Четвёртая попытка на надежду

Президент России Владимир Путин после двух недель поисков нового временно исполняющего обязанности губернатора Забайкальского края назначил на эту должность никому не известного в регионе бывшего первого заместителя министра по развитию Дальнего Востока Александра Осипова. И очередная преждевременная отставка губернатора, и две недели молчания, и ожидаемо непонятное назначение на эту должность не имеющего к региону никакого отношения человека демонстрирует отсутствие у федерального центра какой-либо стратегии по поводу управления одним из самых неблагополучных российских регионов.

На третьей итерации эта пустота кажется преступной — у региона уже много лет не прослеживается никаких внятных перспектив, сменяющие друг друга губернаторы с колёс седлают единственную доступную и понятную им тактику — выпрашивание денег у федерального центра, а из края вместе с уставшими от ожиданий жителями утекает последняя надежда на то, что ситуация здесь может если не кардинально, то хоть как-то осязаемо измениться.

В 2008 году после спорного для многих жителей региона референдума перед выполнившими свой гражданский и рабочий долг избирателями раскладывали красивые карты светлого будущего. Было не очень понятно, что имеется в виду — вроде бы давались какие-то миллиарды, обещали что-то построить, запроектировать, сдвинуть, маячили на горизонте ГОКи, уложенные в программы преимущества приграничного положения региона, звучали словосочетания «восточный форпост», «объединённый регион», «70 тысяч рабочих мест».

Через 10 лет мне этот период существования региона с точки зрения восприятия власти населением кажется переломным. Допустим, в объединении географически вложенного в Читинскую область Агинского округа (АБАО) был глубинный смысл. Его можно прочувствовать в интервью, которые периодически даёт один из самых опытных забайкальских политиков — последний в истории агинской автономии глава округа Баир Жамсуев, который работает сенатором от уже двух губернаторов. Он говорит о том, что, оставшись без офшора (в АБАО действовали льготы по налогу на прибыль, которые привлекали крупные федеральные компании, фактически финансировавшие окружной бюджет) округ потерялся бы, а в объединённом регионе шансов было вроде как больше.

Пусть так, и объединение преследовало какие-то благие экономические и социальные цели, а не желание политиков в Новосибирске и Москве облегчить управление регионами простым сокращением их количества. Проблема была в том, что людям в объединённом регионе сначала пообещали непонятно что, а потом ничего толком не сделали. Жизнь в бывшей Читинской области не стала лучше, а агинчане очевидно стали жить хуже. Да, были объективные обстоятельства — год объединения пришёлся на мировой финансовый кризис, который отшвырнул российскую экономику назад, завершил условный период жирных нулевых годов и сократил финансовые возможности федерального центра. Но гораздо больше было субъективных факторов — обещания явно верстали на коленке, толком не продумали и фактически обманули людей.

Первого губернатора объединённого региона Равиля Гениатулина заставили поменять команду, но фактически последний срок он работал на аппаратном и структурном багаже ещё Читинской области — молодые замы встраивались в старую систему, которая отдавала пылью, но работала. Сложно назвать последнее гениатулинское правительство сильным, но оно было интересным, и у системы была седая, но голова.

Конечно, к концу последнего срока Гениатулина в регионе назревали перемены. Кажется, что потеря власти командой первого забайкальского губернатора была предопределена тем, что Гениатулин так и не смог расстаться с надеждой на ещё одну пятилетку. Константин Ильковский был символом этих перемен, но у него не было никаких шансов стать своим. Как и Осипов, Ильковский не имел к региону никакого отношения, был вынужден несколько лет погружаться в проблематику региона, но — самое главное — людям не соизволили объяснить, откуда он вообще взялся. Вероятно, считается, что это не важно, но результаты выборов и, честно говоря, результаты работы самого Ильковского говорят о том, что не надо держать избирателей за идиотов. Отвечая на вопросы о своём назначении, Ильковский говорил откровенную ерунду — что-то вроде того, что составлялся список людей, которые могли бы претендовать на должность врио губернатора, и оценивалось личное желание, и вот в списке был Ильковский, который не скрывал своего желания заменить Гениатулина, и поэтому-то он и был назначен. Мне всегда казалось, что Ильковский даже не пытался серьёзно продумать эту часть своей истории, которую втюхивали обескураженному населению, и на втором забайкальском губернаторе так и остался штамп странного варяга, который то ли купил должность, то ли был делегирован в регион какими-то внешними силами для решения бизнес-задач.

Ильковский был интересным и смелым губернатором. Действовал решительно, работал непривычно много, ходил пешком по городу, целовал женщинам тыльную сторону ладоней — короче, был чужим. Ильковский продолжил обещать и множить аппаратные и управленческие ошибки. Его заслуга была в том, что он умел эти ошибки изредка признавать — так, например, через забайкальское правительство протекали странные министры сельского хозяйства и экономики, которых меняли на менее странных. Но гораздо чаще Ильковский действовал так, как будто был уверен в собственной непогрешимости и безнаказанности, и тогда смелость превращалась в наглость и бюрократическое чванство. Так при Ильковском предупреждением чрезвычайных ситуаций руководил главный — по должности - аппаратчик, а аппаратные вопросы решал почему-то руководитель представительства региона в Москве, взаимодействие со СМИ сразу после выборов было отодвинуто в сторону, а на главные потоки в том числе федеральных денег сажали крайне подозрительных людей, многие из которых явно сильно пожалели о том, что когда-то связались с казавшимся неуязвимым Ильковским.

