Последнее мая, враги кладбищ и жизнь Аверьянова - в обзоре краевых СМИ

Денежное место

Единственная в Чите платная парковка появилась в аэропорту

Уже около двух недель в Чите функционирует единственная платная парковка. Появилась она в том месте, где большой необходимости в ней, в принципе, и нет – в аэропорту. Складывается впечатление, что собственник читинского аэропорта решил просто заработать на этом денег.

«С вас «полтинник»

Теперь, как лично удостоверились сотрудники ИА «Забмедиа.Ру», чтобы подъехать к аэропорту, необходимо преодолеть шлагбаум, у которого стоит молодой человек и выписывает каждому подъезжающему владельцу авто квитанцию. На этих бумажках указывается время заезда на территорию, номер машины.

- В течение 15 минут парковка бесплатная. Затем – каждые полчаса стоят 50 рублей, - рассказал, передавая квитанцию, молодой человек.

- Ясно, - говорю я и вдвоём с водителем мы проезжаем шлагбаум.

Простояли на стоянке около получаса, включая те самые 15 бесплатных минут. Походили около машин, пофотографировали в надежде, что подойдет охранник и поинтересуется, чем это мы занимаемся и не замышляем ли чего недоброго. Но никто так и не подошёл…

Подъезжаем ко второму шлагбауму, который установлен на выезде.

Там отъезжающих встречают двое молодых людей – один проверяет квитанции и берёт плату, а второй – поднимает и опускает шлагбаум.

- У вас больше 15 минут, - улыбнулся нам молодой человек. - С вас «полтинник». Чек нужен?

Естественно, чек нам был нужен – всё должно быть законно, ведь если платишь деньги за что-то, то это должно фиксироваться, проходить, грубо говоря, по кассе. Парень пошёл к кабинке и через пару минут вернулся с чеком. После этого его напарник открыл для нас проезд.

Немного отъехав, мы стали наблюдать, как выезжают другие авто. Как того и следовало ожидать, буквально через 10 минут образовалась очередь.

- Как можно в таких условиях успеть встретить прилетевшего в Читу человека, получить багаж и, отстояв в очереди, выехать с территории за 15 бесплатных минут? – удивился мой напарник и добавил: – интересно, куда идут деньги с этой парковки?

С этим вопросом в тот же день (29 апреля) мы хотели обратиться к генеральному директору ОАО «Аэропорт-Чита» Игорю Слепцову. Однако, поговорить с ним оказалось крайне проблематично – сначала секретарь отвечала, что он занят, потом – что с беседует по телефону, затем – снова занят. А после обеда сообщила, что директор уехал в город.

Между тем, официальная позиция аэропорта по данному вопросу на прошлой неделе была опубликована в читинских СМИ с подписью «На правах рекламы». И раз уж не удалось поговорить со Слепцовым, будем использовать данную информацию.

Итак, сообщается, что правила пользования автомобильной стоянкой, расположенной на привокзальной площади читинского аэропорта, изменились с 19 апреля. Первым новшеством является полный запрет на парковку автомобилей ближе 50 метров от здания аэровокзала. «Своеобразная «автомобильная полоса отчуждения» призвана обезопасить пассажиров от угрозы вероятного террористического акта извне».

Пользование остальной территорией парковки, которая с недавнего времени оснащена системой видеонаблюдения и контроля, теперь становится платным. Согласно официальной информации, «деньги, взимаемые за стоянку транспорта на привокзальной площади, руководство читинского авиапредприятия намерено направить на реконструкцию и благоустройство прилегающей территории».

«Стоит отметить, что в читинском аэропорту продолжает действовать и полностью бесплатная парковка. Она располагается на площадке возле здания гостиницы «Аэропорт». Она будет удобна тем, кто по разным причинам (ожидание рейса, получение багажа и т.д.) решил провести в аэропорту более значительное время», - добавили в «Аэро-Чита».

Последнее утверждение лично у меня ничего кроме улыбки не вызывает. Будучи в аэропорту, на «бесплатной парковке» машин мы не наблюдали. С таким же успехом её можно было открыть и в находящемся рядом с аэропортом населённом пункте, а что – подождать рейс или багаж можно и там. А можно, вообще, забрать прилетевших граждан около парковки – пусть немного пешком прогуляются.

Вопросы без ответа

На каком основании парковка стала платной, так и осталось загадкой. Машин в читинском аэропорту не так уж и много, и нет необходимости вводить платную парковку, чтобы уменьшить число автомобилей непосредственно около аэропорта (как было сделано в крупных городах). Кроме того, не имеет смысла заявлять, что это было сделано в целях безопасности – злоумышленник, если ему надо, заплатит и 50, и 150 рублей и преспокойно проедет на территорию.

