«Родом из Забайкалья»: Я государственный служащий, а не чиновник

Он - начальник отдела международных организаций в Министерстве экономического развития России, болтающий с тайскими таксистами на их родном языке, встречающий в горах рассвет под написание доклада для министра. В «Родом из Забайкалья» человек с активной гражданской позицией - Артём Аникьев.

- Почему ты уехал из Читы?

- Недавно перечитывал свою yearbook — такую книжку, которую делают по итогам выпуска из университета в Штатах. И там про всех выпускников. Отдельная страничка была про студентов, приехавших по обмену, то есть про меня и еще одного моего товарища. И там было мной написано, что я хочу заниматься международными отношениями, хотя ими, наверное, можно было и в Чите заниматься, но как-то хотелось себя попробовать.

Я же и не просто в Москву ехал, я ехал конкретно в МГИМО, потому что ничего лучше по международным отношениям придумать не мог. Тогда мыслей о каком-то будущем или о красивой столичной жизни не было, я же был маленький. Но чётко понимал, что хорошее образование — путь ко всему, и честно верил, что если захочу, то смогу. Даже несмотря на то, что несколько раз отдельные представители более старшего поколения чуть ли не смеялись, когда я говорил про Москву и МГИМО. Я вот очень отчётливо это запомнил, потому что это как-то злило что ли.

Серьёзного международного образования у нас тогда не давали. Регионоведение и международные отношения — это не одно и то же, и я это понимал уже тогда. В МГИМО меня прельщала именно международная составляющая. Тогда я ее ассоциировал с дипломатией, с профессиональными международными отношениями, в этом я быстро разочаровался. Но сама тема международных отношений мне от этого нравиться не перестала, я просто стал по-другому воспринимать возможности её профессионального воплощения. Собственно то, чем я занимаюсь сейчас — это же те же международные отношения и та же дипломатия, только в другой подаче.

- Правда ли, что в столичных вузах существует какая-то квота на приезжих абитуриентов, и при достаточной подготовке можно легко поступить?

- Ну, байки ходят всегда. Обычно они, правда, про то, что везде всё куплено и продано, и никого никогда просто так не пустят. Про квоты на регионалов никогда не слышал, ни у нас, ни в других вузах. А в целом, поступить с одной стороны сложно, с другой — ничего особенного. Я вот как сейчас помню, что первый экзамен был английский, который я сдал хорошо и мог бы, если бы сдал бы историю так же хорошо, сразу поступить по двум экзаменам. Но историю-то я сдал плохо. Надо было 23-25, а у меня было то ли 14, то ли 15. А 13 - это уже всё, «давайдосвиданья». Поэтому писал сочинение. И ничего, прошёл. Уж не знаю, повезло или победил, но понервничать пришлось.

Если говорить о том, как устроена, в целом, система, то в нашей альма-матер она была достаточно уникальной, как мне кажется, по сравнению с другими вузами. У нас процентов 50 студентов — суперкрутые мажоры, учатся на платном, приезжают на феррари и бентли, но они позволяют закупать оборудование, делать ремонт, поддерживать в нормальном состоянии общежития и оплачивать стипендию другим 50 процентам, которые как раз просто приезжают и поступают. Кто-то через «Умников и Умниц», кто-то просто так. В реальной жизни потом эти два мира не особо пересекаются, поэтому меня за лейбл на джинсах никто не высмеивал, и не знаю никого, кого бы высмеивали.

При этом понятно, что и среди платников много нормальных умных людей. Ведь если девочке родители купили бентли, это же не делает ее априори глупой. Так что это был обычный вуз, со всеми обычными вузовскими заморочками. А вот ещё важно: никогда и нигде не слышал, чтобы у нас давали или брали взятки. Про коррупцию при закупках оборудования и всякой всячины слухи ходили, но вот про сдачу экзаменов — не было. Сейчас мне кажется, что наш вуз, как и подавляющее большинство других вузов страны, отстаёт, не успевает за временем. Но тогда, при поступлении, я, конечно, был очарован, на первых курсах слушая всех взахлёб, а потом прогуливая пары, чтобы готовиться к нескольким преподавателям, которые меняли мой взгляд на мир и делали меня тем, кем я являюсь сегодня.

