«Я не живодер». Руководитель компании по отлову — о гуманном усыплении и законе, который не дает убрать собак с улиц

Жалобы на бездомных собак в Чите, кажется, не закончатся никогда: они нападают, рвут одежду, кусают взрослых и детей. Виноватыми, естественно, признаются люди, которые выкидывают ненужных животин на улицу, а те уже плодят своры полудиких псов. Достаются обвинения и зоозащитникам, которые в попытке помочь создают кормовую базу для бродячих животных. При этом живодером называют руководителя компании «Пять звезд» Александра Солдатова — его обвиняют в негуманном отношении к собакам. Редактор «Чита.Ру» Андрей Козлов поговорил с Солдатовым о непроработанном законе ОСВВ, приютах, в которых хотят поселиться даже зооволонтеры, и гуманных способах убрать животных с улиц Читы и других населенных пунктов Забайкалья.

Ниже приводится отредактированная расшифровка «Редколлегии» от 13 марта.

— Как вы попали в Забайкалье? Выиграли конкурс?

— Нет, просто наша компания — лидер в этой области. Нас приглашают, когда есть сложные ситуации, в Бурятию и другие регионы, где-то мы отказываемся. Здесь получилось так, что специалисты, которые работают у меня теперь в Иркутске, рассказали, как идет работа в Чите. Поскольку у меня уже какие-то представления были, я пришел в ваше министерство, переговорил с ветеринарной службой и понял, что в принципе наш опыт здесь необходим, географически нам это достаточно удобно, правительство поддерживает наше начинание. Вот мы зашли на рынок, попробовали — получилось.

— Как вы увидели ситуацию, когда только начали?

— Очень много собак. Когда я прилетел в Читу, я просто обалдел.

— А вы до этого бывали здесь?

— Нет, только слышал. Конечно, бросается в глаза по дороге, когда ты прилетаешь и едешь в город. Я понял, что работы непочатый край.

— Можно ли эту ситуацию скорректировать с учетом действующего законодательства, которое не предполагает изъятия животных с улицы?

— Известно много эффективных способов, но без изъятия животных решить проблему невозможно. Мы людей не можем избавить от людей-преступников, от маньяков и так далее. Как мы можем у животного поменять мировоззрение и отношение к людям, другим животным? Они хищники. И этот хищник находится на улице. Он, конечно, рано или поздно будет проявлять какую-то агрессию. Поэтому нужно изымать животных с улиц, вопрос в том, каким образом это будет происходить. Весь мир усыпляет гуманным способом животных, неважно, породистая это собака, агрессивная или добрая. Там просто в течение двух месяцев дается время: не нашелся хозяин — усыпили.

— С моей точки зрения, это правильно.

— И с моей точки зрения, это правильно, так как животному дан шанс найти хозяина. Я просто очень радуюсь искренне, когда приходят люди в приют забирать не свое животное и потом звонят: «Смотрите, вот ваш питомец у нас дома». Некоторые отправляют нам видеоотчеты. Это, конечно, бальзам на душу, приятно, ты понимаешь, что занимаешься этим делом не зря.

Бродячих животных быть на улицах не должно. Слоган такой был у меня в газете: «Не в каждом доме должна быть собака, но у каждой собаки должен быть дом». Рамки перешли все по количеству животных, их стало слишком много. И люди сейчас не могут справиться с таким большим поголовьем.

Но на всё нужно финансирование: на строительство приютов, на содержание этих животных, на те же ветеринарные услуги, там же еще люди работают, люди тоже должны получать зарплату и так далее. Потом начинается ремонт вольеров, уборка вольеров, кормление. Когда ты влезаешь в этот процесс, понимаешь: он просто бесконечный, он закрутился, его остановить так просто невозможно.

— Получается, вы считаете действующее законодательство как минимум неоптимальным, но работаете в его рамках?

— Да, я не хочу в тюрьму, но считаю, что действующее законодательство пока недоработано.

— Недоработано или критично неправильно настроено? Как вы относитесь к закону ОСВВ?

— Я думаю, что критично неправильно.

Говорят о том, что я живодер, но я ни с кого шкуру не сдирал никогда. Пусть это всё остается на совести тех, кто так говорит. Потому что в таком количестве, сколько я помог животным, никто из них не сделал. За год работы мы построили столько приютов и вольеров, сколько я пока на сегодняшний день не позволил себе сделать в Иркутской области.

— А сколько? Какая у вас сейчас инфраструктура?

