Старожилы против очередной иконной лавки – в обзоре краевых СМИ

Символ должен улыбаться

Ирина Куренная о новой книге, переименовании улиц и мужских трусах

Мы встретились с исследователем забайкальской истории Ириной Куренной у неё дома.

Без скучного официоза на уютной кухне за чашкой кофе разговаривали о её новой книге «Территориальная символика Восточной Сибири. Вторая половина XVII – начало XX вв.», о том, кто и зачем уничтожал культурное наследие, а ещё – почему изображение государственной и региональной символики на футболках, кепках и трусах – это здорово.

Из печати – в герб

- Ирина Григорьевна, расскажите, почему вы решили написать книгу о старинной символике Восточной Сибири, изображённой на печатях и территориальных гербах?

- С 1994 года я в группе молодых исследователей, увлекающихся дореволюционным прошлым нашего города, вошла в Совет по истории культуры Читы. Тогда возникла идея разыскать и возродить старинный герб Читы. Мы слышали и читали, что такой был, а вот каким именно и какова его история, не имели никакого понятия. Я так занялась поисками истины в запутанной истории территориальных символов нашего края, что расширение этой удивительно интересной темы стало одним из главных направлений моей историко-краеведческой деятельности. В результате захотелось донести свои исследования до общества.

- Получается, материалы к книге вы собирали больше 15 лет.

- Несколько раз я ездила в Санкт-Петербург для работы в Российском государственном историческом архиве, затем в Российском государственном архиве древних актов изучала столбцы и древние свитки. Работала с документами в Государственном архиве Читинской области, имеющем богатое собрание старых печатей, в областном краеведческом музее, архивах и музеях других городов Сибири. Расшифровка символического языка наших предков – дело не из лёгких. Только на первый взгляд кажется, что всё просто. Вот взяли селенгинские казаки, оборонявшие город от монголов, да и вырезали на своей серебряной печати раненого оленя с вонзённою в спину стрелой. На печати Красноярского острога вообще возник неведомый мифический зверь-единорог. А почему на гербе Баргузинска изображена белка, грызущая орех, и кто такой бабр и почему именно он вырезан на первой печати Иркутска? Имели ли все они правовое и охранное значение для первопроходцев Сибири?

Подход бывает формальным

- Ирина Григорьевна, вам не кажется, что чиновники в наши дни формально подходят к созданию герба, флага или нетрадиционной эмблемы Забайкалья?

- Разумеется, нельзя и сравнивать подход чиновников к проблеме символики дореволюционного и современного края. Первые подходили к этому вопросу очень серьезно, ведь указания шли от самого императора и Департамента юстиции.

Одна переписка занимает тома архивных книг. Но современный положительный момент вижу в том, что чиновники доверяют в этой части вопроса специалистам. Во всяком случае, символика Забайкальского края и Читы усилиями власти и специалистов разных направлений прошла правительственную экспертизу и занесена в Геральдический регистр при президенте, чего удостоены не многие гербы и флаги городов и субъектов РФ.

- Как вы смотрите на то, что государственная и региональная символика меняется с приходом новой власти?

- Отрицательно. Так же, как к переименованию улиц или разрушению памятников. Земельный герб, флаг, улица, монумент – это всё исторические памятники, которые не должны быть подвержены политической конъюнктуре. Что касается герба – он должен быть таким, каким его увидели и изобразили наши предки, то есть на начало истории города или территории. Да, жизнь идёт в эволюции, город растёт, меняется инфраструктура и культура. Нельзя добавить в изображение герба Читы, как предлагали многие, ни ветку багульника, ни сосновую шишку, ни трубу машзавода, ни рельсы, ни контуры Титовской сопки или Ингоды.

Мне жаль и старых улиц Читы, названия которых поменяли в 1920-е и 1930-е годы.

Справедливости ради

- Изображение государственной символики не всегда используется кстати. Например, герб на майке или спортивные трусы в цвете российского флага, или шнурки в кроссовках в виде георгиевской ленточки?

- Это же вторичная пропаганда нашей символики. Если кто-то в обиходе и одежде использует её, значит, она живая, привлекательная, любимая. Люди без ханжества гордятся своими символами и демонстрируют – мы россияне. Шнурки – важнейший элемент одежды, попробуйте без них обойтись. Закон запрещает надругательство над символами, но он не запрещает поддерживать наших спортсменов, размахивать флагом и наносить его цвета на лицо, а лицо и ноги одинаково равны для жизни человека. Так в чём дело?

