«Один день»: Поющий геолог Апсатского разреза

«Зная, что к нам приехал молодой геолог, я как-то зашёл к нему поговорить: посмотреть, что за человек, чем дышит. И за время разговора понял, что мы с ним говорим на одном языке», — так отозвался о сотруднике Апсатского угольного разреза коксующихся углей Егоре Коденко генеральный директор Харанорского угольного разреза, подразделением которого является Апсат, Георгий Циношкин.

В рамках проекта «Один день» Егор рассказал, почему предпочёл работу на севере Забайкалья родной Ростовской области и зачем привёз с собой на разрез электронное пианино.

- Я приехал из города Ростова-на-Дону, здесь работаю 2 года и 3 месяца.

Ростовская область с точки зрения горного дела и полезных ископаемых – не очень богатое место, а я по образованию геолог, закончил отделение общей геологии, поиска и разведки месторождений полезных ископаемых Ростовского Государственного, ныне Южного Федерального Университета. До этого я два года отработал в Магадане, в компании «Полиметалл» на Колыме. До меня здесь трудился один мой знакомый по университету, и когда на разрезе открыли должность второго геолога, он позвал меня.

Просыпаюсь я в 6.00, потому что наряд для инженерно-технических работников начинается в 6.30.

,

Перед тем, как заступить на работу, мы ежедневно проходим медосвидетельствование.

С утра средним руководящим составом мы обсуждаем планы на день.

В 7.00 начинается наряд для всей смены. Ещё я с утра, когда закрываются сутки, подаю суточные справки. Затем у нас завтрак.

Примерно в 8.00-8.30 приезжает машина, и мы едем на разрез.

На Апсатском угольном разрезе меня привлекает в том числе и вахтовый метод работы: месяц я работаю здесь, и на столько же уезжаю домой. У геологов вахты – не такая уж частая вещь. Они, особенно поисковики, в основном работают сезонами, я так работал до этого: на лето с апреля по октябрь выезжал и жил в тайге, а зимой, в камеральный период, обрабатывал результаты того, что насобирали за лето.

Работа через месяц меня устраивает, перелёты не напрягают. Если брать по количеству свободного времени, то я 30-31 день свободен: могу куда-то поехать, могу заняться домом – у меня стройка идёт.

Когда я живу здесь, в посёлок Чара выезжаю редко, только по каким-то особым случаям. Я участковый, карьерный, геолог, работаю здесь, на разрезе.

Скучать у нас особо некогда, ты постоянно при деле. Скучно ведь, когда делать нечего. Всё познаётся в сравнении. До этого по полгода я работал в тайге, жил в палатке без связи и без электричества, в XIX веке как он есть. Здесь же у нас есть и телевизоры, и интернет, и телефонная связь.

Сразу после приезда на разрез утром я встречаюсь с горным мастером. Если есть отгрузка угля, я её контролирую для того, чтобы минимизировать потери полезного ископаемого. Отбираю и размечаю пробы. Потом это всё отправляется в лабораторию. Там уже определяется марка и качественные показатели углей. В конце месяца мы подсчитываем месячную добычу, отгрузку, движение угля по складам.

Помимо этого, я постоянно делаю замеры мощностей пластов, чтобы в конце месяца вывести среднюю мощность. Чем больше замеров, тем более точным получается усреднённое значение. Я меряю углы падения, слежу за тем, чтобы во время буровых работ велось дифференцирование между угольными пластами и породой, ведь по технологии их нельзя взрывать одновременно, потому что уголь и порода перемешиваются, качество теряется.

Я должен замерять с помощью маркшейдерского инструмента, если где-то появляется новый пласт, тектонические нарушения. Положение угольных пластов всегда меняется, они залегают под разными углами, и это надо всё время контролировать, своевременно выносить на план горных работ и доводить до горного мастера, чтобы он понимал, что где происходит.