Кстати, как охраняются транспортные средства, заехавшие на платную парковку, тоже непонятно, не объясняется и то, застрахованы ли машины и имущество, находящееся в авто. А если вдруг на платной парковке произойдёт кража, кто будет за это отвечать?

Остается добавить, что, по нашей информации, сейчас законность открытия платной парковки в аэропорту проверяет прокуратура. В ближайшие дни сотрудники прокуратуры обещали нам предоставить результаты проверки.

Думаем, что не лишним было бы заняться этим вопросом и Управлению федеральной антимонопольной службы РФ по Забайкальскому краю. По словам руководителя управления, для проведения проверки необходимо обращение граждан. Просим считать эту статью официальным обращением – проверьте, в чьей собственности находится земля, на которой расположена платная парковка, могут ли брать 50 рублей за неполные полчаса платного времени.

Андрей Белокопытов, «Экстра», №18

В поисках КЛАДбища

Погосты в Чите переполнены, а ритуальный бизнес процветает

Большая часть населения вспоминает своих мёртвых раз в году- в Родительский день. Накануне полагается традиционно убраться на могилке, а непосредственно в Радоницу – устроить в оградке нечто вроде легкого фуршета. При этом никто не заботится о своих, грубо говоря, отходах...

Скандалы, вандалы, расследования

...а заботится о них ОАО «Забайкалспецтранс». И проблема загрязнений кладбищ, по словам его директора Вячеслава Колычева, приходит гораздо раньше Родительского дня. С началом весны работники предприятия массово убирают мусор каждый день – баки наполняются с космической скоростью. Между тем на сегодняшний день по городским кладбищам расставлено ни много ни мало сто мусорных контейнеров. На уборку выделяется до десяти единиц техники.

Кроме мусора с весной приходит и проблема поджогов. Простейший способ убраться на могилке – спалить траву. А то, что она идет сплошняком, а на кладбище всегда гуляет ветер, - уже не наша проблема. Так и горят наши кладбища. А пожарные даже не могут нормально тушить такие пожары, потому что очень сложно к ним подобраться.

О проблеме вандализма работники «Забайкалспецтранса» также знают непонаслышке. Правда, сатанисты, по их словам, как таковые в Чите не встречаются: к счастью, ни крестов, ни свастик на могилах и памятниках у нас нет и не было. Зато у нас – хулиганы. И бомжи. Корысти ради выламывают на металлолом оградки, особенно любят те, что с цепями. А могут просто так – со злости и обиды – сломать дорогой памятник, поджечь венки. Например, в прошлом году, в мае, ни за что ни про что разграбили могилу героя Советского союза Александра Булгакова.

- Ловим таких, бывает, но дальше что? - разводит руками Колычев. – Пишем заявление в милицию, а нам милиция говорит: «Вот найдёте собственника могилки, тогда пишите». И хотя найти родственников очень тяжело, мы находим. Но и родственниками милиция занимается весьма неохотно.

Впрочем, мусор и вандалы — далеко не главная проблема городских кладбищ...

Мест нет!

Такую табличку впору вешать на каждом читинском погосте. Центральное кладбище, к примеру, планировали закрыть ещё в 2006-м, но все никак...

- Оно, по сути, уже давно закрыто, но там всё равно захоранивают, уже все границы оно перешло, а куда людям деваться-то? – сетует директор «Забайкалспецтранса». – Уже к ЛЭПу вышли полностью, за оградой хоронят. А раньше, сами знаете, кого за оградой хоронили – самоубийц.

Новое же кладбище, по словам Колычева, планируется за Сухим ручьём. Но это «планируется» затянулось на десятки лет. Одна из точек преткновения, из-за которой в Чите так долго не может появиться новый некрополь, это так называемые «леса первой группы». То есть федеральные леса, которые трогать нельзя, разрешение на это даёт только правительство.

- Получается какой-то абсурд, - говорит Татьяна Инчина, начальник кладбищ Читы ООО «Забайкалспецтранс», - Роспотребнадзор выдаёт очередное предписание, чтобы закрыть Железнодорожное и Центральное кладбища. Нового нет, а старые надо закрыть. Так и выходит, что у нас уже давно людей, по сути, хоронят незаконно.