— У нас пять приютов.

— Где они находятся?

— В Краснокаменске, Чите, Маккавеево, Аргалее и Мирсаново, это Шилкинский район. Такая вот сеть, мы затратили очень большое количество своих и заемных средств.

— За два года вы ее делали?

— За год. Мы подремонтировали действующие приюты, работали, конечно, с ИК-3, ИК-1. Там групповое содержание животных. Но я сторонник содержания животных все-таки в отдельных вольерах: в одном вольере должно быть не больше одной–двух собак.

— Смысл работы этих приютов в том, что вы отлавливаете собак, привозите их в приюты. Те, которые не агрессивны, проходят процедуру стерилизации, вакцинации, получают бирки и отпускаются. Агрессивные там остаются. Такая логика?

— Да. Мы отлавливаем собак по заявкам.

— А заявки от кого приходят?

— Заявки приходят от заказчика нашего — это может быть администрация Читы или муниципалитета. Конечно, ветеринарный специалист осматривает и дает заключение о здоровье собаки либо кошки.

— Кошек вы тоже отлавливаете?

— Да, но с ними проблем пока меньше, все-таки принято считать, что собаки больше представляют угрозу жизни и здоровью человека. Были у нас единичные случаи, мы отработали заявочки по кошкам просто за свой счет.

После осмотра ветеринаром собаки проходят карантин, который длится 10 дней. Потом определяем, готово животное к дальнейшим ветеринарным процедурам или нет. Мы проводим вакцинацию, стерилизацию, дегельминтизацию (обработку от паразитов). После этих мероприятий проходит определенное время, но не менее 10 дней после завершения карантина, и животные возвращаются в места прежнего обитания, но только те, кто не проявляет агрессию.

— То есть оно всего проводит у вас дней 20–30?

— Некоторые больше, потому что есть агрессивные и крупные собаки, которых мы не выпускаем.

— И они остаются у вас на всю жизнь?

— Да. По новому постановлению Забайкальского края вблизи социальных объектов — школ, больниц, детских садов и в радиусе 500 метров от них мы не имеем права выпускать собаку. На самом деле мы можем где-то в другом месте выпустить, но собаки возвращаются обратно. На сегодняшний день определено около трех сотен собак, которых я содержу за свой счет.

— По закону муниципалитет обязан финансировать содержание?

— Он и будет, но в будущем, в рамках действующих контрактов у нас эти условия не были обозначены.

— Эти 300 собак большие и агрессивные?

— Нет, там есть и добрые, просто по адресам мы их не можем выпустить.

У нас сейчас завязалась работа с волонтерами, которые не раз приезжали к нам в приют. У них, конечно, очень яркие эмоции. Сначала страх прийти в приют. «Там же, наверное, живодерня», — вот такие ассоциации почему-то у всех, видимо, они были в других приютах. Я был в таких и заходить туда больше не хочу. У них контраст: «Ничего себе, здесь, оказывается, всё по-другому». И не один уже человек сказал: «Я бы сам здесь жил». Я клянусь вам, говорили именно так.

У собак готовый нормальный рацион, недешевый, это сухие корма. Особенность Забайкальского края — не знаю, наверное, я единственный в Сибири человек, кто для собак покупает снег, так как у вас его нет.

— А нельзя просто водой обычной их поить?

— Вода замерзает в мисках. В зимнее время это непрактично. Как собака будет грызть лед? Они же на улицах живут, тоже не лед грызут. Они ищут снег.

— Эти 300 собак у вас в Чите или по всему краю?

— Они в Чите.

— В четырех оставшихся приютах нет собак, которые остались у вас?

— Почему? Есть, конечно. Я просто их уже не обозначаю. Я говорю о конкретной проблеме, где дело зашло за сотни собак.

— По краю сколько собак, которые навсегда остались у вас?

— Каждый день это количество меняется.

— Но это сотни или тысячи?

— Это сотни.

— Сколько стоит отлов одной собаки?

— Ну, смотрите, мы говорим не о себестоимости. Услуга отлова стоит в среднем где-то 4,5–5 тысяч.

— Это тариф, который заложен в ваше соглашение с муниципалитетом?

— Да, бывают торги, где может снизиться на 50%, если есть еще конкурент.

— А есть в Чите конкуренты?

— Ну, кто-то выходит, снижает аукционы, иногда довольно-таки серьезно. В этот раз снизились не очень сильно.

— И вы тоже вынуждены снижаться?

