёры касками стучали, распадались колхозы, разбирались здания предприятий и организаций. Многие законодательные акты, принимавшиеся в то время, были для нас непонятны. Например, местную власть обязали выплачивать компенсации пострадавшим в политических репрессиях 30-х годов XX века. Причём в этом вопросе районная власть? Где 1937 год, и где мы?

Меня просто брали за горло (по-другому не назовёшь) матери-одиночки за невыплату пособий на детей, хотя это тоже не должно быть в нашей компетенции. Позже в верхах разобрались во всех таких вопросах и признали, что эти полномочия не местного самоуправления, а государства. Сейчас ни одна мать ко мне не ходит по выплатам пособий, по другим вопросам мы стараемся помогать малоимущим семьям, одиноким матерям. В общем, первый срок моего руководства районом ушёл, так сказать, на разборки подобного рода.

Как уже сказал, в это же время распадались колхозы, леспромхозы, в общем, градообразующие предприятия. А все учреждения социального направления в любом населённом пункте (те же школы), инфраструктура - вплоть до отделений связи были тесно связаны с крупными предприятиями, колхозами, дающими тепло, воду, да много чего. Первое сентября на носу, а школы отапливать некому. Вот и приходилось решать такие вопросы, где-то срочно создавать маленькие котельные и так далее. О планах по развитию района некогда было думать, главное - как бы выжить.

Только, наверное, в середине 2000-х годов всё как-то более-менее упорядочилось, наладилось, какие-то программы заработали, новые законы появились. В какой-то степени нам помог и федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», разграничивший полномочия местных властей. Говорю «в какой-то степени», потому что и в нём не всё было учтено, до сих пор вносятся изменения и дополнения.

Людям ведь без особой разницы, кто должен решать их вопросы, они хотят, чтобы, например, нормально работали почтовые отделения, Сбербанк... Меня спрашивают, а почему в Сбербанке тесно, почему он открывается поздно? И таких «почему» накапливается каждый день много. Жителей не устраивают объяснения, что эти структуры нам не подчиняются, им надо, чтобы всё было как часы отлажено.

На сегодня нет руководителя Улётовского почтамта, а в коллективе 112 человек. И волей-неволей приходится вмешиваться в эту ситуацию, подыскивать нужного человека. И вот такие моменты, не прописанные в 131-м законе, всё равно заставляют ими заниматься. По сей день.

К примеру, буквально перед вами у меня был, говоря по-старому, чтобы всем было понятно, директор Ингодинского лесхоза Афраков. В этом году, слава Богу, у нас не было больших лесных пожаров, как раньше. А раз мы не горим, это оказалось поводом для краевого руководства наших лесников забрать у них отремонтированную технику - бульдозеры, трал... Их увезли, а если мы в будущем году загорим (да и в этом ещё неизвестна дальнейшая обстановка с лесными пожарами), что будем делать без этой техники? Вернут нам её? Значит, надо мне ехать к министру, отвечающему за лесное хозяйство, и объяснять ему нашу позицию, хотя «Забайкаллесхоз» напрямую району не подчиняется.

Я бы не назвал прошедшие годы моего руководства районом неплодотворными, распоряжался, как мог. Но в минус своей работы засчитываю период так называемого двоевластия, когда два человека стояли во главе районной власти (были внесены изменения в устав района). Один одно решает, что-то обещает людям, другой делает всё наоборот, а в итоге ничего не получается. В результате четырёхлетней нашей совместной работы район вылетел из всех программ, для его развития было упущено драгоценное время.

Во все времена спрос был с одного человека, с одного руководителя. Только он один, наделённый властью, должен отвечать и перед людьми, и перед начальством. А двоевластие нигде себя в крае не оправдало, во всех районах эту систему управления отменили.

Теперь о том, почему я в очередной раз не стал баллотироваться на должность главы муниципального района «Улётовский район». Во-первых, всё-таки 22 года у власти, надо своё кресло, как говорится, уступить другому, более молодому человеку. Во-вторых, я часто не понимаю, что делается в нашем государстве. Не в районе, а именно в стране. Понятно, что есть законодательная, представительная, исполнительная власти. Кто-то должен законы, решения принимать, а кто-то - их исполнять. С этим не поспоришь.

Но появилось много новых надзорных органов со своими штатами, правами и обязанностями, общественных организаций. Так лихо увеличилось их количество, что диву даёшься - зачем столько? Одних уполномоченных не перечесть: по правам человека, по правам ребёнка, по правам предпринимателя, по правам заключённого и так далее. А для чего тогда прокуратура? Ведь это её задача - следить за соблюдением всех наших прав. Не счесть проверяющих органов, начиная от Роспотребнадзора и заканчивая Россельхознадзором.

