«Если бы не театр, смотрел бы «хи-хи, ха-ха» и был бы «хи-хи, ха-ха». Честное интервью с молодым забайкальским актером Аюшиевым

Бато Аюшиев — молодой актер, который служит в Забайкальском краевом драматическом театре шесть лет, но уже стал заметен среди зрителей. О ролях, которые невозможно сыграть, о ролях, в которых играть не нужно, зачем писать рэп в перерывах между спектаклями и как вообще театр влияет на человека, мы с ним поговорили в интервью.

— Как ты попал в драмтеатр?

— Я сам с Агинского, поступил в Улан-Удэ в Восточно-Сибирскую академию искусств, оканчивал в 2017 году. Так получилось, что у драмтеатра были гастроли в Улан-Удэ, они пришли на выпускной концерт и увидели меня. Тогда им нужно было поставить спектакль «Маугли» (6+), сказали: «Ты нам подходишь. Мы тебя зовем и с ходу залетаешь в "Маугли"». Так получилось, что с первого сезона был активно занят.

— А почему поступил в Бурятии? Почему не в наше краевое училище искусств?

— Я просто даже не знал, что в Чите театр есть, когда школу оканчивал. Я не думал даже, что в Чите что-то такое есть.

— Поэтому сразу был нацелен на Бурятию?

— Да, потому что я всегда знал, что там есть такой институт, тем более он считается сильным в восточной части России. И там сильная школа, очень сильная школа. Уже потом, когда меня пригласили в читинский театр, я такой: «Что? В Чите театр есть?» Просто я вообще об этом не задумывался, не знаю почему.

— А как выбираются роли на спектакль? Артисты тянут жребий, высказывают пожелания или кто-то сверху решает?

— Я думаю, что там либо директор, либо художественный совет коллективно решает, либо у режиссера какие-то предпочтения свои. Например, если это режиссер, который приезжает к нам неоднократно и уже знает актеров: «Вот этого человека я хочу видеть вот в этой роли». Я стараюсь не задаваться такими вопросами, там руководство решает, это их дело. У меня свое — честно выполнить работу, и всё.

— А есть ли у тебя такие роли, по которым тебя в городе узнают? Допустим, идешь по улице, а там человек: «О, привет! Ты же Херувим из "Зойкиной квартиры" (16+)?»

— У меня было в поликлинике так, летом. Я стою, а там женщина из регистратуры зовет подойти. «Вы же в театре играете?», — говорит она. Ответил, что да. «В трех мушкетерах?» — уточнила. Д’Артаньяна во мне узнала и говорит: «Что-то я давно в театре не была, занята работой. Как-то надо заглянуть к вам». Человек узнал, позвал меня к окну, быстренько дала мне талон, выписала время, и я думаю: «Такой вот бонус от работы, ништячок такой».

— А как ты к такому относишься? Часто вообще тебе узнают?

— Да как? Мне прикольно. Я могу жене рассказать, что иду, там была девчонка, тоже на Сагаалгане работали, там мне нужно было собачку играть бурятскую — Хотошо. Иду домой мимо детской площадки, а она такая бежит за мной и кричит: «Хотошо, Хотошо!» Именем этой собачки называет. Я оборачиваюсь, та кричит: «Привет», дает пятюню и уходит. Я такой: «Прикольно». Из-за этого ты осознаешь, что где-то ты кому-то что-то (показывает на сердце) вырываешь и отдаешь — энергию свою.

В студию «Баяр» как-то пришли записываться, работали там на Сагаалгане. Там женщина-гардеробщица узнала. Я говорю: «Здравствуйте». Она говорит: «Здравствуйте». Я говорю, что с драмтеатра, а она отвечает: «Знаем. Были у вас на "Маугли", на спектакле. Потом я приходила к вам на капустник, вы были большой такой».

А у меня вес скачет — то большой становлюсь, то худею. От работы зависит. Например, мы «Три мушкетера» (12+) ставили — сложнейшая работа была. У меня средний вес — 70 килограммов. После этого встал на весы и смотрю — 62. Подумал — ни фига себе.