- Флаг нашего края состоит из трёх цветов, в том числе жёлтого, который символизирует богатство и справедливость. Так ли много справедливости в крае?

- Желтый цвет в геральдике – синоним золота, что вполне соответствует действительности. Благодаря ему, в том числе была одержана Великая Победа. Богатство нашего края – в природе и в людях. Только в отношении самих забайкальцев справедливости было мало во все времена. Своей стране по статистике забайкалец отдает сил и рабочего потенциала в шесть раз больше, чем житель средней полосы России. Мы живем в экстремальных для человеческого организма условиях – резкие перепады атмосферного давления, жесточайшие морозы, суховейные ветра, зона рискованного земледелия, дальность расстояния до центра и тёплых морей, плюс сложные социальные условия.

- Возвращаясь к вопросу о символике, не могу не спросить: неформальная символика вообще нужна жителям Забайкальского края?

- В этом нет сомнения! Только надо, чтобы она была привлекательной визитной карточкой края и создавала имидж земли, на которой мы живём. И не важно – будет ли это скачущий молодой изюбрёнок или старый стерх, распростерший над нами свои крылья. Символ должен улыбаться всем.

Досье

Куренная Ирина Григорьевна. Кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры Российской Федерации, член Союза журналистов России. Автор и соавтор ряда книг, посвященных истории Забайкалья. Елена Куренная, «АиФ - Забайкалье», №9

Музею декабристов в Чите быть

До сих пор идёт полемика о том, быть ли Музею декабристов в Чите?! Опрос людей на улицах, по радио, в печати показывает явное преимущество решения – Музей декабристов нужен и должен быть для нас, для детей, для потомков.

Это не просто музей. Это историческое прошлое нашего города, нашего края. А «ощущать себя наследником прошлого – значит осознавать свою ответственность перед будущим», - говорил академик Лихачёв. Именно об этом историческом наследии грамотно, интересно, увлекательно написал краевед Геннадий Жеребцов в статье «Наше забайкальское «всё» в газете «Забайкальский рабочий» (№ 1 за 12 января 2011 года).

В противовес мнению коренных жителей Забайкалья выступает епископ Читинский и Краснокаменский Евстафий. Но живы ещё люди, которые знают и помнят, что в 1950-е годы здание Церкви декабристов в числе нескольких других объектов было предложено Читинской православной общине. Так как это здание было полуразрушено, община выбрала здание польского костела, где и располагается теперь Воскресенская церковь.

В 1970 году читинской православной общине вновь было предложено взять на себя эксплуатацию здания Церкви декабристов – отказались.

В 1973-м принято решение провести реставрационные работы, чтобы воссоздать первоначальный облик Михайло-Архангельской церкви, так как несколько ремонтов на протяжении XX века изменили её внешний вид. Реставрация проходила с 1976 по 1982 годы под руководством Московского института «Спецпроектреставрация». О том, сколько затрат и человеческих сил вложено в это, рассказывает Елена Калашникова в статье «Создан усилиями многих» («Забайкальский рабочий» за 8 февраля 2001 года). В этом же 2001 году в областной администрации на совещании с участием епископа Читинского и руководителя управления культуры В.И. Кузнецова была принята договорённость о передаче здания поликлиники Центрального района Читы церкви. В свою очередь, тогдашний епископ заверил, что не будет претендовать на передачу здания Музея декабристов.

Нынешний епископ Читинский и Краснокаменский Евстафий в газете «Читинское обозрение» (№ 1 за 2011 год) заявляет: «Моя позиция называется законом. Музей нам не нужен. Нам нужен храм».

Но в 2004 году на месте стадиона «Труд» был воздвигнут и освящен кафедральный собор, построенный не только за счёт средств Читинско-Забайкальской епархии и прихожан, но и за счёт средств бюджета Читинской области, а также перечислений от предприятий, учреждений, предпринимателей и горожан.

30 ноября 2010 года президент Российской Федерации Д. Медведев подписал федеральный Закон «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности» за № 327-ФЗ.