Само назначение Ильковского демонстрировало нежелание Кремля разбираться с тем, что происходит в регионе — несмотря на то, что у Москвы, конечно, есть для этого анализа все инструменты. Работа Ильковского была как бы продолжением этого нежелания — чувствовалось, что на каркас решения каких-то личных интересов или, возможно, интересов той группы, которая посадила его в это кресло, нечего навешивать. Ситуацию усугубляло то, что новый губернатор отказался от всех наработок предыдущего — ну, кроме тех, от которых было нельзя отказаться. Ильковский положил в фундамент своей управленческой стратегии выбивание денег из федерального центра, раскрепостил управление краевым бюджетом, после чего пустился в свободное, даже немного творческое, плавание — региону опять начали массово обещать. Перед глазами уже чуть уставших избирателей всплывали оперные театры, лукодромы и другие футуристические сооружения, загаженные леса вокруг города рисовались современными парками, продуваемая всеми ветрами краснокаменская степь насыщалась фантастическими стройками, спорилась работа по созданию территорий опережающего развития. Ильковский поражал население масштабными зрелищами — в небе над Читой летали лучшие пилотажные группы мира, в краевой центр съезжались студенты со всей планеты, стали популярными шахматы, на читинских улицах зазвучал джаз.

Казалось, что над забайкальскими сопками распыляют веселящий газ, чтобы отвлечь людей от реальных проблем, число и глубина которых во времена Ильковского только увеличивались — на развлечения и майские указы не хватало денег, футуристические здания было не на что строить, начались задержки зарплаты, в чудовищных лесных и степных пожарах гибли люди, а почти все обещания опять оказались пустышкой — ограничились двумя построенными в долг общежитиями. Здесь опять было много объективных обстоятельств — на правление Ильковского пришёлся украинский кризис и первые волны санкций, рухнул рубль, и федеральный центр впервые с конца 90-х столкнулся со столь серьёзными геополитическими и внутренними вызовами. Но вновь было много субъективного — Ильковский развалил выстроенную при Гениатулине систему управления регионом и поставил личные и неведомые региону интересы выше системности в решении краевых проблем. Возможно, людей и тут держали за дураков, но и вновь результаты выборов, которые почему-то перестали подтасовывать, показали, что это крайне ошибочная стратегия.

На назначении Ждановой Кремль повторил многие ошибки 2013 года, но третий губернатор хотя бы знала регион. Людям вновь не объяснили, почему именно Жданова — из её биографии никак не следовала даже должность спикера регионального парламента, которую она занимала все три года работы Ильковского губернатором. Даже само попадание Ждановой в парламент в 2013 году до сих пор вызывает вопросы — что уж говорить про должность председателя. Третий губернатор в ответах на вопросы о том, почему назначили её, тоже не могла сказать ничего внятного, но складывалось ощущение, что Жданова принимает это как должное, заслуженное, положенное происхождением и опытом работы.

Казалось, что у неё есть шансы, и она вроде бы даже начала ими пользоваться, но быстро выяснилось, что Жданова не признаёт ошибок, не умеет их исправлять и почему-то не принимает кадровые решения. Как и в случае с Ильковским у Ждановой за спиной не было никакой федеральной стратегии в отношении региона, и она с коллегами взялась её выдумывать. Много говорилось про внимание федерального центра к нам, продолжилась эксплуатация тезиса про необходимость выбивания федеральных денег, в малейших телодвижениях федеральных министерств и лично президента изыскивался сакральный смысл — мол, смотрите, они это делают потому, что помнят про нас. Был определён новый враг — наследие Ильковского, и внутренние враги — несогласные со святой политикой Натальи Ждановой и её так называемой команды, придумали и новые светлые обещания — непонятную программу социально-экономического развития региона, с которой много носились, но так ничего и не получили.

Результаты выборов при Ждановой продолжили ухудшаться, и в 2018 году достигли предела, который, возможно, перестал устраивать федеральный центр. И вновь было много объективных факторов — Забайкальский край появляется в федеральной повестке только тогда, когда тут сносит 20-30 мостов или Генштаб решает провести не имеющие отношения к региону учения, Ждановой пришлось работать на руинах, которые оставил в правительстве региона Ильковский, кадровый резерв в крае прекратил существование даже, кажется, на бумаге. Субъективного также хватало — сложные проблемы Жданова как будто консервировала, непростые решения мариновала и не принимала до самого конца работы, устроила обидчивую делёжку на своих и чужих, в конечном итоге так и не сумев опуститься до уровня реальных желаний и чаяний населения.