Сергей Павлович, когда мы разговаривали, согласился ответить на самые острые вопросы. Но вот сами подумайте, такой вопрос главе: «Почему не назовёте районный краеведческий музей имени Чаркина?» Что должен ответить Савин? Что Чаркин 12 лет был единоличным директором музея с соответствующим окладом? Или почему из администрации района уходят чиновники, не сработавшиеся с её руководителем? Савин - начальник, он команду подбирает, кого увольнять-принимать, ему решать. Или не так? Спрос-то в итоге с него.

Я не мог не поговорить с Савиным о его преемнике. Никто пока его не знает. Но интересно же знать мнение такого авторитетного человека.

Сергей Савин говорит: «Из шести кандидатов на должность главы района люди выберут одного. Все кандидаты ратуют за развитие района. Это хорошо. И я бы посоветовал победившему не отталкивать от себя бывших соперников, а взять их на работу в администрацию, на какие должности - определитесь. Люди умные, за район болеют. Жизнь тяжёлая, что говорить, но надо же её изменять».

Евгений Суходолин. «Улётовские вести» №63 от 28 августа.

Незабытая профессия – оленевод

Как сообщалось в «Северной правде», 9 августа, в Международный день коренных народов мира, в Доме культуры села Чары прошло торжественное собрание, где работники культуры и районной администрации поздравили с праздником представителей коренного населения северного Забайкалья - эвенков. На этом собрании заместитель руководителя администрации района С.Л. Рошкова вручила оленеводам кочевое жильё, приобретённое на средства, выделенные правительством края. Мы видим, что в последние годы в нашем районе стали больше внимания уделять развитию традиционной для забайкальского севера отрасли - оленеводству.

Редкая профессия

Редкая она не только потому, что в районе и вообще в Забайкалье дефицит оленей, а ещё и потому, что почти полвека отрасль неумышленно уничтожали. Когда-то профессия оленевод звучала гордо, также как охотник, геолог, каюр, врач, учитель. Самым прибыльным в колхозах района считался извоз - когда сдавали в аренду оленей для перевозки почты из Могочи или прииска имени 11 лет Октября; продуктов в сёла из Нелят, приплавленных барками по Витиму из Романовки; для обслуживания разных геологических экспедиций, которых, кроме Удоканской, в летний сезон насчитывалось до десятка. А для сопровождения оленей требовались каюры – опытные оленеводы.

А как исключить завоз охотников в тайгу?! Кроме своих охотников (эвенки охотились нагонным методом, то есть гнались по следам соболя или другого зверька верхом на олене, кочевали по тайге, жили в палатках), колхозы до двухсот голов сдавали в аренду для Нелятского производственного участка райпо также для оправки охотников. Там, как правило, охотились капканами и жили в избушках, а оленей потом не возвращали - сдавали в план мясозаготовок. Вот тогда-то оленеводство было мощной отраслью - оленей нужно было много и их было много. И оленину - диетическое мясо - можно было купить в магазинах и на складах колхозов по невысокой цене, поэтому могочинским зимником невыгодно было завозить говядину, свинину и баранину, завозили китайскую свиную тушёнку. «Великая стена» в килограммовых банках.

В начале строительства БАМа в районе решено было производить своё молоко и овощи. В совхозе «Чарский», в Кюсть-Кемде, огурцы стали стоить дороже сливочного масла и оленины. Оленину тушами вывозили из Чары самолётами в Читу и Москву, даже в необработанном виде. Здесь шкуры при забое в основном выбрасывали, а там они имели свою цену.

И ещё один пример: в конце шестидесятых на месячную зарплату учителя, медицинского работника или корреспондента можно было купить два оленя, а сегодняшней и на одного не хватит.

Всё, конечно, можно свалить на время - мы не единственные в стране, кто погубил сельское хозяйство, в том числе и оленеводство. Но в республиках Саха (Якутия), Бурятия, селе Усть-Нюкжа Амурской области, которое до 1937 года вместе с тремя северными районами сегодняшнего Забайкальского края входило в состав Витимо-Олёкминского (эвенкийского) национального округа, оно сохранилось.

Виновата индустриализация?

Может быть, отчасти и так. С переводом в 1977 году колхозов района в совхозы не только менялись названия преобразованных предприятий, но и вся система их работы. Мне пришлось быть представителем райкома партии вместе с председателем колхоза имени Кирова Леонидом Степановичем Ихеновым при переходе коллективного хозяйства в Среднем Каларе в государственное предприятие - совхоз «Канарский».