Да, закон надо выполнять! Но почему бы не вспомнить о «тройственной» договорённости по передаче церкви здания поликлиники Центрального района Читы взамен здания Музея декабристов? Тем более, что в сегодняшних стенах Церкви декабристов проведение службы, с инженерной точки зрения, невозможно из-за ветхости.

Второй этаж способен выдержать нагрузку, согласно предписанию пожарных, не более 25 человек. Так для чего бороться за такой объект? Приспособить здание под очередную иконную лавку?

Перенос экспонатов музея в любое другое помещение теряет исконный смысл значимости истории декабристов в Чите. Это означает гибель единственного Музея декабристов в России.

Светлана Ярилова, Нина Соколова, Таисия Ляпинова, Любовь Коноплёва, Евдокия Филиппова и другие старожилы Читы, всего 61 подпись, «Забайкальский рабочий», №33

Уезжали на войну мальчишки

Фронтовая судьба… У каждого солдата, командира, прошедшего трудными дорогами, она своя и у каждого нелёгкая. Помня о наказе Константина Симонова: «Для правды истории, для правды войны важно сберечь слово каждого солдата Великой Отечественной», мы обратились к воспоминаниям фронтовика-забайкальца Павла Ивановича Чугуевского. Война часто возвращается к нему бессонницей, ноющей болью ран, воспоминаниями об однополчанах, о пережитом на фронтах.

Петрованы

«Петрованы»… Так было написано на дверях товарного вагона-теплушки, увозившего в пекло войны нас, сорок «гавриков» из Петровск-Забайкальского района, оторванных от отчего дома, не знающих самостоятельной жизни, не ведающих, что нас ждёт завтра.

Январь 42-го был сурово-морозным: плюнешь – и слюна на лету замерзает, а воробьи на глазах превращались в мёрзлые комочки. Какая, к чёрту, тут война в такую холодрыгу! Сидеть бы на печке да бока греть.

Немца хотя и отогнали от Москвы, но враг ещё не терял надежды овладеть нашей столицей.

Из района нас, комсомольцев, уходило на фронт сорок человек. Сбор, как обычно, в райвоенкомате. Провожающих, помню, пришло настолько много, что пришлось всем перейти в клуб. Слёзы, напутствия, баян играет… Тот, кто уже умел выпивать, конечно, и выпил с родными. В те годы молодёжь не приучена была к водке, родители более строго растили нас.

В Чите формировался отдельный комсомольский лыжный батальон. Из всех районов области было призвано четыреста ребят 1923-1924 годов рождения.

28 января 1942 года. Чита. Вокзал. Общее построение. Рядом на путях, ожидая нас, стоят десять двухосных теплушек. Скоро мы их надолго «оккупируем», а пока играет духовой оркестр. Щемящая душу мелодия старинного марша разносится в морозном воздухе далеко… И речи: «Бейте врага, добивайте его в собственной берлоге». Кто-то из наших выступил с заверениями, что не очерним родное Забайкалье. Каждому вручили подарок: по два омуля и полкило сливочного масла.

И вот наш первый временный дом. Справа и слева двойные нары, посередине вагона – чугунная печка-буржуйка. Никому в голову не приходило, что нам придётся утрясаться двадцать семь суток до Челябинска! Можно представить, в каком виде мы прошли по Челябинску. Хорошо, что был вечер. Клуб завода ферросплавов по проспекту Сталина встретил нас теплом и светом.

Вымыли нас, остригли и приодели в одинаковую форму. Так мы стали солдатами по форме, но не по содержанию. Десять дней занятий, два часа на лыжах и снова команда: «По вагонам». До Москвы ещё 18 дней таким же фертом.

Вот и Москва. Суровая, затемнённая, как бы притаившаяся в ожидании неизбежности. Станция Лихоборы – конечная на пути к фронту, где мы посетили столовую.

Ну, а там пошло-поехало. Город Клин километрах в сорока от Москвы. Недавно, видно, отбомбили, дымят пожары. За Клином Селижарово – станция крупная. Не дотянули до неё каких-нибудь два километра. Три немецких истребителя стали обстреливать из пулемётов эшелон. Мы рассыпались по обеим сторонам пути. Машинист паровоза, потерявший самообладание, ожидая, видимо, бомбёжки, дал задний ход и был таков. Так уехали от нас наши лыжи, и стали мы простыми пехотинцами. Проделав за ночь по глубокому снегу марш-бросок в 30 км, к рассвету остановились в глухом еловом лесу.

