Александр Баринов: Никогда не полюблю Сталина

Как преподавать историю КПСС в перестройку, почему Ленин был божеством, как в Чите распродать тираж исторической книги через Facebook (запрещённая в России экстремистская организация) и Traveler`s, перед самым 60-летним юбилеем «Чита.Ру» рассказал историк Александр Баринов.

- Как оказалось, что вы преподаёте историю КПСС в мединституте?

- Им был нужен преподаватель, запрос был на члена партии из числа выпускников истфака, плюс они сразу обеспечивали аспирантуру. А я хотел преподавать. В нашем отечестве нет такой должности - историк, историей занимаются преподаватели вузов. Это только до революции непродолжительное время были историографы.

Сначала я думал об археологии. Когда съездил в первую экспедицию, это было вообще супер, но потом начался камеральной период, и сидеть клеить из осколков горшки 5 лет мне уже было не интересно. С другой стороны, мне всегда была интересна международная политика, международная история. Мне нравился научный коммунизм - это же светлое будущее, тогда уже в нём были элементы социологии, политологии.

Но историей КПСС я отчасти занимаюсь по сей день, потому что это история борьбы за власть: как захватить власть, потом как удержать эту власть, и борьба между теми, кто у власти, за то, чтобы быть во главе. А это интересно - это страсти, это интриги. Когда исчезает открытая политическая борьба, она переходит под ковёр.

- Я сразу хотел быть историком. Когда был в 5-м классе, переехали в столицу Группы советских войск в Германии — город Вьюнсдорф (я с 1-го по 7-й класс учился в ГДР. Отец тогда был авиационным инженером, и мы переезжали из гарнизона в гарнизон). У нас школа была имени дважды Героя Советского Союза Голубева. Я начал всем задавать вопросы, кто такой Голубев. И выяснилось, что в школе никто, включая учителей истории, не знает, кто такой Голубев. Да, дважды Герой Советского Союза, лётчик, а кто он такой, и что с ним произошло, никто не знал. Мы создали отряд юных следопытов, и когда я уезжал из Германии, в школе был музей, посвящённый дважды Герою Советского Союза. Голубев был на самом деле выдающийся лётчик, он первым из лётчиков стал дважды Героем. Он трагически погиб во время Берлинской операции. У него был аппендицит, его вывозили, и он умер от аппендицита в самолёте.

Но в 10-м классе всё же у меня была маленькая история: я был секретарём комсомольской организации 4-й школы и в тот момент решил стать партийным работником. Рядом обком партии. Партия всем рулит! Папа у меня политработник — партийный работник в армии. Я был максимально идеологизированным мальчиком и думал, что партийный работник должен иметь практическую специальность. А какая лучшая специальность для строительства коммунизма? Строитель.

И я пошёл на курсы в политехнический институт на строительный факультет. А в это время шла война в Анголе. И мы сидели на одной из консультаций, и я увлечённо со своим соседом стал обсуждать войну в Анголе, нарисовал линии фронтов - где юаровцы, где наши с кубинцами. Преподавательница прервалась и говорит: чем вы тут занимаетесь? Обсуждаем войну в Анголе. Она говорит: а вы думаете, мне не интересно поговорить о войне в Анголе, а я тут вам математику впариваю? И я понял, что если даже ей не интересно, что я тут делаю? И в этот же момент понял, что пойду только на исторический факультет.

- Как менялись ваши взгляды - от убеждённого коммуниста, члена партии и историка КПСС до человека, добившегося установки в Чите памятника Николаю Романову?

- Первые вопросы стали появляться ещё в аспирантуре. Да, я ребёнок, воспитанный в семье политработника. Для меня Ленин был божеством. Но в аспирантуре я прочитал работы Троцкого, Бухарина. И я стал противником Сталина в тот период, потому что были соратники, они сделали революцию, и вдруг потом их всех Сталин уничтожил. И ты изучаешь историю репрессий и вдруг начинаешь понимать, что сначала всех огульно сделали жертвами репрессий - и тех, кто был реально виноват, и тех, кто был оговорен. А потом их также огульно реабилитировали. И мы до конца не понимаем, что происходило тогда - кто реально виноват, кто не виноват.

- Как вы относитесь к либерализации оценок истории СССР, фактическому запрету на признание заслуг Сталина? Видите ли какие-то плюсы сталинского периода?

- Конечно. Посмотрите вещи, которые определяют развитие страны. Сталин пришёл к руководству страной, когда она вышла из состояния гражданской войны, только-только восстанавливалась, ещё не была проведена индустриализация, слабая армия, крестьянская страна. Это исходные позиции. Берём финал: огромное количество созданных вузов, театров, школ, более 1000 построенных крупнейших предприятий, страна становится второй державой мира, отправляет человека в космос, становится обладателем ядерного оружия, выигрывает войну, границы расширяет больше, чем у Российской империи, влияет от Китая до Польши, имеет передовую науку, имеет достаточно развитое здравоохранение, мощную систему образования. И это всё за 30 лет. После развала Советского Союза прошло уже 25 лет.