Казалось бы, есть же выход, - если тела некуда хоронить, их можно кремировать. Но не всё так радужно – строительство и содержание колумбария обойдется настолько дорого, что затраты не будут того стоить. Да и желающих «сжечь» своих усопших наверняка не выстроится очередь. Во-первых, менталитет – привыкли уж мы так, по старинке, в землю. Во-вторых, это будет доступно только состоятельным людям. Если обычные похороны обходятся в среднем в 50 тысяч рублей, то кремация обойдётся во все 100. В-третьих. Чита – город небольшой, и в год здесь умирает порядка трёх тысяч человек. А по подсчётам специалистов крематорий целесообразен лишь в городе с населением в миллион и более жителей.

«Черепаха» или «сердце»?

Наши кладбища переполняются, а между тем ритуальный бизнес в Чите набирает обороты. Похоронить человека сейчас можно, как говорится, «на любой кошелёк».

Но наши горожане не особо требовательны. Однако на все правила бывают исключения.

- Недавно у нас молодой человек заказал памятник своему отцу из чёрного гранита во весь рост – получилась высота 2 метра, ширина в метр, и вес в 800 кг. Столкнулись с проблемой – как его поднять, вывезти, а потом ещё и установить. Он обошёлся с доставкой и установкой в 65 тысяч рублей, - говорит Владимир Щербинин, директор одной из читинских ритуальных фирм, - человек, который на «До свиданья!» отвечает «Дай бог не встречаться!».

Несмотря на специфичность бизнеса, он, как и всё в нашем мире, не стоит на месте. По сравнению с советскими временами похоронный ассортимент значительно расширился. – Сейчас одних только венков у нас существует целая гамма – «капля», «капля с корзиной», «черепаха», «круг», «сердце».., - говорит Щербинин.

Конечно, хоть бизнес и «вечный» конкуренция здесь большая. Только в Чите существует порядка 10 крупных ритуальных компаний, а мелкие никто даже не считает.

- Сегодня уже и у нас идёт, как в больших городах, - «обработка» людей, борьба за клиента. Когда человек только-только умер, моментально приезжают специалисты, тут же начинают навязывать свои, прямо скажем, недешёвые услуги, и родственник, который пребывает в шоке в связи с утратой, на всё соглашается. И только потом понимает, что ошибся, - сетует Щербинин.

Существует, по словам директора, и «морговское» лобби, - когда родственникам «сватают» ритуальный салон близ «анатомички», - и это тоже большая проблема для фирм-конкурентов. Но всё же, пока идут все эти тихие войны ритуальных компаний, люди продолжают умирать, а хоронить их по-прежнему некуда – хоть с «черепахой», хоть с «каплей», хоть с памятником в два метра высотой....

Сколько стоит

Копка могилы – от 3000 рублей

Катафалк «Газель» - от 700 рублей/в час

Венок – от 150 рублей

Арка цветочная – от 4 тысяч

Памятник стандартный (черный гранит), высота 80 см – от 10 тысяч

Памятник бетонный (крест) – от 2,5 тысяч

Гроб – от 1600

Самый дорогой гроб – 39 тысяч рублей (с поручнями, лакированный, две откидные крышки).

Цифры

Сегодня на захоронение одного неопознанного тела из городского бюджета выделяется 4 тысячи рублей. Минимум, который входит в эту сумму, - катафалк, могила, самый дешёвые гроб и венок. Раньше было 1200. В год «Забайкалспецтранс» захоранивает порядка 300 неопознанных покойников – в основном, это «криминальные» трупы. Надежда Шайтанова, «Экстра», №18

Не зарастёт народная тропа

«Над памятью время невластно», - решили забайкальские писатели и организовали одноимённую акцию – привели в порядок могилы коллег на городском кладбище. Помогали доброму делу студенты читинских вузов.

Мысль о том, что могилы многих литераторов, композиторов, краеведов находятся в заброшенном состоянии, неоднократно на писательских встречах высказывала Ирина Куренная. Идею поддержали, но реализовать её оказалось не так-то легко: единственная карта захоронений знаменитостей от культуры была составлена более 20 лет назад. Но за эти годы погост разросся, а скорбный список пополнили новые имена. По словам Ии Толстой-Вишняковой (общественного литературного деятеля, дочери поэта Вишнякова и основного организатора акции), только в Чите похоронено более 23 человек. Почти все – на центральном кладбище. Убрать решили там, где, по всей видимости, давным-давно никто не бывает.

Шесть могил привели в порядок накануне Родительского дня – писателем Василия и Виктории Балябиных, краеведа и литератора Николая Дворниченко, писателя Григория Кобякова, геолога, прозаика, публициста Владислава Ляхницкого, писателя и журналиста Георгия Шелеста. Убрали сухую траву, помыли памятники, покрасили оградки. Очень заброшенной оказалась могила Владислава Ляхницкого (он умер в 77-м году). А на памятнике Виктории Геннадьевне Балябиной нет сегодня ни фотографии, ни таблички… Но писатели со дня на день это исправят.