Боевое крещение

4 апреля 1942 года… Уже слышны разрывы снарядов, мин и пулемётные очереди. Мы на передовой. Дали нам собранные на поле боя винтовки, проверили шомполами (не забиты ли стволы) – к бою готовы.

Удивило то, что за три дня, проведённых в лесу, над нами на запад не пролетело ни одного нашего самолета. С перерывом в два часа одна армада за другой ползли по небу «юнкерсы» в сопровождении истребителей, неся в своих чревах смертоносный груз, предназначенный нашим городам и селам.

Выходим на исходные позиции. Завтра Пасха. Говорят, немцы напьются, и мы их будем брать голыми руками, как маленьких цыплят. Фашисты будут только попискивать, а мы похохатывать…

Южнее, у кромки леса, была деревенька. От неё остались два дома да баня, там штаб нашего батальона. Не помню название деревни, где проходила линия обороны немцев, но до неё надо было пересечь поле. Стали подтягиваться к опушке леса. Завыли мины. Сразу же убило пулемётчика и его второй номер. Рядом со мной кто-то заревел нечеловеческим голосом: «За Родину, за Сталина! Ура!» И побежали мы, утопая в снегу, туда, откуда по нам хладнокровно вели огонь немецкие пулемёты. По чистому полю, по пояс в снегу, без какой-либо огневой поддержки мы были хорошей мишенью для немцев. Карабкаясь по снегу, я бежал вперед, ничего не видя и не замечая. Рядом со мной бежал помкомвзвода, но вот он упал. Справа и слева уже не видно бегущих, и тут впереди, наверное, на моё счастье, воронка, да такая глубокая. Упал я в её объятия и поцеловал стенки неожиданно подвернувшегося убежища.

Немного погодя в воронку свалился парнишка из Борзи – Миша Колосков. Вид бледный, испуганный, говорит, что-то в живот укололо. Расстегнул я его шинель, задрал гимнастёрку – ранка и немного крови. А когда повернул его на бок и посмотрел на спину, увидел – там скопилось много крови, и она начала уже свертываться. Миша был ещё в сознании, пакет индивидуальный он потерял. Стал я его перевязывать. Вдруг он весь напрягся и так громко произнёс: «Мама!». И всё… Могилой его стала эта воронка.

Лёжа в воронке и слушая невдалеке от себя немецкую речь, замёрз я, как собака. Но лежать надо тихо, а то учуют фрицы и кинут гранату. Дождавшись полной темноты, начал потихоньку выбираться из воронки. Дополз до опушки леса, пробую встать на ноги, а они онемели и не гнутся. Кое-как восстановилось кровообращение, и я добрался до двух домишек, где находился наш штаб.

Увидев меня, наш старшина роты Воробьев радостно воскликнул: «Четвертый из 126-ти». Я был четвёртым живым, вернувшимся в относительно безопасное место.

Так бесславно закончилась эпопея нашего комсомольского лыжного батальона, который земляки провожали из Читы 28 января 1942 года. А впереди были ещё три с лишним года войны…

С тех пор прошло более шестидесяти лет. А мне по сей день помнятся двойные нары двухосных вагонов-теплушек, закопченных внутри от постоянно топившейся чугунной печки-буржуйки, и та воронка, спасшая меня в первом бою. Как сейчас перед глазами лица молодых солдат, моих земляков, мечтавших о том, какая хорошая начнётся жизнь после войны (в победе никто из нас не сомневался). Увы, не сбылась их мечта. Живыми из сорока «петрован» к родному порогу вернулись Миша Добрынин без ноги, Николай Жилкин и я. Может, кто ещё уцелел – мне неизвестно…

Записал Николай Бубнов, член Союза журналистов России, «Забайкальский рабочий», №33

«Ювелир» в уголовном процессе

На месте преступления злоумышленник всегда оставляет следы. Задача эксперта – найти их. Крошечный волосок или фрагмент отпечатка обуви на полу, приоткрытая дверца шкафа или непогашенный в комнате свет – от взгляда опытного сыщика не ускользнет ни одна деталь.