- Как это соотносится с вашим отношением к Сталину?

- Я на самом деле его не люблю, потому что всего этого можно было добиться немного другими методами. Я иногда задумывался, почему у нас в народе больше всего любят три исторические фигуры - Иван Грозный, Пётр 1 и Сталин? Потому что только эти три человека вносили в нашу жизнь равенство хотя бы в одном - страхе. При них не было неприкасаемых ни на каком уровне. Головы могли полететь у маршалов, у бояр, у князей - не только у холопов, как при других правителях, которые всегда опасаются окружения.

Я не мог полюбить Сталина и не полюблю никогда, потому что у меня базовый научный коммунизм - я верю в светлое будущее человечества.

Ошибка большевиков состояла в том, что они нашу неподготовленную страну слишком рано попытались загнать кнутом в светлое будущее, не считаясь ни с какими жертвами. Для них люди были ничто – так, материал. Сталин вернул к исходным позициям. Не случайно его на западе называли Красным царём. Он поставил крест на развитии идей социализма, в итоге мы зашли в тупик. Социалистические идеи в мире продолжают жить, я не говорю про Китай, Кубу, Северную Корею - это наш вариант, я беру элементы социализма в той же западной Европе, прежде всего: Скандинавия, Австрия, Швейцария.

- Вы когда перестали быть коммунистом?

- В 1991 году, после путча. Я сдал партбилет Равилю Фаритовичу Гениатулину - он был тогда первым секретарём горкома партии. Он сказал: «Может, ты подумаешь, может, ты торопишься». Но я не мог, слишком много стало известно о деятельности этой партии.

- Это фактически. А внутри себя?- А внутри себя – в 80-е годы. На меня произвела огромное впечатление публикация на исторические темы в «Московских новостях». Тогда «Московские новости» стали супергазетой. В киосках стояли очереди за каждым еженедельником. И там обязательно была тема, какой-то очерк об исторических персонах. Тогда впервые стали рассказывать о жертвах сталинских репрессий. Правда, как теперь я понимаю, тоже достаточно однобоко: из них делали новых святых.

- Как вы преподавали историю КПСС во время перестройки?

- Во время перестройки истории КПСС не стало. Был введён предмет «Политическая история XX века». Мы получили возможность рассказывать не только об истории КПСС, но и об истории других политических партий в борьбе за власть. XX век, борьба за власть и как появилась определённая вольность. И всё новое, что я узнавал, я обязательно рассказывал студентам. Но потом наступил момент, когда просто всё взорвалось, и я понял, что я не знаю, что преподавать.

Слишком много становилось известно об этой партии: в 1985 году был юбилей Великой Отечественной войны, мы проводили встречи с ветеранами, и одна девочка - студентка мединститута - привела на встречу своего дедушку, который участвовал в партизанском движении. Потом он прятался в Забайкалье, потому что он занимался борьбой с бандеровцами. Мы разговариваем, он говорит: «Я как представитель штаба партизанского движения занимался укреплением партизанских рядов». Я спрашиваю, что это значило на практике. А это географический стык Украины, Белоруссии и Польши, и партизанские отряды тоже были разные. Он говорит: «Начинаем мы операцию против немецкого гарнизона. Моя деятельность была в координации. Я собираю партийное собрание и говорю: товарищи коммунисты польского отряда, во время боя вы должны застрелить своего командира. Потому что у поляков до капитана они были за сотрудничество с Советами, а от майора и старше – против, они ориентировались на лондонское правительство.

Позже, когда я стал читать про другое, я понял, что это была многолетняя практика этой партии. Она этим же занималась в годы Гражданской войны. Когда сначала брали в свои ряды батьку Махно, у которого орден Красного Знамени, а потом, когда с ним пути расходились, его уничтожали. То есть, в отличие от белых, которые, только победив, начинали грызться между собой, большевики шли на союз со всеми - они их уничтожали после. И выясняется, что и Котовский был застрелен своими, потому что он стал наркобароном. И Щорса застрелили в спину свои бойцы. И с Чапаевым мутная история. Я хочу когда-нибудь написать историю революции и Гражданской войны в Забайкалье. У нас же то же самое. Скажем, боролись с Семёновым, но одновременно те, кто боролись с Семёновым, иногда друг друга сдавали семёновцам.

Когда я оказался в ситуации, когда не понимал, что преподавать - я ушёл из вуза. Но я не переставал заниматься историей.

- Как вы относитесь к историям про ветеранов, в которых тоже становится известно слишком многое?