- Отстаёт в чём? В оснащении, методах преподавания?

- Не те методы и взгляды. Современный университет должен быть исследовательским центром, где студенты учатся не просто на лекциях, а в процессе реальной исследовательской работы вместе с преподавателями. Это легко представить, когда разговор идёт о физике или биологии, но на деле экономика и международные отношения отличаться не будут. Только так студенты становятся самостоятельными профессионалами. Сегодня посмотреть, когда кто родился, можно за 15 секунд в «Википедии», а нужно уметь проследить логику, построить модель, понять закономерности и сделать практически значимые выводы и рекомендации.

Я закончил факультет международных отношений. Диплом дался нелегко, у нас вообще учиться непросто, хотя, конечно, можно и продолбать четыре года — как повезёт. Мы же де-факто получаем два образования — линвистически-страноведческое и политологически-аналитическое.

Мне как-то везло с преподавателями всегда, то есть они всегда выпадали самые сложные и требовательные, которые запомнились мне рассветами, встречаемыми за учебниками перед экзаменами, и поездками в библиотеку в выходные. Но зато и дали мне очень многое. Из нас на «МО» делали «специалистов широкого профиля», то есть никого конкретно. Но дали очень важную вещь, которую, с моей точки зрения (с которой мало кто из выпускников других факультетов согласится), другим не давали — системное мышление и способность анализировать.

- А почему ты стал изучать тайский?

- Это была замечательная история. Всем поступившим на «МО» студентам дают написать на бумажке два языка по желанию. Все пишут какие-нибудь свои английские, французские и, в лучшем случае, китайские-арабские. А потом никому неведомой волей судеб получают... тайский. Так и мной была выбрана кафедра востоковедения, о чём я не жалею ни секунды. Изучение истории, культуры, да и самого языка, в конце концов, открыло глаза на многое.

Стало смешно слышать какие-то разговоры, о том, что мы — страна между Европой и Азией в культурном смысле. Что нам ближе Китай, чем Европа. Люди, говорящие так, никогда не учили азиатских языков и имеют очень слабое представление об Азии. Какие-то отдельные азиатские черты в силу географической близости и допетровской истории нашей страны, конечно, есть, но они просто несравнимы с европейским влиянием. Востоковедение в целом открывает глаза на очень многое. Понимаешь, что не существует практически ничего универсального, всё может в зависимости от культуры восприниматься очень сильно по-разному.

- Ты уехал за образованием. Почему не вернулся с ним?

- Уехал за образованием, остался за возможностями. Образование расширяет горизонты, горизонты понимания, горизонты видения, горизонты возможностей. Я всегда считал, что самое главное в жизни — это наслаждаться тем, что ты делаешь. Работа должна отражать тебя и позволять тебе самореализовываться. В Чите я такой работы, к сожалению, не вижу.

Мне кажется, что в работе ведь так же, как тогда при выборе университета, — чем выше ты прыгаешь, тем выше ты прыгнешь, даже если не допрыгнешь куда хотел. Мне очень понравилась цитата Стива Джобса «Only the people who think they can change the world actually do so». Ну или что-то в таком же роде. Я же профессиональный международник, моё применение оптимально или вообще в международной организации, или хотя бы на федеральном уровне. В Чите с моими знаниями делать нечего.

Если касаться столь дорогого тебе вопроса возвращения на родную землю, то ведь я для неё намного больше хорошего смогу сделать здесь. Чтобы людям хотелось с нормальным образованием возвращаться к себе домой и развивать малую родину, нужны соответствующие условия. Нужно, чтобы в этой области были деньги, нормальная местная власть, возможности для развития бизнеса. Для этого нужна серьёзная федеративная реформа.

А меня учили видеть эти вещи, и сам я в себе это же воспитывал и дальше воспитываю, чтобы, когда настанет момент это делать, я бы помогал делать это правильно.

Ну, если конкретнее на вопрос, то не видел я для себя перспектив и применения в Чите. Тут вопрос и не в зарплате, и не в карьерном росте, а именно в применении, в деле, которое я хорошо умел бы и хотел бы делать. В какой-то степени этот аргумент применим и для Москвы.