Идею горячо поддержала молодёжь: «Дело доброе. Поможем!» Замечательные энтузиасты учатся в Читинском государственном и гуманитарно-педагогическом университетах, в институте железнодорожного транспорта, в читинской школе №26.

- Мы из «Молодой гвардии», - деловито сгребает сухостой Виталий Яснов. – А могила эта ветерана Великой Отечественной войны Николая Дворниченко. Так он ещё и публицист, и краевед?!

- У нас волонтёрский отряд, - рассказывают будущие педагоги-историки Оксана Гладышева. Настя Пешкова, Вера Викулина. – Работы много: игрушки и вещи для детских домов собираем, на Пасху ездили в интернат для слабослышащих детей. На кладбище, правда, ни разу не убирались.

Возможно, не все ребята знают, памяти каких легендарных людей отдали дань уважения, но работали бок о бок с забайкальскими авторами – Александром Гордеевым, Олегом Димовым, Ириной Куренной, Ольгой Стефанович, что само по себе дорогого стоит. Как и воспоминания о времени и людях, которыми делились литераторы друг с другом и юными волонтёрами. А ведь информация, которую получаешь «по ходу дела», запоминается на всю жизнь.

Как заметил позже Олег Димов, значимость этого апрельского дня дети осознают лет через 20: душа формируется в юности, и такие гуманистические акции не проходят для неё бесследно.

Взялись за мётла и сотрудники забайкальской краевой детско-юношеской библиотеки. Кроме того, они подготовили проспект, куда вошли краткие, но очень познавательные биографические данные о талантливых забайкальцах, которых, к сожалению, уже нет.

За некоторыми могилами, считавшимися заброшенными, оказывается, время от времени ухаживают посторонние люди. Рядом с Георгием Шелестом, например, похоронены родные Ольги Петровны Лучиной.

- Убираемся на родных могилках и здесь обязательно подметаем. Ребятишки с удовольствием помогают, хотя толком и не знаем, кто здесь лежит.

А на могильной плите Георгия Ивановича Шелеста (в 80-х годах такие плиты сделал Союз писателей Забайкалья) проклюнулась сосна, зеленый мох пророс на природном камне.

Память тоже жива.

Елена Сластина, «Читинское обозрение», №18

Одиночество страшнее войны

В этом убедилась на своём опыте Дарья Михайловна Елистратова

Голубые глаза потеряли яркость, но сохранили безграничную доброту. Седина. Мягкий голос. Робкий силуэт. И не подумаешь, что на долю этой хрупкой женщины за 89 лет выпало столько страшных испытаний...

- Всё началось в 1937 году, в деревне Хадакта. - рассказывает Дарья Михайловна. - Однажды ночью, когда вся семья крепко спала, в дом явились нежданные гости. Три здоровенных мужика подошли к кровати отца, силой подняли его, приказали одеться и затащили в «чёрный воронок», который делал «рейд» по всей деревне. Мы ещё не знали, что старший брат тоже оказался в той же машине... Их расстреляли.

Родственников репрессированных выселяли из деревни в никуда. Нам с мамой и братьями ещё повезло: дали комнату в коммуналке в Чите. Так и жили, пока не постучалось очередное горе – война. Братьев и мужа забрали на фронт, а я в то время ждала ребёнка. От мужа получила всего одно письмо. Как раз, когда родила сына. Соседки по палате советовали назвать малыша Славой, но муж в письме просил назвать сына Юрием (увидел во сне, что родился мальчик Юрка).

Письмо и открытку я отдала маме («вернусь из роддома – перечитывать буду»), а та весточкой от зятя печь разожгла: думать – не думала, что больше от него ничего не придёт, вскоре пришла похоронка, и стала вдовой в 20 лет. Вскоре брат сгорел в танке. С войны вернулся только один наш солдатик и тот – калекой.

Сына пришлось поднимать одной. В тылу работали по 14 часов в сутки на лесопилке. Маленького Юру запирала в квартире и отлучиться к нему могла только раз за смену и то, пока начальство не видит. Порядки жёсткие: опоздал на пять минут – под суд пойдёшь.

Однажды лишили меня хлебной карты (проштрафилась) и четверти зарплаты. А через какое-то время поставили работать ещё и в третью смену. Тогда я не выдержала и в один вечер не вышла на работу. На следующий день меня даже не пропустили через проходную – вместо привычного рабочего дня ждала встреча с директором и очередной суд. Тогда впервые стало так горько и обидно: мужчины на фронте сражаются за Родину, а над нами в тылу издеваются, как могут.