- Ты знаешь, мне не понравилось, что вы не дали ему возможности ответить. Хотя я понимаю аргумент про опасность для жизни и здоровья, и то, что человек мог умереть, меня тоже в некоторых ситуациях сдерживало.

Я спрашиваю именно как экс-главного редактора «Забайкальского рабочего» - вы считаете, что вообще не надо писать про Мамедова?

- Я бы не стал. По одной простой причине: если писать о живых, то потому, что кто-то может умереть. И война полна случайностей.

Хотя были и другие истории: где-то в одной из дальневосточных областей некто выдававший себя за ветерана до того обнаглел, что стал требовать всяких наград, и тогда въедливый военком решил выяснить, кем он был, начал делать запросы и обнаружил - что полицаем. Бежал, отсидел и так далее.

Кроме того, у вас слишком много предположений. А такая тема должна быть подтверждена документально - железобетонно. Если железобетонно, то даже неважно, до или после смерти.

- Я всю жизнь был прежде всего историком. Где бы я ни работал, я обязательно занимался историей. В «Забайкальском рабочем» я работал журналистом, главным редактором. Результатом стала хрестоматийная книга «100 лет Забайкальскому рабочему», в которой были собраны все публикации, напечатанные в газетах в разное время об истории газеты. Когда я пришёл работать на железную дорогу, начальник дороги поручил мне возглавить редакционный коллектив и создать книгу к 110-летию Забайкальской железной дороги. Работая в строительной компании, я участвовал в написании и создании тома «Энциклопедии Забайкалья» «Архитектура и строительство в Забайкальском крае». И в 2017 году издал книгу по истории РУСа, к 50-летию компании.

И ещё я понял, что исторические работы всегда будут субъективными, потому что пишут люди со своей идейной, мировоззренческой позицией, но максимальное приближение к объективности составляют те работы, где приведено наибольшее количество фактов. В советский период главным методом фальсификации истории было умолчание. У меня был учебник истории КПСС, в котором в главах, рассказывающих об истории Великой Отечественной войны, не было фамилии Жуков. Тогда Жукова сняли со всех постов, обвинили в подготовке государственного переворота. Хрущёв отправил его в отставку, и его вычеркнули из истории Великой Отечественной войны на короткий период, потом при Брежневе его реабилитировали. Как бы ты к Жукову не относился, он же был, и сыграл выдающуюся роль.

Я уже после окончания аспирантуры, работая преподавателем, узнал, что Николай II, оказывается, бывал в Забайкалье. Сегодня это ни для кого не секрет. А раньше этой информации не было. Есть пятитомная история Сибири, изданная в советский период, там ни слова об этом не было сказано. Даже в главах про строительство Транссибирской магистрали о том, что в такой-то день было объявлено начало строительства, а то, что это объявил цесаревич, просто не написано - его вычеркнули из истории.

Будучи аспирантом, я начал с того, что опубликовал статьи о Николае Кубяке. Это секретарь Дальбюро ЦК РКП(б), оно находилось в Чите и руководило всей партийной деятельностью. Улица Ленина в 20-е годы была Кубяковской по фамилии Кубяка, потому что на Дальнем Востоке был создан культ его личности. Считалось, что это самый выдающийся партийный деятель. Появлению культа личности Сталина предшествовало появление культов маленьких региональных лидеров, потом их всех уничтожили. А сначала их именами называли корабли, школы, предприятия, улицы, площади. А потом долгое время, я даже отчества Кубяка не мог нигде найти, потому что он тоже был из числа репрессированных. Я о нём писал с восторгом, а позже выяснилось, что он тоже редкостная сволочь. Что он прибыл в Читу, чтобы уничтожить в момент ликвидации ДВР меньшевиков и эсеров.

- Какое чувство вы испытываете, когда находите такую информацию?

- Я, с одной стороны, испытываю определённую гордость, поскольку удаётся это восстановить. С другой - обиду, я чувствую себя обокраденным в юности.

Я всегда писал и пишу для думающих учителей истории. Это мои читатели. Я считаю, что я просто обязан, узнавая новое, передать другим. И это не только работа в архивах, у нас море информации в старых газетах. Кроме того, это мы помним, что у нас была Комиссаржевская, Собинов. А ведь теперь целое поколение не знает, кто они такие. И надо молодежи рассказывать об этом заново и, может быть, расставлять акценты по-другому, потому что ты что-то узнаёшь новое.

Есть у меня «доброжелатели», особенно после того, как выйдет какая-нибудь публикация - обязательно напишут: он бывший преподаватель КПСС, как он мог, он перевёртыш, сторонник Семёнова. Я не сторонник. Я человек, который пытается разобраться и понять.

- Что будет с «Энциклопедией Забайкалья»?