— Разумеется. Но у нас были вложения большие. Я учитываю, что через какое-то время они должны окупиться.

— Сколько вы отловили собак за 2022 год?

— В Забайкальском крае мы отловили больше 6 тысяч голов.

— Это какой-то плановый показатель или просто так получилось?

— Это только в тех местах и по тем контрактам, которые мы выиграли, мы могли забрать еще. Так получилось. И начало года у нас было сильно напряженное в связи со случаем в Домне (в конце января 2022 года в Домне собаки, находившиеся на самовыгуле, загрызли семилетнюю девочку. — Прим. ред.). Поэтому пришлось нам очень серьезно подключиться к этому процессу. У меня телефон просто был раскален. Я посчитал какой-то день, у меня было почти 500 звонков.

— А кто звонит?

— Люди, заказчики, правительство, министерства. «Помогите, спасите».

— Сейчас какие территории вы обслуживаете?

— Где-то 85% муниципалитетов, Читинский район в том числе.

— Вы же слышали, наверное, эту историю про уголовное дело главы Читинского района Машукова (уголовное дело связано с нападениями бродячих собак на жителей района. — Прим. ред.), которого судят за то, что он не выполнял обязанности по отлову собак?

— Я, конечно, слышал об этом случае, но не вдавался в подробности.

— Как это вообще работает? Вы заключаете, например, договор с условной Читой, работаете по заявкам. У вас какой-то лимит финансирования на год?

— Конечно.

— А если больше заявок, чем этот лимит, дальше это проблема города?

— Вам же не дают в магазине хлеба больше, чем, допустим, на 40 копеек.

— То есть вы перестаете выполнять заявки, если они не оплачиваются?

— По своей совести почему-то мы работали, не бросали. То, что мы перерабатываем объем по контракту, случается постоянно. В данном случае по Чите тоже контракт, оказывается, мы объемы все выполнили, но продолжаем работу по самым срочным заявкам.

— А в чем смысл?

— Это моя гражданская позиция.

— Вы так в минус свалитесь.

— Я надеюсь, что я потом вырулю. Я уверен в своих силах, равных нашей компании на сегодняшний день на рынке нет — ни здесь, ни в Иркутской области по таким объемам, такому количеству вольеров, по такому опыту работы, по профессионализму.

— Я правильно понимаю, что, судя по тому, что вы говорите, власти города закладывают недостаточное количество денег на отлов собак, раз у вас заявок больше, чем существующих лимитов?

— Закладывают они, может быть, и нормальное количество, я не бухгалтер и не министр финансов Забайкальского края. Какое-то финансовое обеспечение имеется и какой-то лимит у них свой. И городу Чите, и любому другому муниципалитету выделили, допустим, 10 миллионов. Они вправе разбить его на несколько частей. Вот они посчитали: «Давайте мы в первом квартале отработаем, грубо говоря, 3 миллиона, второй — 5, третий — еще там 2 миллиона». Поэтому была разыграна такая-то сумма.

— А они ведут аналитику по этим собакам? Они знают, сколько собак в городе нужно отловить или нет?

— Я биолог-охотовед и ветеринарный врач, и как специалист я понимаю, что существующая методика подсчета животных бродячих абсолютно неправильная. Как правило, проезжают по улицам, смотрят и считают по головам, сколько собак. А собака может быть просто в лесочке или в тенечке, или в теплотрассе спит в это время. Кроме того, собака может мигрировать. Не проводится более точного учета. Я предлагал в свое время, еще лет 12 назад, в Иркутской области, чтобы структура ЖКХ дала задание управляющим компаниям, чтобы одновременно каждый дворник в своем дворе считал в 9 часов, потом в 12 часов и в 18 часов количество собак, потом выводим среднее. Этим должен заниматься какой-то нормальный профессиональный институт.

— Пока этого не происходит?

— Не происходит.

— А мы вообще знаем, сколько собак в городе?

— Я предполагаю, что в общем где-то около 10 тысяч голов.

— Это количество сокращается?

— Количество само по себе регулируется, эпидемиями, например. Соответственно, не все щенки вырастают. Как правило, 95% поголовья щенков погибает.

Можно примерно посчитать, что было бы, если бы в геометрической прогрессии увеличивалось количество животных. Каждая сука приносит два помета в среднем в год по 5–6 щенков, а у этих щенков свои щенки и так далее.