Я уже была настолько обессилевшей, что даже стоять не могла. На суде просила отправить меня в тюрьму на Ингодинской. Даже там условия для проживания женщины и ребёнка мне казались лучше. Но судья грозно глянула, отчеканив: «Ещё чего! Больше ничего тебе не надо?!». Так я осталась без половины зарплаты и хлебной карты ещё на восемь месяцев.

В тот момент подступило отчаяние. Завернула я сыночка в одеяльце и отправилась к железнодорожным путям: уж лучше умереть, чем так жить. Сижу на насыпи, поезда гудят, я плачу и думаю, как бы под поезд броситься, чтобы двоим враз погибнуть. Думала, думала, открываю одеяльце, а ребёночек мой голодный спит сладко, и исчезли сразу куда-то мысли чёрные. Ушла домой.

И жизнь продолжалась...

Адский труд на лесопилке, голодный ребёнок. Так и жили, день за днём ожидая конца войны, приближая победу. И дождались. И тогда казалось, что все беды и невзгоды позади. Дарья Михайловна даже представить себе не могла, что жизнь готовит ей новые сюрпризы. Вскоре после Великой Отечественной женщина познакомилась со вторым мужем. Брак продлился недолго – во второй раз овдовела в 34 года. Больше замуж она не выходила, работала, растила сына. А выйдя на пенсию, надеялась отдохнуть и спокойно встретить старость в кругу родных и близких людей. Но судьба как будто обозлилась.

Когда сын Юрий женился, молодая семья поселилась в доме Дарьи Михайловны, но вскоре молодожёны получили отдельную квартиру и съехали. Жизнь не заладилась – сын развёлся, оставил квартиру жене и детям, вернулся к матери, а через некоторое время тяжело заболел и умер в том самом доме, где провёл свое детство.

Так, пережив репрессии, выстояв в военное время, она столкнулась с ещё одной беспощадной бедой – с горькой и одинокой старостью. Старый домик на окраине Читы совсем покосился.

- Поддерживать его в нормальном состоянии нет ни сил, ни возможностей, - рассказывает Дарья Михайловна. - Обещали дать квартиру, да не получается: после второго брака я поменяла фамилию Болонкина на Елистратову. Потому и не положено мне жильё для ветеранов, ведь фамилия-то уже не мужа, погибшего на войне. Родные совсем позабыли, даже в гости почти не заглядывают. Невестка забежит ненадолго, воды принесёт, в магазин сбегает и убежит. Помогает соцработник, а внуки вообще не заглядывают, говорят, заняты очень…

Так и живёт Дарья Михайловна, ветеран тыла, в ветхом домишке на краю Читы за Ингодой, одиноко встречает и провожает дни, но где-то в глубине души по-прежнему верит, что всё обязательно наладится. Верит, но никому об этом уже не рассказывает, разве что двум верным собакам во дворе. Они много лет рядом. Не предадут. А о былых временах напоминают пожелтевшие фотографии, запылившиеся награды и поздравительные письма от президента ко Дню Победы. Татьяна Королёва, «Читинское обозрение», №18

Памяти Леонида Аверьянова

Мне позвонила Евгения Александровна. Я услышал её голос и похолодел. Похолодел от того, что никогда она мне не звонила. Ни разу. Да и сам-то Леонид Георгиевич звонил редко. Обычно, звонил я. А тут его жена...

Мы с Аверьяновым всегда сами решали все свои дела. Обычно после какого-нибудь вечера или мероприятия, в котором мы с ним или принимали участие или просто присутствовали, он подходил ко мне с иронической улыбочкой и спрашивал:

- Ну что? Когда на пирожки?

А иногда делал специальный таинственный вид и, приложив руку ко рту, как бы для того, чтобы никто не услышал, шептал:

- Кодовое название «на пи-рож-ки»…

Некоторое время мы жили с Леонидом Георгиевичем в первом микрорайоне на Острове, чуть ли не в соседних домах, и сообразить «на пирожки» было не сложно. Приходя к ним, я никак не мог сообразить – кто же автор этих пирожков (а они, и в самом деле были). То ли сам Леонид Георгиевич их смастерил, то ли Евгения Александровна. Пирожки были вкусные, с самыми разными начинками. Ну, а к пирожкам, и к умело накрытому столу, само собой, кое-что и прилагалось.