— А что там такого происходило, что 8 килограммов ушло?

— Когда режиссер ставит репетиции, он иногда не смотрит на время, на главные роли. Он еще очень требовательный был. Допустим, давай я тебе 50 страниц дам текста, попробуй выучить. От этого стресса, конечно, много. Еще по спектаклю мне надо было фехтовать, резко переключаться на танец, в какой-то момент будет диалог, потом опять драться. Попробуй всё это вместе совместить — мне кажется, тяжело. Все же говорят: «Подумаешь, вышел на сцену, сплясал, да и всё». Нет, это очень большая работа. Больше внутренняя работа, незаметная для других. Говорят, что люди просто талантливые от природы. Не, делаешь, делаешь и делаешь, пока не получится.

— При условии, что чаще всего роли назначают. Было такое, что ты играл роль, но ненавидел ее?

— Бывает такое, что некоторые роли тебя вообще не волнуют. Если у тебя нет отношения к роли, у тебя не получится, ты не знаешь, как к ней относиться. Ты ни ненавидишь персонажа, ни восхищаешься им. У меня это Чичиков из «Мертвых душ». Я читал это и то, что он продает души. Ну и молодец, флаг тебе в руки. А я-то тут при чем? Я вообще ничего для себя в этом не нахожу отзывающегося внутри. В академии мы ставили «Мертвые души», режиссеры параллельно учились, и они на нас ставили спектакли. Это был провальный мой показ. Я был пустой, потому что не знал, что там вообще можно играть. Как человек покупает души? Я, может, внутри не такой человек, не падкий на деньги, не жадный. Даже ненависть не вызывает.

— В драмтеатре такого не было?

— Ну… Наверное, есть роли, где ты должен просто сыграть свою роль — Молчалин в «Горе от ума» Грибоедова. Это же банальщина. Всё так прямолобо. Чацкий там. Думаешь про него: «Ты же умный, ты же видишь, какие люди вокруг тебя. Зачем умничать? Если ты знаешь, что ты умный, зачем выпендриваться?» Вообще двоякое впечатление по поводу пьесы. Может, кому-то нравится.

— А если наоборот? Какая твоя любимая роль?

— Любимая… Хм… У меня больше отношение к этому как у честного исполнителя. Я прихожу и честно выполняю свою работу, каких-то сильных привязанностей нет. Все говорят: «О, "Маугли", вот ты в "Маугли" играл». Играл да играл. Это в прошлом, сейчас-то зачем вспоминать? Просто бывают люди, которые копят 100 грамот, вешают их на стену. Для меня это просто бумага, факт, то, что было. Допустим, я приехал, взял лучший дебют в первый год, как раз за «Маугли». Затем сразу взял «Лучший дуэт» с «Зойкиной квартиры» с Евгением Владимировичем [Нимаевым].

Про «Зойкину квартиру» вспомнил, наверное, всё же есть роль, к которой я с трепетом отношусь. Это все-таки Херувим.

— Почему?

— Да там похулиганить можно. Да не знаю, он душка. В конце концов он оказывается просто душкой, переворачивает вообще весь спектакль. В конце выходит вперед.

— Тебе как-нибудь надо заниматься для роли? Учиться чему-нибудь?

— Ну конечно. Сценический бой, фехтование, конечно. Там, где я учился, там это преподают. К тому же мы отдельно занимались с Константином Пояркиным — московским актером.

— А было у тебя такое, что какой-то персонаж тебе давался сразу? Тебе дали текст, ты посмотрел и сразу получилось?

— В «Продавце дождя», наверное. Там персонаж Файл есть. Человек ушел от него, у него всё болит. Внутри-то он добрый, нежный человек, но других к себе не подпускает. Мне казалось, что там, в принципе, ничего не нужно играть, просто свой багаж жизненный поднять, вспомнить, как ты себя чувствовал в те или иные моменты. И, в принципе, мне кажется, что в этой роли больше играешь себя, через себя какие-то вещи играешь. Нужно просто честно играть, честно проживать свою роль — ни убавлять, ни прибавлять, ни театральничать. Быть просто убедительным, чтобы слова сами из твоих уст говорили.