Был такой опыт у нас, мы работали в Иркутской области на одном предприятии закрытом, переловили собак, простерилизовали, кого-то вернули. Осталась всего одна сука, и не могли отследить, где она уснет, она всегда пряталась. В принципе, мы объем работ своих закончили. Через 8 месяцев мне позвонили: «У нас тут собаки, давайте заключать договор». Я говорю: «Мы вроде бы там у вас почистили территорию, кого-то пристроили, какие-то собаки у нас содержатся в приюте». Они отвечают: «Помните эту собачку? Она принесла, и через полгода еще ее щенки принесли». И всё, оказалось 38 голов — это те, кого не успели раздать.

— Если предположить идеальное выполнение закона ОСВВ, то есть все собаки отловлены и простерилизованы, когда это поголовье придет к какому-то минимуму?

— Это сложные предположения. Десять тысяч голов, наверное, нужно умножить на десять тысяч.

— Сто миллионов рублей надо.

— Причем это нужно делать разом.

— А где хуже ситуация — в Чите или в Читинском районе?

— Мне сложно оценивать, она просто меняется, мигрируют животные. В какое-то время, допустим, миграция пошла в Читу, в какое-то время наоборот, в Читинский район. Особенно это связано с СНТ, с дачными участками. Люди на лето собак себе заводят, чтобы у них там не воровали огурцы, помидоры, по осени уезжают, собак бросают, собаки, соответственно, мигрируют в город.

— А это поголовье 10 тысяч голов — это собаки, в основном родившиеся на улице? Там домашних собак, наверное, мало, и они погибают быстро?

— Я думаю, что 30% всего поголовья, которое бегает, — это хозяйские собаки. У людей нет культуры выгуливать собак, они не несут ответственность. Сейчас наказания нет, и поэтому собаки на самовыгуле. На нас еще успевают наезжать, что мы такие плохие: «На каком основании вы забрали собаку?». А на каком основании вы нарушаете 498-й Федеральный закон «Об ответственном обращении с животными»? Если уж вы завели животное, держите его дома, выгуливайте на поводке.

— Вы говорите, что 30% — это домашние животные, которые выброшены или сбежали?

— Нет, они просто гуляют сами по себе, потом приносят щенков, люди же не стерилизуют животных и не кастрируют. Это тоже очень важный момент в регулировании численности животных на улицах. Они просто подкидывают, коробку могут принести и в приют, и на рынки, и еще куда-то, в подъезд какой-нибудь поставить.

— Вы приюты за свои деньги строите или у вас есть какое-то финансирование? Вы должны это делать?

— Я не должен вообще никому ничего. Просто мы, начиная какой-то бизнес-проект, строим, а потом уже заходим на контракты. Наша позиция такая: мы сначала создаем условия и потом по нашим возможностям забираем какую-то работу.

— Вам власти помогают со строительством приюта?

— Впервые в нашей практике в том году мы получили компенсацию на строительство приютов от правительства Забайкальского края. Это говорит о том, что на эту проблему власти ваши обращают внимание.

— Но после Домны сложно не обратить на нее внимание.

— Наверное.

— У вас сейчас в Чите приют на тысячу голов?

— В Чите у нас приют на 1050 голов, если говорить о взрослом поголовье. В принципе, можно было бы разместить там уже 2 тысячи голов. В Маккавеево у нас 150 и 50 в Краснокаменске. По логистике пока большего количества и не надо. Мы же не говорим, что это поголовье на весь год. Если мы собаку отловили, содержали ее 20 дней с учетом всех карантинных мероприятий и послеоперационного реабилитационного периода, после этого вернули на место обитания, то потенциал одного приюта в Чите 18 900 голов в год.

— Какая мощность нужна, чтобы приюты закрывали всю проблематику?

— Если мы говорим о мгновенном изъятии всех 10 тысяч собак, надо еще в 10 раз больше приютов, но только собак нужно отловить одновременно.

— С учетом текущего положения вещей вам хватит этого объема, который сейчас есть, на 1050 голов?

— Мы будем строить еще, этого не хватит. В этом году я планирую построить еще примерно 500 вольеров в Чите.

— В том же месте на ГРЭС?

— Да, там у нас достаточно места еще. И где-то в крае добавим еще 500.

Многие говорят: где результат? Люди по-разному воспринимают высказывания, как можно сократить численность. Да, наверное, усыплением каким-то гуманным. Но закон нам не позволяет, мы можем усыплять только собак с заболеваниями, несовместимыми с жизнью, и только в том случае, если животное испытывает страдания.