- Главное – знать, где искать, - говорит главный эксперт первого отделения отдела городской зоны Экспертно-криминалистического центра УВД по Забайкальскому краю Екатерина Погонышева. – И, конечно, почаще «включать» профессиональное чутьё.

Тем более что за 15 лет работы в милиции оно Екатерину Игоревну не подводило ни разу.

15 лет – стаж солидный, дающий право если не поучать молодых коллег, то хотя бы советовать, делиться опытом. Как в своё время делились им с самой Екатериной Погонышевой. В далеком 1996-м её, дипломированного специалиста в области химии и биологии, учителя по образованию, экспертным премудростям в областном Управлении внутренних дел учила Галина Александровна Савватеева. У неё-то наша героиня переняла умение быть максимально точной: взвешивать изъятое до миллиграмма, мерить – до миллиметра, а иногда и перепроверять результат по несколько раз.

Эти навыки Екатерине Игоревне особенно пригодились в первые годы службы: до появления в 2003 году госнаркоконтроля экспертизы по выявлению в пробах наркотических веществ проводили милицейские специалисты.

- Нагрузка тогда была огромная, - делится Погонышева. – Профессиональных химиков не хватало, а уголовных дел по всевозможным «ядам» возбуждалось столько, что и подумать страшно. Наркотики, поддельный алкоголь и прочая отрава – всё нужно проверить, написать заключения.

Чтобы понять, какая работа стоит за простой фразой «проверить и написать заключение», нужно хотя бы раз увидеть производство химической экспертизы.

- Берём пробу вещества, заливаем в цилиндр, отстаиваем, потом наносим на специальные пластинки, разгоняем и кладем в химический реактив, - рассказывает Екатерина Игоревна. – Потом с помощью реагента проявляем и смотрим результат. Следы определённого цвета и «разбега» свидетельствуют о наличии в пробе наркотических веществ.

На всё про всё уходит не меньше часа: и это только в том случае, если экспертиза – из числа несложных. Однако порой за специальными приборами (без них вряд ли можно обойтись) наша героиня засиживается подолгу.

- Сложными считаются дактилоскопические и почерковедческие экспертизы, - говорит она. – В первом случае определяем принадлежность отпечатков пальцев тому или иному лицу, а отпечатки далеко не всегда бывают чёткими. Во втором – пытаемся отличить поддельную подпись от настоящей.

Кстати, «любоваться» псевдоавтографами на документах Екатерине Погонышевой и её коллегам (а в отделе сегодня трудятся десять человек) в последнее время приходится всё чаще. Как правило, речь идет о поддельных кредитных договорах: мошенники имитируют подпись заёмщика и берут в банке деньги, после чего ни о чём не подозревающий гражданин получает извещение об огромном долге. В таких случаях Управление по борьбе с экономическими преступлениями возбуждает уголовное дело, в рамках которого и проводится экспертиза.

Подделать, как известно, можно всё: водительские удостоверения, доверенности и, конечно, деньги. Особенно любима криминальными художниками тысячная купюра. Банкноты-фантики номиналом в пять тысяч рублей рисуют гораздо реже.

- У них больше степеней защиты, и к тому же к таким купюрам граждане присматриваются внимательнее, - говорит Екатерина Игоревна.

Хотя присматриваться нелишне к наличности любого номинала. Иногда достаточно взять купюру в руки, чтобы понять: фантик.

- Как правило, преступники не могут качественно подделать зону перфорации, у фальшивки она шершавая на ощупь, - делится эксперт. – А вот остальные признаки подделки обывателю определить сложно. Другое дело – специалист, на вооружении у которого имеются необходимые приборы.

Впрочем, проведением так называемых «лабораторных экспертиз» служебные обязанности Екатерины Игоревны не ограничивались ни тогда, ни тем более сегодня. В дежурные сутки эксперт-криминалист вместе со следователем и оперуполномоченным выезжает на места преступлений. Будь-то кража, разбой, убийство или изнасилование, задача эксперта одинакова: найти и собрать все возможные следы, оставленные злоумышленником.

- Не случайно нас иногда называют «ювелирами». Наверное, потому что работа, действительно, очень «тонкая», почти хирургическая, - заключает Екатерина Погонышева.

Мария Машанова, «Забайкальский рабочий», №34

Губит людей..?