«В чём разница? - спросили колхозники. - В названиях что ли?» А тогда кроме партийной директивы «преобразовать» ничего у нас не было. Леонид Степанович окончил Иркутский сельхозинститут. Кроме выбранной специализации, хозяйственной работе тогда не учили. Мне же пригодились знания, полученные на отделении журналистики по предмету «Научно-технический прогресс в сельском хозяйстве». Я тогда рассказал, что совхоз - это государственное предприятие, и каждому работнику гарантирован восьмичасовой рабочий день при двух выходных в неделю, ежегодный отпуск, как предусмотрено для работающих в районах приравненных к районам Крайнего Севера, а не так, как в колхозе - две недели, государственные кредиты... Больше я сказать ничего не мог, потому что не знал. На этом собрание закончилось - все проголосовали «за».

А потом пошло продолжение. Началось с кадров.

Кадры решают всё!

В первую очередь изменилось штатное расписание. Раньше колхозом руководил председатель неважно с каким образованием - лишь бы хозяйственник был хороший. В штате: бухгалтер, на правах главного, счетовод-кассир, завхоз-кладовщик, ветеринарный работник, сторож и уборщица.

В совхозе же у всех специалистов образование должно быть высшее или, по крайней мере, среднее специальное, желательно сельскохозяйственное. Возьмём для примера совхоз «Чарский» в Кюсть-Кемде: директор и механик жили в Чаре, в восьми километрах от центральной усадьбы; главный инженер и главный агроном - в Новой Чаре, за 24 километра; главный механик - в селе Удокан, 29 километров. В штате были так же главный охотовед и главный зоотехник, главный экономист и главный бухгалтер, начальник строительного участка, зав. животноводческой фермой, заместитель по оленеводству, завхоз, завгар, кладовщик и другие специалисты - заместители главных - и всем нужна зарплата и не малая - специалисты ведь. Те, кто жил за пределами Кюсть-Кемды, ездили на работу и с работы на служебном транспорте или пользовались совхозным бензином.

Это было в первую очередь. А потом такую гвардию специалистов, приехавших из разных уголков Читинской области и России, надо было обеспечить работой. Всё внимание им, а им надо БАМ накормить. Да, было молоко, были овощи, создали такое стадо коров, на которых в качестве шефской помощи сено косили представители всех организаций и учреждений района: больницы, двух Удоканских экспедиций, милиции, киносети, дома культуры и редакции. У всех был план. Затем осушили болота и мочажины, распахали кустарники, которые потом снова заросли и заболотились. Потеснили своих доморощенных специалистов, знающих толк в оленеводстве, охотпромысле, звероводстве и крупном рогатом в условиях севера, среди которых был - я бы назвал его главным оленеводом района, - заместитель председателя райисполкома по сельскому хозяйству Геннадий Петрович Сухомесов. Тогда ещё были олени и планово-убыточное клеточное звероводство (государство компенсировало расходы - серебристо-чёрные лисицы котировались на мировом пушном рынке).

И ещё раз о кадрах. Начальником управления сельского хозяйства района стал инициативный приезжий агроном Алексей Распопов. Его главной целью и мечтой было распахать, осушить, засеять всё, что можно, многолетней травой - волоснецом: «И вот тогда мы, паря, разбогатем!»

Богатели до стыковки БАМа, а с приходом первых поездов богатеть стали коммерсанты. Молоко, мясо и овощи дешевле было завозить из Алтая, Новосибирска или Красноярска. А потом были другие начальники сельхозуправлений, директора совхозов, специалисты, которые в нашей памяти не оставили следа. Они только растаскивали то, что было нажито десятилетиями.

А что нажили?

Нажили. Государственные кредиты - льготные! Как же не воспользоваться? Понакупили техники, а ремонтной базы нет. Значит, вместо одного трактора или машины брали два или две. Спрашиваю у Виталия Скажутина, водителем в совхозе «Чарский» тогда работал: «Почему новый ЗИЛок стоит под забором гаража?» – «Это у нас донор, когда запчастей нет - его разбираем, не налетается же механик в Читу за каждой железякой!»