— Возможно, будет сложный для тебя вопрос, но театр или рэп?

— Театр.

— Почему?

— Потому что, если бы не театр, я был бы каким-нибудь дурачком. Я бы не научился копать, копаться, доставать до глубины, до сути, понимать реакции, не смог бы слышать, звучит органично музыка или нет. Не развился бы свой определенный вкус. Просто заходил бы в YouTube, смотрел на «хи-хи, ха-ха» и в жизни был бы «хи-хи, ха-ха», и всё. Никакой цели, никакой позиции, ни какого-то стиля бы у меня не было. В театре ты будто бы вовремя не остановившийся ученик, который всё дальше ищет, ищет, ищет, собирает себя и свою личность.

— Сильно ли тебя изменил театр за последний год?

— Да… Опять же «Три мушкетера». Ребята видели, какой я был. В 10:00 репетиция начинается, режиссер говорит: «Сейчас мы проходим Д’Артаньян — Атос, потом проходим Д’Артаньян — Портос, потом дальше сцена идет Д’Артаньян — Арамис, затем Д’Артаньян и Бекингэм». Все меняются, партнеры твои меняются, а ты со сцены вообще не уходишь. И так до вечера, до 18:00, 19:00, 20:00. Потом он всех распустит, тебя оставит и начнет в тебя еще информацию вливать. Тут понимаешь, что информацией переполнен. Помню, жена видела, в каком я состоянии. Эмоционально это было очень сложно. Боль какая-то всё равно. И через эту боль я вырос ментально. Какие-то вещи меня уже не раздражают, с пониманием отношусь. Я через своего рода ад прошел, и это меня прокачало.

— А что было раньше — театр или рэп?

— В начале было слово… Хе-хе. В начале театр был, конечно. В какой-то момент я ушел из театра, много чего накопилось, а в театре ты всё равно идешь на компромисс — допустим, говоришь не свои слова, приходится присваивать себе какие-то краски или дела. А рэп... Ну как. Ты сам пишешь. Нет режиссера, который скажет, что нужно и как нужно играть. Ты сам себе автор, режиссер. Как ты захочешь, так и делаешь.

— Если режиссер не нужен в рэпе, нужен ли наставник?

— Иногда есть такие люди, которые говорят: «Нет, чувак, грузит». Ты анализируешь, думаешь, что да, наверное, надо как-то подраскачать, баланс найти между содержанием и формой. Где-то поярче сделать, а не так, что фигачишь текст. И так жизнь нелегкая, так ты еще по башке текстами бьешь. Я в последнее время начал задумываться и делать как-то музыкально, технично, ритмично, а не так, чтобы одним напором слов фигачить. На напоре, на энергии далеко не уйдешь, останешься топорным, но морально устаревшим артистом.

— Кто тебе пишет биты?

— Ванька Писарев. К нему все молодые артисты местные ходят записываются, он их спродюсирует, продакшеном занимается, сводит им всё. Поэтому, думаю, для молодых он как читинский флагман. Слава богу, что он вообще есть, иначе что бы я делал? Я сам не умею сводить, а Ваня очень чуткий человек. Слышит, подстраивается под тебя. Я доверяю ему.

Расскажу принцип нашей с ним работы. Я дома беру бит, под него записываю дома и отправляю ему полную версию. Этот бит не мой, где-то я его подредактировал, обрезал. Ваньке отправляю этот вариант, он бит убирает, тренировочный его назовем, свой бит заталкивает и делает еще круче. Обычно я подстраиваюсь под музыку, а тут он подстроился под меня. Я как гонщик, а он дает мне крутую тачку.