Пиво в советской Чите

- Пиво есть? – сиплым голосом осведомился Бездомный.
- Пиво привезут к вечеру, - ответила женщина.
М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Всё чаще и чаще с экранов телевизоров, с газетных полос, с эфиров радиостанций и прочих источников информации закореневшие правительственные умы, вооружившись статистикой и медицинской литературой, доводят до спивающегося электората неутешительный факт – Россия больна пивным алкоголизмом. И не просто больна, а разлагается посредством спивающейся молодёжи.

Почему во времена Советов пиво продавали без ограничений, а сейчас запрещено распивать слабоалкогольный напиток в общественных местах? Попробуем разобраться в ситуации. Но для того чтобы это сделать, придётся заглянуть во времена красных пионерских галстуков, программы «Время», аппаратов по продаже газировки и олимпийского Мишки.

Пивная гайка

Жаркий июль високосного 1984-го года. Полдень. На полупустой улице Калинина вокруг нехитрого архитектурного сооружения шестигранной формы собирается в очередь простой советский люд. Народ сбегается стихийно и уже через 15 минут разрастается в огромный хвост. Во главе очереди с двумя тёмно-зелёными бидончиками в сетчатой авоське каждый стоит упитанный мужчина, на вид лет сорока, одетый в бирюзовый батник, поверх ярко-синяя спортивная кофта и тёмное трико с вытянутыми коленками. На ногах потрескавшиеся сандалии на босу ногу. Это известный постоялец торговой точки, бессменный покупатель Боря-бидон, алкоголик и по совместительству работник кожзавода. Боря при деньгах и в хорошем расположении духа. На днях он получил премию и грамоту как победитель соцсоревнований. Очередь монотонно шумит, небезосновательно волнуется, но Боря-бидон успевает всех успокоить. Ровно через секунду окошко раскрывается, и появляется табличка: «Пиво «Жигулёвское» - 30 копеек». «Ячменный Колос» - 35 копеек». Очередь восторженно звенит тарой…

Приблизительно так выглядела картина вокруг той самой «пивной гайки», сохранившаяся до наших дней. Как специализированная пивная точка она открылась в начале 80-х годов и была прозвана так за соответствующие формы. Несмотря на статус «пивной», сам напиток здесь продавали не так часто, потому возникали очереди и, как следствие, драки. Разливали пиво в трёхлитровые банки и канистры. Справа и слева от окошка, как правило, «паслись» местные алкоголики, которые путём визуального психологического анализа вычисляли «лохов» и заставляли принудительно распивать с ними купленное «лохом» пиво. Закуски в продаже не было никакой, поэтому сушёную рыбу приносили с собой.

Пенная география

В 1984 году время от времени большую жёлтую бочку на колёсах с волнительной надписью «ПИВО» выкатывали в район магазина «Весна». Народу здесь было заметно поменьше, нежели на улице Калинина, однако в 1986-м на фоне волны борьбы с трезвостью и серии сокрушительных статей в «Забайкальском рабочем» бочка стала появляться всё реже, а потом и вовсе исчезла навсегда, заставляя любителей разливного следовать в район Соснового бора. Там, на улице Гагарина, в одном из домов с торца зияло простое зарешёченное окно, где также с перебоями, но все же отпускали «Жигулёвское». Пожалуй, это и все основные точки продажи слабоалкогольного напитка в центре Читы. Хотя, нет – стоит ещё вспомнить пивную в полуподвальном помещении на улице Нечаева, 4. Обычная картина маслом: пиво на розлив, вместо кружек – обыкновенные литровые банки. Данное место имело дурную репутацию – сборище бывших заключённых. Гневные публикации в газете «Комсомолец Забайкалья» подробно описывали, как пропахли пивом все квартиры, находившиеся над пивнушкой, и как с каждым днём усиливался запах мочи в ближайших подворотнях. Заведение закрыли в конце 1984-го. Были и так называемые «полусекретные» точки. К примеру, в столовой кожзавода на Острове регулярно с 11 утра до 8 вечера продавали пиво. Несмотря на то, что напиток был сильно кислый и явно разбавленный водой, он, тем не менее, пользо-вался спросом. Оказаться в данной столовой простому человеку было непросто. В основном здесь обитали местные приблатнённые, «островские».