Обычно тема наших разговоров была одна и вполне мужская: литература и музыка. А что? Ведь и то, и другое – искусство. И общего между ними, понятное дело, немало. Мне очень нравилось, как Аверьянов мог рассказывать о музыке. Аверьянов любил рассказывать о музыке. Рассказывать своеобразно, показывая голосом ту или иную мелодию. Не обходилось, конечно, и без того, чтобы он не брался за баян или не садился за пианино, которое почему-то всегда было расстроенное, так что хозяин постоянно жаловался, что инструмент невозможно по-человечески настроить. Наверное, Леониду Георгиевичу нравилось со мной беседовать, потому что всё говоримое и показываемое им я воспринимал с искренним восторгом. Он был хорошим теоретиком музыки, любил раскладывать её, что называется, на ноты. Меня же, с другой стороны, увлекало разобрать на составляющие какое-либо литературное произведение. В общем, поговорить нам было о чём.

Очень часто мы прослушивали его песни в записи других певцов. Одну из встреч «потратили» на анализ одной из лучших песен композитора «Тропинка детства», написанную на слова Михаила Вишнякова. Мы прослушали её в исполнении едва ли не десятка разных певцов. Так кто же поёт лучше: Митуп Шагдаров, Сергей Базарсадаев или Иосиф Кобзон? В целом решено было так Митуп – поёт лирично, Базарсадаев – мужественно и сильно, а вот Кобзона мы, мягко говоря, забраковали. Ну, конечно, голос есть, куда уж тут денешься, а песня не звучит. Не забайкалец он, чего с него взять? Спел, да и всё. И первое место, выходит, мы так никому и не «присудили». И верно. Потому что первое-то место принадлежит самому Аверьянову. Так задушевно его песни исполнять не мог никто.

И вот, услышав в трубке голос его жены, я сразу всё понял, но понял подсознательно, как бы не до конца. Подумал, ну, может быть, всё-таки... Ну, плохо ему стало... Ну, совсем плохо... Но только не то, что сразу предположилось само собой.

- Лёня умер, - сказала Евгения Александровна.

И потом она ещё много чего-то говорила, как мне показалось, даже спокойным голосом, я её слушал, но ничего не понимал.

...Хочу сказать об одной черте Аверьянова, на которую, как мне кажется, никто и внимания особенно не обращал. Все его привыкли видеть весёлым, задорным, иногда даже неудобным. Знали, как хорошего рассказчика анекдотов. Анекдотов он знал невероятное количество, и иногда, в компании, мы разыгрывали это так. Я предлагал:

- А, что, Леонид Георгиевич, не рассказать ли тебе анекдот-номер...

Он делал вид, будто вспоминает какой-то конкретный анекдот, и рассказывал, конечно же, первый пришедший в голову. На непосвящённых это производило иногда впечатление, тем более, что номер-то я называл какой-нибудь побольше.

Так вот особенная черта Аверьянова, о которой я говорю – это безобидность. Не могу представить человека, которому бы Аверьянов причинил зло. А вот ему – сколько угодно.

Был случай, когда его очень сильно обидел один из наших писателей. Это случилось во время одной из наших поездок по области. Свидетелем этого грубого поступка был глава администрации того района, где мы были. Аверьянов после этого сидел в комнатушке гостиницы перед туалетом и плакал. Я успокаивал его, как мог. Но нам надо было возвращаться за стол. Аверьянов попросил меня, чтобы я предупредил его обидчика, чтобы тот не лез к нему ни с какими извинениями. Я так и сделал. Но потом уже за столом я видел, как быстро отходит Аверьянов. Уже через час или полчаса он уже более или менее миролюбиво говорил с тем, кто его грубо обидел. После, уже в номере, я спросил его, как он может так быстро прощать? И Аверьянов ответил примерно так, что в этих наших поездках случается всякое, люди мы разные и поэтому надо уметь это делать. Всё равно мы один коллектив и делаем одно дело.

Леонид Георгиевич был старше меня на один день. По датам. И старше на 18 лет по годам. Он родился 18 числа, а я 19. И потому почти все последние годы мы отмечали сначала его день рождения, а потом мой. Но его день рождения мы обычно отмечали по тому же принципу посиделок с пирожками. Много гостей на его дне рождения я просто не помню.

В этом году вышло так, что его день рождения я пропустил. А на свой привёз домой его и Евгению Александровну вместе с баяном. Была у меня тайная мысль записать на видео, как он будет исполнять свои песни. А он потом вдруг воспротивился, заявив, что уже немного выпил, и в таком виде ничего путного у него не получится. Со многими людьми из моей компании Леонид Георгиевич был уже знаком, а вот слышали его впервые. И одного этого раза хватило им для того, чтобы теперь они плакали по нему, так же, как и я...

Уходя с Евгенией Александровной и уже прощаясь, Аверьянов остановился на пороге и грустно произнёс:

- А ведь Димка-то меня нынче с днём рождения так и не поздравил...