Мне в последнее время еще не хватает интересных людей. Людей-энциклопедий, людей-словарей, людей, с кем можно порассуждать. Не «хы-хы-хых», а порассуждать. Но есть Ванька, с ним есть о чем поговорить, он внутренне образованный человек. Просто, к слову, мало таких, кто на моей волне. С каждым годом их всё меньше.

— Давай по текстам. О чем ты пишешь? Что именно тебя вдохновляет?

— Я остро реагирующий человек, очень чувствительный. У меня очень сильная интуиция, хорошо людей читаю. Где-то даже у человека немного отношение ко мне изменилось, я уже чувствую. Не знаю. Все эти тексты, моя ответная реакция на то или иное событие. Что-то меня задело, мне это нужно туда вылить, но при этом не превращать всё в негатив. Где-то сыронизировать. Вот недавно строчки написал, пока на улице шел: «Эти машины гудят, В брехаловке актрисы галдят…»

Я вообще не люблю шумных людей, иногда бывает, уши нужно закрыть от них. Думал, что их может это обидеть, а потом понял: «А с чего я об этом задумываться должен?» Только вот так могу объяснить. Выйти из меня что-то хочет, и я это в строчки перевожу.

— То есть ты, если что-то чувствуешь, сразу переносишь это в строчки. А подышать этим эмоциям давал? Как-то их в себе переварить?

— Оно уйдет, наверное, если так.

— А темы у тебя какие?

— Вот выйдет альбом, я проанализирую, может быть. Я не аналитик. Осенью выйдет.

— А посвящены твои тексты чему? Это стихи о любви, стихи о любимом городе?

— В альбоме у меня будет определенный период — год, два, может. Треки идут в последовательности, с самого первого по времени написанного. Начнется очень агрессивно и грубо, это может оттолкнуть, но терпеливые люди, если дальше будут слушать, поймут, что человек по ходу альбома меняется. И в конце слушатель может где-то подвигаться даже, потанцевать. Разнообразно будет. Альбом, перетекающий из агрессивного рэпа во что-то плавное, танцевальное, а к концу всё перейдет в лирику.

— У тебя сейчас на площадках только две песни. Почему так мало?

— Вообще совсем недавно был только один, я сейчас «Москву» вернул. С дистрибьютером проблема была. Всего у меня четыре трека было, три из них было у одного дистрибьютера, что-то с ним случилось, какие-то технические проблемы. А я в какой-то момент вижу, что у меня на площадках песни исчезли. Я писал дистрибьютеру, он отвечал, что вернет песни. Дальше слов это не ушло. Эти три трека поэтому и пропали, среди них был дорогой для меня трек «Москва». Его пришлось через других дистрибьютеров возвращать на площадки. А про эти два, думаю, можно забыть?

— Почему «Москва» для тебя дорога, а те два удаленных трека нет?

— Во-первых, звук, он самый лучший на то время, что меня устроил. Не знаю, трек не такой «рэповый», как те два. Там в припеве я пою, а в куплетах зачитываю, будто бы просто говорю. Вышло лично, душевно, кого-то это задевает.

— Почему рэп, а не любой другой жанр?

— Я всегда любил рэп. В студенчестве, когда учился в Улан-Удэ, пытался читать, когда ушел из театра, был в подавленном состоянии. Наверное, у многих так: «Вообще что я? Чего я хочу?» Я окончил школу, нужно было куда-то поступить. А что я больше всего умею — выступать на сцене. Получается, пойду в театр. Не было времени проанализировать. Я считаю, что после 11-го класса должно всем людям даваться какое-то время, чтобы они подумали. Люди даже не успевают подумать, чего они хотят.

Когда на втором курсе более сложные вещи пошли, один раз споткнулся. Если я немножко что-то не так сделал, буду сильно себя гнобить. И в какой-то момент споткнулся, начал учиться писать текст.

— В итоге не пожалел, что актером стал?