Моя основная задача – контроль за ненормативными потерями полезных ископаемых. Потери полезных ископаемых, конечно, неизбежны, но есть максимально допустимые значения, и задача геолога состоит в том, чтобы максимальные значения не превышались. То есть я должен следить не только за качеством выборки угля, но и за соблюдением технологии отработки, потому что неправильная технология ведёт к потерям. Говоря совсем простым языком, я должен показать, где копать и как копать, чтобы достать максимум.

Помимо этого я занимаюсь пробами и контролирую марочный состав углей: у нас в пределах месторождения есть уголь разных марок, который отправляется разным потребителям для разных целей. Марки даже в пределах одного пласта разные, качество улучшается с глубиной: чем дольше и глубже уголь полежал и большую степень изменений претерпел, тем выше его качественные показатели. У нас уголь очень высокого качества, с очень хорошей калорийностью и низкой золой. Даже на мировом уровне это месторождение по качеству угля является очень редким.

Здешний коксовый уголь для печек слишком высокотемпературный, у него слишком большая теплота сгорания. Поэтому, если его загрузить в обычную печь, он её просто расплавит. И такие случаи бывали.

Обед у нас начинается в 12.00 в столовой.

После него, в зависимости от ситуации, у меня может быть много работы с документами. Как текущей, так и той, что охватывает весь период работы разреза, а то и раньше: например бывает, что всплывают неточности в данных разведки, нужно что-то с чем-то подбить, сопоставить и вывести план по подсчёту или подтверждению запасов.

Если я отбираю пробы по углю, то на них оформляются акты с указанием места отбора, мощности пластов и отправляется в лабораторию.

Кстати, я и вся геолого-маркшейдерская служба следим за состоянием уступов и бортов. Если я вижу, что где-то есть зона повышенной трещиноватости или какое-либо тектоническое нарушение, я это указываю в документах, которые передаю руководству.

Рабочий день у нас заканчивается в 19.00. Тем не менее, я постоянно присутствую на наряде ночной смены для того, чтобы обсудить план работ на ночную смену и провести обеспечение геологической информацией. У нас есть три временных штабеля – кучи, в которые сгружается уголь разных марок и разных пластов. Следить за тем, чтобы ничего не перемешалось - тоже моя задача.

Ещё я занимаюсь геологическим обеспечением буровзрывных работ: маркшейдер оформляет паспорт бурения, и для них нужна геологическая составляющая. Мы пишем, где какая крепость породы, какая у неё твёрдость, расход взрывчатых веществ. Есть у нас породы, которым около 1 миллиарда лет, метаморфизованные граниты. У них будет совершенно другая твёрдость, чем у песчанников. Есть, допустим, зоны окварцевания – там порода пропитана кварцем, она твёрже, поэтому буримость у неё меньше. Поэтому и расходных материалов, и взрывчатого вещества нужно больше.

Свою работу я обязательно планирую, но записываю не всё. Не фиксирую рутинную работу, которую я делаю изо дня в день в определённое время, а вот что-то необычное всегда записываю. У меня есть блокнот, которым я постоянно пользуюсь: много новой работы, всего не упомнишь, хоть на память я и не жалуюсь. А вообще планы — планами, но всегда бывают такие моменты в производстве, когда действовать и принимать решения нужно по ситуации и оперативно.

Вечером я могу либо читать книги, либо смотреть сериал, либо играть на гитаре или на фортепиано. Его я привёз с собой.

У меня музыкальное образование по классу вокала. Иногда, чтобы тоску разогнать вечером, играю, а также занимаюсь спортом в местном спортзале.

Ещё хожу гуляю. Почти каждый вечер я выхожу позвонить домой, спускаюсь на реку и прогуливаюсь по берегу. Далеко не ухожу, потому что у нас тут медведи водятся.

Ложусь спать я в разное время, но всегда стараюсь высыпаться. Для этого мне хватает 7 часов. Поэтому стараюсь лечь не позже 23.00.

P.S. Через день после нашей встречи на Апсатском разрезе праздновали День шахтёра. Одним из выступавших со сцены – единственным здесь поющим геологом – был Егор Коденко. Оказалось, музыка гармонично переплетается с работой на угольном разрезе на самом севере Забайкалья. Стоит только полюбить первую и вторую.