«Мы против расстрела Балагурова Гены!» — под этим обращением 150 подписей работников Читинского машиностроительного завода. И дальше приписка: «Город Чита стонет от слёз. Просим Верховный Суд рассмотреть наше заявление и отменить суровый приговор». Сохранить жизнь Геннадию просят также его мать, соседи, знакомые. Какое же преступление в 1961 году совершил 21-летний юноша? Об этом, а ещё о своей жизни, он написал в последнем письме перед расстрелом, потому что суд не стал заменять ему смертную казнь на лишение свободы.
Это блог о громких преступлениях и занимательных событиях прошлого, которые происходили в разные годы в Забайкальском крае и не только. Автор — пресс-секретарь Забайкальского краевого суда Виктория Михайлюк — будет теперь рассказывать о них не только на страничке в Instagram (запрещённая в России экстремистская организация), но и на «Чита.Ру».
«Я родился в 1940 году, а через два года в боях с немецко-фашистскими захватчиками погиб мой отец. Мы с матерью остались одни. В 1948 году моя мать вновь вышла замуж. С раннего детства я не чурался никакой работы и всячески помогал матери. Умел всё: рубить дрова, мыть пол и даже варить обед. Мать и соседи шутили, что нужно было мне родиться девочкой.
Я очень любил возиться с растениями, которым отдавал почти всё свободное время. У себя во дворе каких только плодово-ягодных деревьев и кустарников я не посадил — целый ботанический сад! Жившие там люди будут, наверное, с благодарностью отзываться обо мне. Ещё я любил литературу. Случалось так, что за книгой я забывал всё и даже читал по ночам и на уроках.
Отчим нередко выпивал и стал периодически бить мать. Я, глотая слёзы, кусал губы и думал, что, когда я вырасту, я смогу её защитить. Однажды я не вытерпел и, когда отец набросился на мать с кулаками, я схватил подвернувшийся утюг и замахнулся на него. С тех пор он её не трогал. Только попрекал меня, что я ничего не делаю, только жру даром кусок хлеба. Тогда я, вместо пионерского лагеря, пошёл летом на работу и, хотя было очень трудно, я гордился этим и на первые заработанные деньги купил матери шерстяную кофту.
Окончив школу, я устроился на машиностроительный завод — в авиационное училище, куда хотел поступать, не прошёл по зрению. Пока не получу какую-то специальность, я стал работать грузчиком. Много раз мне обещали, что я смогу выучиться дальше, но ничего не менялось. Работая на заводе, я участвовал в спортивной жизни, играя в волейбол за заводскую команду.
Здесь на работе я познакомился с Григорием Кравцом и Константином Саранцевым. Я знал, что Кравец был судим, но сейчас честно работает, а про Саранцева слышал массу всевозможных негативных историй: то он отбирал стипендию у студентов училища, то собирался обокрасть магазин.
8 мая мы с Саранцевым решили пойти на танцы в клуб Управления железной дороги. По дороге он мне сказал, что сегодня на заводе вторая смена получает деньги и поздно вечером будет возвращаться домой. Он ещё добавил, что к нам примкнёт Кравец, который сидел в тюрьме и знает толк в таких делах.
Я даже не задумывался, что буду участником разбойных нападений. Мне казалось это пустой болтовнёй. Я не брал с собой ножа, а у Саранцева и Кравца ножи были. Они мне сказали, что без оружия нельзя, и мы пришли к их знакомому Мальцеву, который нашёл в каком-то деревянном ящике небольшой нож с деревянной ручкой и дал его мне.
Перед танцами мы решили выпить, что и сделали в сквере на вокзале. В клубе мы были до 11 вечера, а потом пошли домой, я был сильно пьян. Дошли до улицы Новобульварная, и Саранцев стал подбивать нас к тому, что пора идти к проходной Машзавода, а то все разойдутся. И мы пошли. У нас были три неудачные попытки наметить жертву, потому что люди узнавали Саранцева. Он стал злобно ругаться и обвинять меня, что я всё время стою в стороне и не участвую, а награбленные деньги придётся делить на всех. И тут Саранцев увидел тёмный силуэт, идущий нам навстречу по улице Журавлёва и, толкнув меня, сказал: «Вон!»
Это была женщина. Я к ней подошёл и сказал: «Стой! Сумочку и часы!» Как позже оказалось, это была учительница вечерней школы, возвращающаяся с работы. Она сказала мне, что в сумочке лишь тетради и учебники. Я взял её за руку, но часов не нашёл, а она стала дико кричать: «Помогите!»
Не отдавая отчёта своим действиям, я ударил её два раза ножом. Я искренне рад, что она выжила, что я не убил её. Растерявшись сначала, я бросился прочь. Но потом одумался и побежал к проходной Машзавода, откуда позвонил в скорую помощь.
Я не понимаю, как так произошло. До этого случая я никогда физически не обидел человека. Я был очень испуган и, конечно, надо было мне пойти и рассказать обо всём в милицию, но подленькая душонка не осмеливалась сделать решительный шаг.
Сегодня меня мучают угрызения совести, и я не могу смотреть честным людям в глаза. Хотя с момента совершения преступления прошло 8 месяцев, я не забыл и никогда не забуду то, что совершил. Нисколько не жалею себя, но мне очень жалко свою мать. На кого, как не на меня, она возлагала надежды? Ведь я её единственный защитник и кормилец. Если меня расстреляют, она не выдержит. Она и сейчас вся седая, и всё это из-за меня.
Я прошу сохранить мне жизнь...»
Геннадий Балагуров был расстрелян 31 июля 1962 года.