А самый прикольный случай был в Среднем Каларе, в совхозе «Каларский». Огород посередине села поменьше гектара - картошку и капусту сажали для интерната, да для оленеводов. Отпустили колхозных лошадей - зачем лишнее сено косить? Их потом охотники на мясо постреляли - бывшие колхозные стали ничейными. Купили трактор «Беларусь» в кредит, чтобы совхозный огород пахать, а о плуге забыли. Весна, как всегда, пришла нежданно - надо совхозный огород пахать. Трактор есть - плуга нет. Посудили-порядили, послали за дедом Дондоком - старик-бурят на ферме работал. Как он сюда попал, никто не помнит: скотный двор чистил, коровам сено давал, жил в маленькой избушке с железной печкой - молоканкой называлась, - сюда приносили удой, если доярка не в загуле, а если гуляла - в Среднем Каларе народ честный: кому нужно молоко - сам подоит, только в конторе надо сказать, сколько взял. Спал на старом топчане, покрытом оленьей шкурой, в углу один или два новорождённых телёнка, которых он принёс с фермы, чтобы не замёрзли или коровы не затоптали.

Дондок - старик умный, грамотный и начитанный, тибетскую грамоту знал. Часами просиживая в его избушке, когда бывал в командировках, я так ничего и не узнал о его жизни. Сквозь зажатую в зубах курительную трубку слышались обрывки фраз, примерно: «Да» или «Нет». По рассказам среднекаларцев можно было предположить, что когда-то его или его семью раскулачили, или он был служителем буддийского дацана, что не приветствовалось советской властью, был где-то в изгнании, а когда «исправился», пошёл по миру. Так и попал в Средний Калар, когда на самолёте АН-2 привезли каких-то породистых коров из Читы.

Так вот о Дондоке. Разыскали его, нашли старую соху и говорят деду: «Паши, ты один из нас умеешь!» Прицепили соху к трактору, взялся дед за чапиги, трактор дёрнул, и дед поволокся по полю вместе с плугом. Перекурили, решили самую малую скорость включить - их у трактора, говорят 15, и всё равно старый Дондок не успевал за сохой: она то зарывалась в пашню, то выскакивала из борозды. Советчиков собралось полдеревни: привязали оленью нарту к сохе, дед взгромоздился на неё, и дело пошло. Решили прибавить скорость, но нарта при этом перевернулась, подмяла под себя пахаря и волокла его по огороду, пока тракторист не оглянулся. В результате дед сломал ногу, а поле больше не пахали. Это называлось механизацией сельского хозяйства.

Потом много ещё чего было. Были в совхозах так называемые «вертолётные часы», чтобы завозить охотников, оленеводов. На стоянки, продукты, детей в интернат, ветеринаров и пересчётчиков в стада, членов райкома партии и депутатов районного совета из числа оленеводов на пленумы и сессии. Потом вдруг кто-то забывал или не успевал купить продукты или надо было привезти члена бригады, вернувшегося из отпуска, и снова заказывали вертолёт. Оленей на гонки в райцентр и обратно в стадо винтокрылой машиной возили. Даже на Дальний покос, в восьми километрах от райцентра, грести сено возили. Всё это ложилось на себестоимость всей сельскохозяйственной продукции, основу которой определяло оленеводство.

Внутренний антагонизм

В начале материала проскользнула фраза «неумышленно уничтожали». Я не нашёл другого выражения, когда вспомнил, как примерно лет сорок назад в совхозе «Каларский» в Среднем Каларе на партийном собрании оленеводы возмущались по поводу того, что в период охот-сезона на пушнину им не разрешали на закреплённых за ними оленьих пастбищах попутно добывать соболей - только белку. Русский охотовед не мог объяснить им, что лицензию на соболя давали штатным охотникам или охотникам-любителям - людям, порой, не коренной национальности. Речь не о национальности, а о том, что штатный охотник за сезон, который длится четыре с половиной месяца - с конца октября и до марта, - выполнял три-четыре годовых плана и оставшуюся часть года мог не работать, жить в селе, находиться с семьёй, ходить в кино, пользоваться электричеством. Оленеводы об этом говорили не только из зависти - охотники со своими собаками пугают и разгоняют оленей, для них это не пастбище, а охотничьи угодья. Потом, оленевод знает, сколько и какой живности обитает на его территории и сколько оставить, чтобы сохранить популяцию. Охотнику нужен план. При неурожае, так тоже говорят о пушнине, он может поменять участок или уйти в другое хозяйство. Оленевод же, вне зависимости от времён года, десятилетиями пасёт оленей на одной своей территории.

Так кем лучше быть: охотником или оленеводом?

БАМ ли виноват?

Некоторые, даже учёные с высокими степенями, включая иностранных, убеждены, что в развале оленеводства виноват БАМ - отторгли пастбища, распугали зверьё, развратили и переманили кадры. Да, отчасти с этим можно согласиться.