Я очень верю в необходимость малых дел, но у нас уже есть люди, которые этими малыми делами потихоньку начинают заниматься. У нас, к сожалению, как раз нет людей, которые системно способствуют развитию малых дел в целом.

- Чем ты занимаешься сейчас?

- Ещё в университете я начал работать в Центре стратегических разработок. Это такой синк-тэнк, который активно занимался написанием разных документов и исследований для министерств. Работал я там без денег, за опыт. Потом меня как-то очень случайно пригласили в Копенгаген под конец магистратуры на некую работу/стажировку в Международный секретариат Парламентской ассамблеи ОБСЕ. ПА ОБСЕ – это парламентское измерение ОБСЕ, которое занимается в основном наблюдением за выборами и защитой прав человека. Я там проработал исследователем полгода, даже на вручение диплома не приехав. Потом наступил тяжёлый период. Будучи за границей искать работу в Москве практически невозможно, поэтому приехал я в никуда.

У меня, конечно, по сравнению с очень многими другими выпускниками, не стояла проблема денег – было много клиентов на переводы, с которыми я постоянно работал и зарабатывал в принципе-то вполне нормальную по московским меркам зарплату. Но идею быть профессиональным переводчиком я забросил очень давно по ряду причин и потому искал что-то. Искал очень придирчиво. А на фоне уже начавшегося кризиса и как раз сокращения персонала везде, где можно, моя придирчивость привела к тому, что я был безработным, наверное, с полгода.

Вопрос для меня был скорее не к рынку труда, а к самому себе. Это даже по-английски как-то отдельно называется. То ли «Postgraduate Crisis», то ли «20-year Crisis», когда выпускник университета не понимает, кто он и что ему дальше со всем этим делать. Единственный вариант, который мне нравился, был как раз Минэкономразвития. В МИДе я разочаровался ещё в университете (и с тех пор это разочарование только растёт).

А Минэкономразвития для меня было интересно по нескольким причинам: это и государственная служба, т.е. возможность хоть как-то хоть на что-то влиять системно, это и международные отношения, причём самые с моей точки зрения реальные – экономические, ну, и вообще я про МЭР слышал всегда исключительно положительные истории про то, что там всё-таки собралась команда профессионалов.

Если кто-то когда-то захочет сказать, что я попал в МЭР по блату, то можно, наверное, будет и так это повернуть. Я, конечно, так не считаю. Мне просто вдруг однажды позвонил мой бывший начальник из ЦСР и спросил, а не хочу ли я поработать в МЭР. Он, правда, предлагал не очень интересное мне направление работы, но в итоге просто свёл меня с департаментом кадров, где ко мне почему-то прониклись. Я-то никого ни о чём не просил, и связей никаких не имел. Просто, видимо, я хорошо работал в ЦСР (чего, если уж совсем честно, не помню).

Дальше попал на собеседование к своему первому серьёзному начальнику – директору Департамента Азии и Африки. Гигантский такой грузин с огромными усами. Самый добрый дядька, которого я когда-либо знал. Он мне предложил стать его помощником. Я, несмотря на то, что это все-таки больше административная, а не содержательная работа, согласился, при этом, сначала я учился, а потом у них не хватило места в офисе и я работал дома. Этот дружелюбный дядька-директор как-то меня заметил, очень ценил, много работы интересной и важной давал. Постепенно я с его подачи как-то стал известен курирующему замминистра – через полтора года работы меня сделали начальником отдела.

Сейчас я им и являюсь, отдел международных организаций, занимаемся, соответственно, взаимодействием по экономическим вопросам с международными организациями в Азии и Африки. На практике – занимаемся АТЭС и АСЕАН. И вот эту работу я очень люблю. Она дает мне многое – это реальная торговая политика, общение с международными партнёрами, отстаивание интересов страны.