- Этот проект, на самом деле, совершил краеведческую интеллектуальную революцию. Никогда у нас не было такого информационного объёма, собранного под одной обложкой. Сегодня любой учёный, который занимается историей Забайкалья, природой, массой других вещей, находя что-то новое, может посмотреть, найдено ли это уже ранее.

Но в какой-то момент она зашла в тупик, мы об этом на совещаниях Ильковскому, Ждановой говорили не раз. Плюс «Энциклопедии» - что она есть. Минус — что с ней до сих пор не научили работать учителей истории, она есть не во всех школах, она не стала рабочим инструментом в подготовке школьников и студентов.

Ужасно то, что проект закончился. Отчасти он кончился, потому что где-то элемент тупика был. Они стали делать книги по истории районов. И, в общем-то, они с Ильковским договорились. Сделали электронный вариант. Жданова обещала, как и многое, и не сделала. А в итоге Иванов закрыл финансирование, потому что университет один не мог тянуть этот проект. А найти спонсоров… Даже взять том «Архитектура и строительство». Казалось бы, этот том все строительные организации должны просто раскупить, награждать своих сотрудников, но этого не произошло.

- Чья ответственность?

- Ждановой.

- Не хотите вы, уйдя на пенсию, заняться проектом?

- Нет. Потому что моя мечта — написать энное количество красивых популярных книг по истории Забайкалья. Потому что у нас людей, которые умеют работать как историки, а писать как журналисты, в крае можно пересчитать по пальцам одной руки. А раз так, дальше растрачивать свои способности, профессионализм и навыки, наверное, не стоит. Тем более, есть люди, которые обожают власть хотя бы над двумя людьми. Я к ним не отношусь.

- Как вы думаете, запрос общества на исторические книги стал меньше, больше?

- Интерес к истории был всегда. Это во-первых. Во-вторых, сейчас появился элемент ностальгии. Много интеллигенции уехало из Читы. Ирина книга (речь идёт о книге жены Александра Баринова Ирины Бариновой «Когда Чита была Москвой сибирской», вышедшей в 2018 году - авт.) ушла в десятки городов России и семь стран. А ведь она только о Чите, а не о Забайкалье, и только об определённом периоде времени. Книга, над которой я работаю, называется «Золотые тайны Забайкалья: клады, драмы, преступления». Это история Забайкалья сквозь призму золота и кладов, начиная от тайн могилы Чингисхана и заканчивая бриллиантовым чемоданом императора Пу И в Молоковке. Там даже будет несколько карт с местами потенциальных кладов вокруг Читы, в Улётовском районе.

А книга, которую издала Ирина, стала читинским бестселлером. За год по читателям благодаря соцсетям, без книжных магазинов, разошёлся тысячный тираж. И было ещё ноу хау: все желающие могли купить книгу с автографом в кафе Traveler`s.

Я надеюсь, что и у меня получится с моим проектом «Золотые тайны Забайкалья».

Скажите мне как историк и как заместитель директора строительной компании - на территории машзавода, на ваш взгляд, были другие варианты? Не жалко вам этого прошлого?

- С одной стороны, жалко, потому что машзавод — это часть нашей истории, наряду с железнодорожными мастерскими показатель того, что у нас тоже есть какой-то серьёзный промышленный узел, тем более в советские времена холодильные установки машзавода были предметом нашей гордости, компрессорные установки уходили в кучу стран мира. С другой стороны, завод вовремя не смог перестроиться, найти новые формы.

Можно было сделать музей машзавода, сделать цех. Селезнёв перевёл его на КСК или ГРЭС. Хотя бы один цех с модернизированным производством можно было оставить. У нас беда в чём: его Ильковский сбулькнул своему советнику, своему помощнику Селезнёву, который теперь кусками всё это распродаёт. Селезнёв приходил к нам в РУС: давайте построим тут новый микрорайон? Цена становилась золотой.

Если бы власти поступали по-другому, не отдали это в частную собственность, что, по сути дела, угробило это предприятие, это было частью нашей истории. Можно было сохранить и кусочек истории, и производство. И тот же «Абсолют» там мог вполне быть. Почему уничтожили столовую «Ласточка»? Почему её не отдали кому-нибудь? Там можно было корпус завода отдать какому-нибудь учебному заведению. В городе не нашлось хозяина, который бы дифференцированно подошёл к использованию этой территории и договаривался бы с владельцами.

Многие проблемы Читы в том, что часть наших чиновников всегда живут на чемоданах, а часть наших владельцев бизнеса уже с ними уехали, и бизнес остался тут. И им, и первым, и вторым, на город глубоко наплевать.

А «Энциклопедия Забайкалья» для них — немой укор, потому что им такие книжки, где про них напишут плохо, не нужны.