Димка – это его единственный пятидесятилетний сын, уехавший делать свой бизнес в Израиль. И опять в голосе такая обида... Но опять же такая, которую он уже научился быстро прощать.

Вспомнился случай, о котором рассказывал сам Леонид Георгиевич. Возвращался он с какого-то приёма, устроенного Губернатором края, после которого был небольшой фуршет. Перешёл мост через Читинку и встретился с нарядом милиции. Его попросили остановиться, но в Аверьянове что-то сработала, какой-то непонятый страх, и он кинулся убегать от двух здоровых парней. Ему, тогда почти уже семидесятилетнему, поставили подножку. Потом подняли, отряхнули. Аверьянов попытался объяснить, что дом уже рядом, что он Забайкальский композитор, что идёт с приёма Губернатора. Милиционерам стало весело: ах, композитор... ах, от губернатора... Ночевал Аверьянов в милиции. Лишь наутро его вызволил оттуда другой композитор Василий Николаевич Волков. Ой, как обижен был Аверьянов. Да и эта обида, как обычно, быстро прошла...

А как он умер... Пошёл в больницу своими ногами, принёс все документы с результатами анализов. Его положили, а на второй день он умер. Странно как-то: самому прийти в больницу и на второй день в этой больнице-спасительнице умереть... И вот что хотите мне говорите, никаких особых деталей я не знаю, но у меня такое ощущение, что и там его обидели. Только уж очень сильно. Получается, что навсегда...

Безобидный всегда удобен для обижающих. Сейчас, когда его уже нет, наверное, многие с неловкостью вспомнят об этом. Я, к моему счастью, перед ним чист. Я не обидел его ни разу. Друзей ведь не обижают...

Заканчиваю я эту свою небольшую статью, а тут звонок «сверху».

- Александр Николаевич, до нас дошли слухи, что вы распространяете информацию, будто прощание с Аверьяновым будет в здании администрации края.

- Да, так мне сообщила Евгения Александровна. А как, на самом деле?

- Прощание состоится в траурном зале клинической больницы...

В траурном зале... Я не нашёлся, что сказать.

И на прощание обидели...

Александр Гордеев, «Земля», №18

Первое и последнее мая

Больше всего радовались дети. Не так часто в СССР происходили массовые действа, в которых они могли бы принимать участие.

Взрослые реагировали по-разному: кто-то заранее запасался больничным листом и ехал на рыбалку, кто-то тосковал по данным грядкам, а кто-то радостно предвкушал неформальное общение с коллегами на свежем воздухе под тайком распиваемую бутылочку. Так или иначе, но десятки тысяч человек 1 мая разноцветной гурьбой шествовали по главной площади Читы.

Сборы и разговоры

Формально демонстрации были признаны добровольным выражением настроений и чувств трудящихся. На самом деле за явкой следили парторги и профорги трудовых коллективов и делали организационные выводы в адрес уклонистов. Впрочем, не везде. Максимальное наказание, которое грозило за неявку на демонстрацию, - урезание премии или перенос отпуска. Всё же большинство горожан без особых принуждений шли изъявлять чувство солидарности с трудящимися всех стран.

Первой ласточкой становились публикуемые в прессе призывы ЦК КПСС к празднику. Их было не менее шестидесяти: от идеологических лозунгов насчёт победы коммунизма во всём мире до персональных соображений по отраслям промышленности и социальной сферы.

Утро красит нежным светом...

1 МАЯ в 7 утра над Читой ревели заводские и фабричные гудки. Трудно поверить, но в то время столица Забайкалья была мощным индустриальным центром с сотней предприятий различного уровня. Гудки олицетворяли память о прошлых поколениях, которые по таким

вот звуковым сигналам шли на забастовки и стачки.

На проходных было весело и непринужденно. Проявляя демократизм, руководители стояли в одной толпе с рабочими, могли одолжить сигаретку или перекинуться анекдотами. Профсоюзные активисты раздавали праздничный инвентарь: бумажные цветы, флаг союзных республик, транспаранты с вечной надписью «Мир! Труд! Май!» и большие фотографии вождей, насаженные на длинные шесты.

Некоторые предприятия отличались творческим подходом к оформлению колонны. Весь город знал, что таксисты и ПАТП №2 выгонят на улицы города колону «Волг» с огромными портретами членов Политбюро ЦК КПСС. Первым всегда шёл портрет Брежнева.