Агрессивная собака содержится в приюте пожизненно. В чем гуманность, не могу понять. Сидеть собаке в вольере до конца своих дней это негуманно.

— Этого никто, наверное, не понимает. А у вас не случится ситуации, в которой весь приют забьется собаками, которых нельзя выпускать?

— Я боюсь этого. Мы можем забить приют махом. Когда мы начали в 2022 году работать и случилась трагедия в Домне, мы отловили две с лишним тысячи голов буквально за пару месяцев. Грубо говоря, тот бюджет, который был выделен на год, мы отработали за 1,5–2 месяца буквально. Не справлялись действующие приюты в ИК-3.

Но если мы хотим, чтобы собаки содержались нормально и чтобы к подрядчику и заказчику не было претензий, то нужны нормальные условия. Соответственно, мы сразу задались целью построить приюты и только потом мы узнали, что еще возможна субсидия. Это всё проходило в рамках конкурса, нужна была проектная документация, всё было объявлено на электронных площадках, мы выиграли просто и построили.

— Содержание агрессивных собак должен оплачивать заказчик-муниципалитет?

— Да.

— Он оплачивает?

— У заказчика в Чите договор, насколько мне известно, с ИК-3, агрессивных собак мы передали туда, но у них-то уже своя вместимость. Потом это пойдет всё на нас. Мы сейчас активно начинаем работать с волонтерами. Кому-то нужны собаки для охраны, и агрессивные животные будут идти туда.

— У вас были случаи, когда забирали из вашего приюта собак?

— У нас много животных забирают. Работа с волонтерами только началась. У нас открыты двери по четвергам и воскресеньям с 14 до 16 часов. Люди с паспортами приезжают, кто-то ищет своих животных, кто-то хочет подобрать животное на охрану.

— Это бесплатно?

— Мы не продаем собак. Если люди ищут свое животное, они, согласно Гражданскому кодексу, обязаны возместить расходы на содержание и те потери, которые мы понесли.

— А были уже такие случаи?

— Их очень много. Мало того, они еще умудряются писать в полицию, что мы вымогаем у них деньги. Но, извините, мы использовали снотворное, оно очень дорогое, еще и в дефиците. Люди обязаны возместить наши услуги в соответствии со спецификацией, которая указана в контракте: то есть сколько дней у нас содержалась собака, какие прошла ветеринарные мероприятия — кастрацию, стерилизацию. Они возмещают нам эти затраты по действующему законодательству и забирают животное под свою ответственность. Владельцев собак опасных пород и их метисов мы сейчас будем отправлять, наверное, в прокуратуру. Этих людей надо наказывать.

— Давайте предположим, что потерялась у меня собака, например, немецкая овчарка, вы ее поймали, и я ее через 10 дней нашел у вас. Сколько я примерно заплачу?

— Где-то 8–10 тысяч.

— Как вы ловите собак?

— Раньше, когда мы только начинали этим заниматься, в 2008 году, приходилось использовать сети, сачки, удавки и всевозможные приманки. Но это неэффективно, еще и сопровождается криками, визгами. Например, мы приходим в школу спасать детей, обеспечиваем их безопасность. А дети же по-разному реагируют на собаку, которая бьется в сачке, кусает себе губы, это еще и кровь, и запах. Больше возникает проблем с психикой у детей, да и у взрослых.

Потом я принял решение все-таки работать со снотворным. Мы дистанционно вводим собаке препарат трубочкой или со специальных духовых ружей. Собака пробегает, спокойно засыпает, без визгов и криков. В этот момент есть возможность у нашего ветеринарного специалиста спокойно осмотреть ее на предмет каких-то заболеваний, травм, вдруг она больная, с инфекцией. Ты же не будешь к собаке в пасть лезть, когда она не спит, она тебя покусает просто-напросто, и всё. После осмотра даем заключение. Это очень удобно, тихо и эффективно.

— Много у вас специалистов работает?

— Всего больше 30 человек работает в компании. В крае где-то около 20, специалистов по отлову более 10 человек, они меняются. Нам приходится отправлять десант из Иркутска сюда и обратно из Читы. Это зависит от степени напряженности ситуации в регионе и количества действующих контрактов. Если у меня люди свободные в Иркутской области, они приезжают сюда, здесь освободились, уезжают в Иркутскую область.

— Этих специалистов надо готовить?

— Да, конечно. У нас работают кинологи, ветеринарные специалисты. И, наверное, необходимо иметь какой-то талант охотника, что ли. Многие сотрудники у меня — охотники.