В советские времена, как и сегодня, в представительных органах власти должны быть люди из разных структур, работающих на территории района. Обязательно должен быть руководитель крупного предприятия, как у нас было: начальник геологической экспедиции или БАМовский начальник, представитель правоохранительных органов, рабочего класса и обязательно хотя бы одна женщина - это называлось демократической формой управления. Так вот, однажды на бюро райкома КПСС заслушивали доклад начальника управления строительства «Бамстройпуть» В.И. Дьяченко о ходе строительства БАМа на территории района. Когда его начали критиковать и советовать, Виктор Николаевич не вытерпел и сказал: «БАМ мы и без вас построим». И построили. Но Дьяченко после этого уже не был начальником стройки.

Речь не о Дьяченко, а о том, что районные и областные власти, увлечённые великой стройкой, забыли, что у них происходит в районе и области. Да, БАМ построили, а про сельское хозяйство забыли. Генеральный подрядчик на строительстве Читинского участка БАМ - управление строительства «Бамстройпуть» - в качестве шефской помощи построил отличную, лучшую в Читинской области, животноводческую ферму в Кюсть-Кемде с асфальтовой дорогой, несколько оленеводческих комплексов, организовал при совхозе «Чарский» свиноферму на Догопчане. От всего этого на сегодняшний день ничего не осталось. И в этом не вина строителей БАМа. И если говорить о том, что БАМ отторг оленьи пастбища, то не лучше ли посмотреть на Тунгокоченский и Тунгиро-Олёкминский районы, где не было БАМа - у них, так же, как и у нас, не осталось оленеводства. А вот в Республике Саха (Якутия) и Амурской области, где тоже прошёл БАМ, оленеводство сохранилось.

Помнится время, когда при деколлективизации на паи в совхозах, неизвестно по каким заслугам, стали раздавать оленей. Никто сейчас не может сказать, по какому принципу их делили. В ту пору у нас возродилась старая профессия: «тунгусятники», которые «помогали» продавать этих оленей оптом или в розницу. Когда корреспондент газеты обратился в администрацию района с сообщением о том, что оленеводство гибнет, что весной даже стельных маток режут, последовал ответ, что сельским хозяйством теперь занимается областной департамент сельского хозяйства, а как будет выживать коренное население - это его проблема, сейчас рыночная экономика.

Встреча у костра

Много, конечно, можно говорить об оленеводстве, как это было на берегу реки Апсат в день празднования Международного дня коренных народов мира, где встретились потомственные оленеводы Юрий Мальчакитов с семьёй из Кюсть-Кемды, Вячеслав Павлов и Евгений Трынкин из Чапо-Олого. У каждого своя судьба, а проблемы одни, хотя и не общие. Одни - это закрепление территорий традиционного природопользования, с оформлением кадастрового паспорта обещала помочь администрация края, но пока дело с места не сдвинулось; борьба с хищниками - одним оружием не справишься, да и оружия нет. Раньше оленеводам давали яд для борьбы с волками, теперь боятся, как бы эту отраву не использовали по другому назначению. Пусть бы тогда специалист выполнял эту услугу по заказу.

Евгений Трынкин рассказывает, что сохранность в его хозяйстве составляет чуть больше 40 процентов. В колхозах и совхозах она была в пределах 70 и даже больше.

«В одну ночь медведь задавил семерых телят, а потом волки - 12. Чтобы купить продукты и одежду, надо продать мясо. А чтобы продать, надо найти покупателя, а для того, чтобы найти, надо на несколько дней покинуть стадо. Потом, если нашёл, надо за десятки километров доставить это мясо. Привезти продукты. Как выжить?» И это проблема большинства хозяйств.

Не менее актуальна проблема с оформлением документов на приобретение охотничьего оружия и боеприпасов, продление разрешения на хранение. Если раньше в колхозах и совхозах оружие выдавалось, как необходимое для собственной безопасности и охраны стада, то сегодня - на общих основаниях.

И ещё, в качестве стимула для наращивания поголовья правительство выделяет ежегодно по одной тысяче рублей на одного оленя, так же, как и при тундровом оленеводстве, хотя условия содержания в таёжной и горнотаёжной зоне намного сложнее.

С одобрением оленеводы отнеслись к тому, что в нашем районе стали больше внимания уделять развитию отрасли, возродили праздник - День оленеводов, в нынешнем году приобрели кочевое жильё.

Проблемы не общие - каждое хозяйство выживает в одиночку, кто как может. До какого-то объединения, союза или координационного совета на практике ещё не доросли. Время пока не пришло. Но то, что вместе собираться стали, уже хорошо.

Павел Ферко. «Северная правда» №35 от 29 августа