Во второй половине всё того же 1984 года в Чите открывается ресторан «Янтарный» - первый в городе пивной ресторан в районе МЖК. Обед с графином пива в данном заведении обходился вначале в 3 рубля, в конце 80-х он уже стоил 6 рублей. Днём здесь всегда можно было купить пиво на вынос, но с ресторанной наценкой.

Открытие специфического ресторана, а также продажа свежего разливного пива была бы невозможна без пивзавода. В 1977 году в Чите был построен и введен в эксплуатацию пивобезалкогольный комбинат с мощностью 20 млн литров пива в год. В середине 80-х годов он назывался комбинат «Родник». Позже, в 1992 году, когда в силу экономического кризиса застопорилось производство пива и напитков, предприятие было выставлено на инвестиционный конкурс. Новым владельцем предприятия стала старательская артель «Ключи».

Забытые названия

…С трудом дождавшись обеда, изнеможённый зноем и жаждой Боря-бидон кое-как втискивается в переполненный автобус 18-го маршрута, следующий в район КСК. По слухам, там в пивбар, расположенный на улице Труда, должен был подойти пивовоз. И надо же было такому случиться – как раз сегодня Борис получил на руки рубль премии за экономию рабочего времени. Как это ни странно, но ещё до прихода спецавтомобиля к дверям питейного заведения выстраивается немаленькая очередь. Пользуясь авторитетом, Бидон активно работает локтями и скоро оказывается у вожделенного окна, где тут же ввязывается в скандал с пенсионером, приехавшим за пивом с 20-литровой канистрой. «По три литра на лоб», - разоряется рассвирепевший от злости Боря и требует поддержки очереди… Из отдалённых пивных точек также славилась бочка в Атамановке. Обычно её привозили к полудню, а к часу дня забирали опустошённую обратно. Но и за это время здесь успевала произойти масса происшествий, результатом которых было препровождение части местных пьяниц в отделение милиции, половина из которых в дальнейшем распределялась в медицинские вытрезвители. Неизбалованные частым потреблением пива, мужики старались напиваться впрок. А когда разливное заканчивалось – в ход шло бутылочное пиво: «Мартовское», «Бархатное», «Жигулёвское», «Рижское», «Славянское», «Столовое», «Украинское», «Ячменный колос» и другие. Обычно на имевшуюся сумму набиралось определённое количество бутылок с пивом, сливалось содержимое в канистру, тара тут же мылась, сдавалась, а на вырученные деньги снова приобретался напиток.

Такое распитие было принято называть «карусель» - пока количество денег не опускалось ниже одной бутылки.

Ну, и теперь самое интересное: срок хранения бутылочного пива – 7 дней, разливного – и того меньше. Не добавляли откровенную химию и не травили людей. Потому при потреблении пива внимательно изучайте состав. Но всё же хорошо вдумайтесь – что всё-таки губит людей?

Справка «Эффекта»

В СССР потребление пива начало заметно расти как раз в 70-80-е годы, когда государство тщетно пыталось вытеснить водку более слабыми «изделиями» и искусственно занижало цену на пиво. В итоге пиво пользовалось большим спросом именно потому, что это было самое дешевое спиртное в пересчёте на алкоголь – на одну копейку можно было приобрести 1,2-1,4 г «пивного» алкоголя и всего лишь 0,5 г водочного.
В 1960 году на душу населения в СССР в год приходилось 13 л пива, в 1970 -16 л, в 1980 – 24 л, в 1985 -18 л, к 1990 потребление вновь поднялось до 23 л, а затем резко упало в связи с заметным удешевлением водки и появлением «питьевого» спирта – пивом стало невыгодно напиваться. Однако к середине 90-х годов пивоваренная промышленность в России начала оправляться: 1995 год -12 л и уже к 2000 году – 37 литров на душу.

Александр Матрёшкин, «Эффект», №9

Три сестры

встретились на читинском вокзале после десятилетий разлуки

«Поезд «Москва-Хабаровск» прибывает на третий путь», - буднично объявил голос из динамика. Привокзальная сутолока достигла предела. Встретившись на перроне, три немолодые женщины расцеловались. Ничего вроде бы особенного. Но эти трое сразу попали под прицел телекамер. Их обступили журналисты. Дело в том, что этой встречи могло не быть. Никогда. Состоялась она 25 февраля благодаря передаче «Жди меня».