— Какой транспорт используется для перевозки этих животных? Специализированный или обычный?

— Транспорт у нас специализированный. Некоторые наши конкуренты возят собак в открытых клетках. Представляете, когда при температуре минус 30–40, даже минус 10, собака находится постоянно на ветру, 60 километров в час машина едет, и собаку обдувает. А они говорят, что любят собак. Мы перевозим в микроавтобусах в специальных переносках — пластиковых контейнерах, в которых перевозят и в самолетах. Так собаки не грызут друг друга, их легко транспортировать, за ними удобно присматривать в поездке.

— Широко обсуждается в Чите проблема навешивания бирок на уши собакам людьми, которые называют себя зоозащитниками. Насколько эта проблема актуальна?

— Меня эта проблема на самом деле возмущает как минимум потому, что это непорядочно. Вы придите, познакомьтесь с нами. Может быть, мы вам поможем простерилизовать и таким образом будем регулировать численность. Мы же идем навстречу зоозащитникам. Второй момент, о котором чуть реже говорят, это, возможно, какие-то недобросовестные были подрядчики где-то, не прооперировали собаку должным образом.

— Я правильно понимаю, что недобросовестные подрядчики — это одна история, а вторая история — это все-таки реально какие-то зоозащитники, так они себя называют, которые стремятся оградить этих собак от процедур, которые вы проводите в соответствии с законом?

— Звонили нам не раз, спрашивали, отлавливаем ли мы биркованных собак. Нет, не отлавливаем по закону, только в том случае, если они проявляют немотивированную агрессию к человеку либо другим собакам.

— Если эти зоозащитники навешали бирку, то вы поймать уже не сможете эту собаку?

— Мы, конечно, сможем, если увидим, что она агрессивная. Второй момент, когда мы видим и на нас жалуются другие люди в прокуратуру. Говорят, что «это ваш косячок», мы выезжаем, забираем собаку, а бирка-то не наша. Даже если бы бирка была похожа на нашу, у меня один специалист может прооперировать в день 50–70 собак, и мне заморачиваться, что на нас какая-то претензия потом прилетит, больше отписываться в прокуратуру и так далее.

— Как вы чувствуете, есть ли надежда на изменение федерального законодательства в той сфере, в которой вы работаете или нет?

— Я очень надеюсь, что будут введены изменения как минимум к агрессивным животным, потому что жалко животных, которые сидят в закрытом вольере. Весь цивилизованный мир их усыпляет. Просто люди могут неправильно меня воспринять, среди них ведь не только профессионалы и не только возмущенные, возмущаются как раз одна сотая процента, но они самые громкие и самые активные. Я их чувства и эмоции тоже где-то уважаю. Но если вы бегаете за валокордином каждый раз, когда собака взвизгивает, надо, наверное, себя избавить от этих эмоций отрицательных, надо себя беречь.

— А почему вы занялись этой деятельностью?

— Я с двух лет с борзыми засыпал. В 11 лет мне пришлось заняться лечением животных, в те времена далекие еще не было препаратов. В 12 лет я уже лечил собак во всем районе, потому что только у меня была возможность покупки препаратов в Москве, брат мне привез в свое время. Тогда только появились вакцины и сыворотки, и мы наконец-то научились собак лечить.

Потихонечку завязалось потом у нас. Мы первые, кто привез в Сибирь ветпрепараты, бизнес начался в первую очередь ветеринарный. У нас самая первая клиника ветеринарная. Через нее прошло более двух с половиной миллионов животных.

Потом перешли работать с безнадзорными животными. Началась в некоторой степени война с зоозащитниками, конкурентами в первую очередь. Сначала конкуренты затеяли эту волну, и на этой волне поднялись другие люди эмоциональные. А когда видят нас, на самом деле, как мы это делаем, как мы исполняем свою работу, что на самом деле никто над собаками не издевается, а содержат их получше, чем у кого-то дома собаки содержатся, в корне меняется у людей отношение к нам, и большинство хочет с нами сотрудничать.

В Чите это только начало. Мы, я думаю, в этом году сделаем еще более комфортные условия и для животных, и для сотрудников. Будет база получше. Я планирую внести какие-то свои вложения в строительство более нормального ветеринарного комплекса и гостиницы для собак и кошек. Я думаю, до конца этого года мы сильно будем отличаться от того, что даже есть сегодня, в лучшую сторону.