Осипов продолжает линию непонятных назначений — даже полномочный представитель президента не может толком сказать, что произошло, а сам назначенец говорит пока общие фразы про долг перед Родиной. Не приходится сомневаться в том, что до конца своей работы в Забайкальском крае новый врио губернатора так и не сможет объяснить, как так получилось, что регионом на протяжении уже пяти лет управляют чужие для населения люди.

Ситуация у Осипова довольно серьёзно отличается от стартовых позиций Ждановой и Ильковского. Во-первых, у него почти год до выборов — это серьёзный срок, за который можно провернуть большую работу, в том числе и, конечно, понравиться населению. В этом нет ничего сложного — достаточно перейти от слов к делу, и на этом фоне резко начать контрастировать с двумя своими предшественниками. С другой стороны, этот год — потенциальная опасность для Осипова: если его работа не понравится Кремлю, у администрации президента есть время заменить его на кого-нибудь другого весной. Как раз будет время найти пристойного кандидата.

Во-вторых, Осипов принимает край фактически в разгар отопительного сезона. Конечно, это не нулевые — основная инфраструктура в ЖКХ восстановлена, подлатана, местами построены новые котельные, решены горящие проблемы в Чите. Но сезон 2018-2019 годов начался с проблем с углём, и не факт, что они решатся сами по себе. Следом за отопительным сезоном будет сезон пожароопасный, и, как показывает практика, это далеко не всё — в счастливом Забайкальском крае постоянно что-то взрывается, тонет или ломается так, что сюда приходится прилетать министрам чрезвычайных ситуаций.

В-третьих, неплохо начавшая работать с аппаратом в 2016 году Жданова к концу своего срока устроила какой-то немного женский погром в собственной администрации, которая фактически разделена на два лагеря — и де-факто, и де-юре. Нужно собирать обратно не только администрацию губернатора, но и разбираться с тем, кто всем этим будет руководить, после чего проводить ревизию ситуации в правительстве, министерствах, «Единой России», муниципалитетах, анализировать эффективность связей с крупными игроками от бизнеса, корректировать работу с федеральным центром. Не сказать, что это авгиевы конюшни, но работы там навалом — система управления при Ждановой не создавалась и фактически зависела от настроения губернатора. Ну и понятно, что это адовая работа — одних только муниципалитетов и «Единой России» хватит для того, чтобы не спать года два.

Тут очень многое будет зависеть от того, какие решения примет Осипов в ближайшие дни. Безусловно, ему будет тяжело их принимать, потому что он ничего и никого не знает (тут он проигрывает даже Ильковскому, у которого какие-то связи в регионе были), а ключевые краевые чиновники сражаются за доступ к телу и возможность повлиять на принимаемые решения так, чтобы не проиграть самим. Ильковский в 2013 году в этот момент наломал дров — просто всех разогнал, а потом начал собирать конструктор заново, вряд ли осознавая, что вычерпывает воду из дырявой лодки вместо того, чтобы подлатать борта. Жданова в 2016 году узаконила разгон правительства, фактически сделала его обязательным. Ну а Кремль создал систему, в которой любой новый врио фактически обречён на стартовые ошибки — слишком мало времени на принятие взвешенных решений. В этой диспозиции важно уметь ошибки признавать и исправлять — то, чему так и не научилась Жданова, и что так редко делал Ильковский.

Осипов, судя по его первым заявлениям, не готов махать шашкой, и это может быть верной тактикой — взять неделю или месяц на то, чтобы набрать первичный объём информации и потом начать менять людей, которых следует заменить. Кадровый голод в Забайкальском крае достаточен для того, чтобы привлекать специалистов со стороны — в текущей ситуации это может быть выходом в экономическом и инфраструктурном блоке, в работе с федеральным центром и решением проблем приграничья, в которых взгляд со стороны может подсказать новые решения. Осипов на контрасте со Ждановой вполне может заняться реальной консолидацией — для этого даже созданы все инструменты и запущены все институты, просто ничего не работает. Осипов вполне может стать публичным политиком — его уже признали красавчиком в социальных сетях, и ничего не мешает сменить тотальную закрытость Ждановой и воду из её интервью на открытость, конкретику, умение и готовность работать не только с «лояльными», а со всеми СМИ, научиться ловить на этом реальную обратную связь и в соответствии с её логикой — корректироваться. Осипов вполне может вписать себя в современную историю Забайкальского края, если обуздает собственные эмоции, сумеет вписать личные цели и задачи в контекст реального решения проблем региона — уж не до развития — и сможет научиться смотреть чуть дальше сентября 2019 года.

Да, для этого — тут полпред президента Сергей Меняйло прав — придётся пройти всё своими ногами, разобраться, научиться слышать и слушать, признавать собственные ошибки и не делить общество на правых и виноватых, на своих и чужих, на нужных и бесполезных. Во всё это после Ильковского и Ждановой не верится — нас отучили в это верить, но утверждать, что никаких шансов нет — преждевременно. Есть и шансы, и какая никакая система, и механизмы, и — как ни странно — даже деньги.

Важно понять, что главнее всего в этом — люди.

И тогда, быть может, надежда начнёт возвращаться.