Машзавод выкатывал на грузовике огромное «чучело Земли». Глобус был украшен флагами братских стран социализма и развивающихся государств третьего мира, входящих в зону интересов СССР. ТРЗ готовил фанерный корпус паровоза, который затем укреплялся на грузовике ГАЗ-53. Текстильщики катили здоровенный бутафорский рулон ткани, символизирующий условный миллион погонных метров продукции. Были ещё несколько грузовиков, «тюнингованных» в стиле Первомая. Но основным украшением являлись флаги, транспаранты и цветы. Разумеется, присутствовала масса надувных шаров. И обязательно – красный сатиновый бант, прикрепляемый булавкой к одежде каждого демонстранта.

На баррикадах

С шести утра городские улицы начинали перегораживать грузовиками, чтобы сформировать организованное движение колонн и не допустить хаоса и давки. Каждое предприятие, имевшее автобазу, выделяло по несколько машин. В кабинах дремали водители, вокруг бродили нарядные сотрудники милиции. Любая попытка проскользнуть через эти баррикады жестко пресекалась.

На старт, внимание...

Руководители профсоюзных организаций (в этот день бал правили именно они) могли наизусть рассказать план и график движения колонны, да так, что от зубов отскакивало. И немудрено – ведь этот порядок сохранялся на протяжении десятков лет. Предприятия с южной части города добирались через ул. Ярославского и затем базировались у самой площади. Коллективы с западных окраин и железнодорожники ехали на ведомственном транспорте и троллейбусах (которые в тот день ходили с 6 до 8.30 утра) и занимали участок от ул. Полины Осипенко до Островского. А за ними уже толпились жители Центрального района. Вот это ожидание было самым приятным моментом. В толпе смеялись, играли на баянах и плясали. Веселье подогревалось портвешком или водочкой, которые припасали заранее и распивали в подъездах близлежащих домов. Закусывали принесёнными из дома котлетами, огурцами или купленными накануне плавлеными сырками. После третьей рюмки наступала благостная уверенность в том, что праздник удался.

...марш!

Действо начиналось в 10 утра. Армейский оркестр давал сигнал – «Слушайте все!». На трибуне появлялись первые лица области и города. Под главной трибуной устраивались другие – пониже. Там могли любоваться происходящим особо отличившиеся в деле построения коммунистического общества. В качестве поощрения им выдавали в профкомах красные прямоугольнички – пропуска на площадь. Затем первый секретарь обкома партии делал традиционный доклад минут на десять, который заканчивался словами: «С праздником, дорогие товарищи!» Дирижёр делал отмашку, и на площадь начинали выдвигаться колонны.

Сперва вносилось знамя Читы, украшенное орденом Октябрьской революции, и ряд других государственных стягов. За эту честь формально соревновались лучшие из лучших передовиков производства. Затем впереди всех шли школьники. Начиная с седьмого класса учащиеся привлекались к праздничным мероприятиям и были неимоверно этим горды. Десятиклассники уже несколько тяготились почётным правом и смотрели па резвящихся малолеток снисходительно.

Школьников сменяли учащиеся техникумов и студенты. Спортфаковцы из пединститута показывали неизменное физкультурное шоу в стиле «делай раз». Пэтэушники олицетворяли рабочую смену, таща но площади огромные бутафорские инструменты.

Ну а затем наступало время предприятий. Все происходящее транслировало телевидение: каждый читинец знал этот два раза в году появлявшийся на площади автобус с бортовой надписью «Телевидение СССР». Три массивные телекамеры передавали на всю область картинку с площади Ленина.

Послевкусие

Шествие продолжалось до полудня. Затем на площади валялись лопнувшие шарики, обрывки цветов и прочий радостно-яркий мусор. Впрочем, залёживался он не долго: уже через час площадь была чистой, и на ней в этот день больше ничего не происходило. Не было гоп-плясок с кокошниками и балалайками, но зато в кинотеатр можно было попасть за 10 копеек, а стаканчик мороженого купить за 7.

Праздник перетекал в квартиры, откуда уже доносился запах котлет и стук ножей по разделочным доскам. Вечером вся страна смотрела телевизор и радовалась, что завтра – ещё один выходной. А впереди ещё было 9 Мая – как тут не порадоваться? Вот и радовались, и верили, что живём в лучшей из стран. Похоже, так оно и было...

Справка «Эффекта»

Впервые майские праздники отмечали в Чите в 1905 году. Тогда на митинг в ремонтных железнодорожных мастерских собрались около двухсот человек. Позже такие митинги проводились каждый год, исключая период Гражданской войны. Демонстрации в Чите стали регулярно проводиться с 1957 года. Последний раз трудовые коллективы вышли на площадь Ленина 1 мая 1990 года.
Борис Ветров, «Эффект», №18