— Сейчас нет. Два года прошло, начал думать: «А куда мне еще идти? В принципе, я больше ничего не умею. Дорога мне только туда». С трезвой головой, обдумав всё, с опытом и серьезно настроенный, вернулся и окончил. Я должен был окончить еще в 2014 году, окончил в 2017 году.

— Когда ты впервые написал стихотворение, какие были эмоции?

— Вот это подвешенное состояние меня сподвигло написать что-то. Я думал о муравье в муравейнике, который зашел на самую верхушку и просто задумался. Все что-то куда-то бегут, что-то делают. А он лишний. Вот такое состояние у меня было, его и описывал.

Тогда у меня еще сборник вышел, правда, он растворился во времени. «Под звездами» называется. Не знаю, формат ли сейчас это, но это очень грузно было. Однотипный бит, однотипно читаешь, но при этом выражаешь свои эмоции.

«Видишь, горят на небе звезды, Через года найди меня там», — частично помню даже слова.

— Появляется ли у тебя желание уехать из Забайкалья?

— Из Забайкалья уехать? Куда, допустим? Если Питер, Москва… У меня первый вопрос встанет: «А кто меня там ждет?»

— А если позовут?

— Если позовут, то дело уже другое. Конечно, я буду раздумывать — стоит ли вот это мое дорогое променять на что-то, что ждет меня там. Там думать надо будет. Я работаю в этом театре, пока меня всё устраивает… Жена, скоро у нас маленький появится, в сентябре. Поэтому… Мое творчество не зависит от того, где я нахожусь. Во всём, я считаю, нужно искать плюсы. Например, в том, что я здесь нахожусь. Например, с творчеством — оно должно быть самобытным, как мне кажется. Заходишь в чарты в «ВК» и думаешь: «Это что, один сплошной трек?» Мне так кажется.

А тут твое каждое слово взвешенное, осознанное. Я пытаюсь убирать грузность, иногда не думать, что вырвется, то и написать. Допустим, строчка у меня была: «Музыка, батискаф, Пузико батошкаф, Он столько книг проглотил, Я твой личный троглодит». Что-то такое. Особо не париться, чуть-чуть мне этого в себе не хватает, и этой краски добавить. Геройный герой — скучно.

— Что для тебя рэп сейчас?

— Отдушина. Когда устаю в театре. Например, когда театральный сезон идет, всё время занят, и тут потихонечку какие-то вещи рождаются, материалы для рэпа. Заканчивается сезон, есть два месяца выходных — посвящаю их музыке. В это время как раз фестивали проходят, там и «МузФест» был. В прошлом году для меня такой первый опыт вообще, чтобы я заявлял о себе. С прошлого года для меня это и началось, что я созрел, чтобы что-то показывать. Пытаться куда-то прорываться.

— Сейчас выступаешь где-то?

— С рэпом выступать неохота. Фестиваль — площадка как раз для свободного творчества. А так меня зовут, конечно, но там аудитория другая. Хотя мне говорят: «Приходи, рэп зачитай». А я думаю: «Вот этим взрослым людям я буду рэп читать?» Я буду себя глупо чувствовать.

— Что мешает, почему ты так думаешь?

— Что им читать? Какие-то внутренние протестные вещи? Я пока что… Для меня… «Надо ли мне это?» — задается вопрос.

— А куда звали?

— Допустим, в Доме офицеров каждый четверг проводятся для старшего поколения концерты в парке. Туда и пригласили. Я спросил про возраст, сказали, что от стольки-то лет. Я иду и пою старую лирику, чтобы они слушали и танцевали. А почему я иду туда? Мне интересно прокачивать опыт, чтобы спокойно всё это петь, чтобы не было волнений. Чем прозрачнее я пою, тем лучше.

Я могу себя разделить на артиста драмтеатра Бато и на рэпера БААТО, который себя не ограничивает.

— Почему решил взять себе псевдоним с двойной «А»?

— Потому что Бато занято, есть такой рэпер. К тому же Аюшиев у меня фамилия, одну «А» в имя добавил, и всё. Ничего сложного.