Двоюродные сёстры Любовь Лешкова (Иркутск), Ирина Пустой (Молдавия) и Александра Бакирова (Чита) – уроженки Вершина-Дарасуна. Там прошло их счастливое детство. А потом? «Судьба пораскидала, родители поразъехались, нас развезли, - рассказывает Люба, 45 лет прожившая в Иркутске. – С Ирой я больше тридцати лет не виделась, с Шурой – больше двадцати».

18 лет Любовь шила рюкзаки, палатки на авиационном заводе, потом работала в столовой. Муж умер. Жила ради сына.

- Прекрасная женщина, в Иркутске её любят, работала в хорошем коллективе, - рассказывает корреспондент передачи «Жди меня» Татьяна Захарова. – Живя в доме дедушки, Люба с сыном Лёшей в своё время не позаботились о том, чтобы переписать его на себя. Дедушка умер. Захотели переехать – дом продать не смогли. И тут подвернулись чёрные риэлторы, которые вошли к Любе в доверие, забрали все документы на дом. Люба им верила. Думала, что всё через нотариуса, всё законно. А документы отдала – дом сожгли...

После пожара в августе 2009 года в милицию Люба идти побоялась, заявлений никаких не подала, потому что те люди ей сказали: «Если будешь шум поднимать – ничего вообще не получишь, а так мы тебе другой дом подарим». – Она по простоте душевной поехала, посмотрела дом – вроде ничего. Так и выехала из Иркутска, - продолжает Захарова. – А в том доме были другие жильцы. Её сразу выгнали. Иркутской прописки лишилась. Люба не знала, куда податься, и их увезли ещё дальше, в Усолье-Сибирское, где они чуть не погибли. Мы нашли их в ужасном месте – в пустой комнате с клопами. Не знаю, как они смогли там так долго продержаться. В последнее время они боялись, что их убьют, и вообще не выходили из дома. Там такие районы – бывшие шахтёрские посёлки, откуда людей вывезли, дома побросали в своё время. И бандиты, пользуясь тем, что дома пустуют, свозят туда разных несчастных людей, обещая, что они будут жить на природе. Документы у них отнимают. Иногда вообще никто их уже не видит – на этой грани были и Люба со своим сыном. Все эти дни, что мы с ними работаем, Люба плачет.

Бедная женщина, и вправду, ещё не пришла в себя. Речь её сбивчива: «Насекомых вывести не было никакой возможности! Там, по-моему, не водились только скорпионы... А с работы уволиться мне пришлось, потому что на одну дорогу триста рублей уходило. Полтора года скитаемся, на работу не берут – возраст уж не тот, а до пенсии целый год. Сын был несовершеннолетним, учился. Как-то ничего не получалось – везде деньги нужны...»

В июле 2010 года связь между сёстрами прервалась: Лёша потерял сотовый телефон, в котором были записаны все номера. В августе встревоженная Александра написала в передачу «Жди меня». В декабре получила благую весть. Нашли бедолаг помощники в Иркутске: опросили соседей – соседский мальчик созвонился с Лёшей – тогда и сообщили в Москву.

- Не хочу, чтобы сестра возвращалась в Иркутск. Мошенники же ей отомстят. Поживёт пока у меня, а когда вернут хотя бы землю – продаст, да и купит здесь себе что-то, - говорит Александра Даниловна. – Раньше люди были благороднее, жалостливее, милосерднее... В наше жестокое время с родными расставаться нельзя, надо держаться друг за друга. Люди, не теряйте связи с близкими, чтобы за развлечениями, погоней за благосостоянием не потерять самое главное!

- Мы обязательно проследим за ходом этого дела до конца, - пообещала Татьяна Захарова. – Вся милиция Иркутска дала нам обещание в прямом эфире, что разберётся с мошенниками, накажет виновных и вернёт Любе её участок. Мы счастливы, что помогли сёстрам встретиться.

Счастьем, именно тихим счастьем была пронизана эта встреча – не буйными эмоциями, а удивлением победившему добру, которое передалось всем присутствующим. От избытка чувств Анна Даниловна, расставаясь, неожиданно поцеловала меня, ещё час назад незнакомого ей журналиста, в щёку... Не теряйтесь больше. Вы ведь родные.

Мария Пономарёва, «Читинское обозрение», №9