Я маленькой быстро засыпала в дождь. Особенно если он начинался после обеда. У бабушки были сени с большими окнами. Дверь в них часто держали открытой, и все запахи лета пробирались в дом сквозь тюль, висевший на бельевой веревке.
Полные ароматов влажной зелени, земли и намокшего бруса сени были как колыбель. По крашенному раз в три года полу иногда пробегали жучки или успевшие спастись от бабушкиной газеты мухи. Там стояла большая скрипучая тахта, на которой лежали тяжелые подушки в белых хрустящих наволочках.
Сонную, меня кто-то заботливо накрывал одеялом. Иногда были слышны шаги по старым половицам, открывались-закрывались шкафы, переставлялись предметы. Но вокруг дома всё стихало, и было слышно только дождь, птиц и проезжающие по нашей Октябрьской улице редкие машины.
Дедушка тоже засыпал — работа вставала. У него была отдельная койка во времянке. Его никто не накрывал.
Бабуля находила какое-то дело: что-то перебрать, доварить, написать, подшить, проверить куриц. Иногда тоже могла прилечь, но через 20 минут уже куда-то снова шла.
Я то дремала, то проваливалась в глубокий сон. Капли звенели о стекло, плитку на улице, шепотом проходились по листве ягодных кустов, цветущих деревьев, по ботве картофеля и выглядывающим из грядок хвостикам морковки. Полосатые коты наши в дождь возвращались из своих путешествий, набивали наскоро пузо остатками из мисок и прятались в стайке или под крышей времянки среди сапог и всякого утиля.
Мама читала или помогала бабушке. Чаще второе — они без конца что-то делали. Если дождь заряжал, могли напечь блинов, разбудить и позвать пить чай. Просили носки надеть только. И кофту.
Я бежала до времянки без носков и кофты. А там варенье, выпечка, творог и пар из «заварника». Дедушка сидел уже бодрый. Мазал мне на блин сметану. И я под увещевания бабушки поесть творога опустошала банку с прошлогодним земляничным вареньем, густым и коричневым. Потом чесались уши.
К нам подтягивались коты. Ба их шугала, а потом ей было стыдно, и она давала мне блины, чтобы я угостила котов в палисаднике. И собакам в будки тоже унесла. Я всем в блины украдкой добавляла сметаны.
После дождя была радуга. И я стояла и смотрела на нее, пока она не исчезала.
Взрослые после чая все уже были в делах, деду больше не давали ложиться. Встречали коров, поили, доили, пускали друг за другом в сухую стайку отсыпаться. Я просила таскать ведра с молоком. И бабушка надаивала в них поменьше: «Неси двумя руками».
«И надень уже носки».
Молоко цедили через марлю в банки, пили парное, чай тоже пили, доедали картошку с зеленым луком с мягким хлебом вприкуску. Бабушка любила из окон времянки подглядывать за соседями — дед поругивался на это. Мы ели и слушали восьмичасовые новости.
Всё подсыхало к ночи, коты пропадали, дед приходил в избу и смотрел футбол. Ба не могла просто сидеть и постоянно что-то делала. Мама говорила ей: «Передохни, мамка». И уходила звонить подругам. Потом мы с ней расстилали большой диван в зале, ложились. В избе было холодно после дождя, но мы не топили. И брали колючие одеяла.
Часам к десяти дедушка уходил храпеть во времянку. Бабушка из своей комнаты грозно просила нас выключить телевизор. Напоследок мы все обсуждали прогноз погоды — на завтра дождя не обещали.
Согласны с автором?