Да, у нас эти интересы толком сформулировать никто не может, да, то, что мы отстаиваем с пеной у рта тут же либо просто сдаётся кем-нибудь выше, либо это в итоге никому не надо (даже не знаю, что хуже). Могу уходить в детали про то, что мы формируем содержательную повестку дня председательства России в АТЭС, что мы предлагали Шувалову несколько вариантов значимых тем, из которых он выбрал...

- Уходи.

- АТЭС – это международный форум, который де-факто стал международной организацией, где на очень серьёзном уровне обсуждаются достаточно конкретные вопросы торговой политики. Наш отдел занимается содержательным наполнением российского участия и председательства в АТЭС в этом году. В этом году четыре приоритетных направления председательства – либерализация торговли и инвестиций, продовольственная безопасность, транспортно-логистические системы и инновационный рост. В каждой теме есть какое-то конкретное наполнение. Например, у нас есть большое количество неиспользуемых сельскохозяйственных земель на Дальнем Востоке и в Сибири, поэтому мы поднимаем вопросы развития инвестиций в сельское хозяйство, чтобы устранять барьеры для таких инвестиций. Это позволит нам создавать условия для вложения в наши земли денег из азиатских компаний, одновременно и нам позволяя инвестировать в сельское хозяйство у них. И таких узких тем, и в рамках обозначенных приоритетных направлений, и вообще по разным темам, очень много. В общей сложности штук 30. Нельзя сказать, что мы их все сами придумали, но наш отдел вносит свой посильный вклад в это дело. Проще говоря, мы придумываем темы, анализируем интересы страны во внешнеэкономической сфере, потенциальные рынки, возможности, угрозы и интерпретируем это в документах, которые продвигаем в АТЭС, чтобы форум потом начинал делать практическую работу, выгодную нам.

Впервые я могу не возмущаться тем, что все уроды и всё делают не так, а взять и сделать у себя так, как надо. Впервые могу понять, что вообще-то не так и легко сделать, как надо. И это ведь прямо отдельный большой и очень интересный опыт, как стимулировать людей, как делать из них не чиновников, а государственных служащих, как привить понимание, что наша работа имеет значение, как заставить их самих развиваться и постоянно расти над собой, принимать самостоятельные решения и отвечать за них, отстаивать их, особенно в системе, которая построена на противоположных принципах.

- Добавим лирики разговору. Вспомни, пожалуйста, что-то особенное, какой-нибудь случай.

- В прошлом году председательствовали в АТЭС Штаты, встречу министров торговли они решили провести в горах штата Монтана, на лыжном курорте, время года - май. И вот у нас ночью прилетела министр (тогда Набиуллина) и только в самолёте посмотрела материалы и дала целую кучу комментариев. И потом мы сидели всю ночь в гостиничном номере и переписывали её тезисы, все уставшие до безумия, сидели и сочиняли по новой, что она будет говорить. Ещё и на английском же сочиняли — она у нас как продвинутый министр без переводчика говорила. И досочиняли только к 6 утра, дописали, подошли к окну, открыли шторы – а там рассвет. Из-за снежных гор, и прямо такой яркий-яркий и обалденно красивый. Ну, и тезисы в итоге оказались нормальные, и мы всех победили.

- Какой тебе кажется Москва?

- Москва разная, очень разная. Про любой город, наверное, можно так сказать, но для меня Москва разнее других городов. Поначалу она мне (ещё тогда сразу, в университете) понравилась. Потом быстро разонравилась, а потом, когда проходили годы, я стал её лучше узнавать, и как-то она мне больше нравиться стала.

У других городов душу видно сразу. Вот приезжаешь в Питер – вот она тебе, приезжаешь в Нью-Йорк – всё понятно. А в Москве непонятно ничего сразу. Её надо узнавать, чем дольше в ней живешь (и ещё смотря как живешь), тем больше она раскрывается. Я вот в какой-то момент понял, что в Москве осень бывает как в Нью-Йорке, когда уже всё жёлтое, а ещё очень тепло и солнце яркое-яркое.

Хотя, конечно, в целом, для жизни она приспособлена плохо, здесь и пробки, и экология. Но есть позитив. Вот этим летом взялись и стали заниматься парками в Москве, ухаживать, создавать какие-то зоны игровые, концерты проводить. Привлекать туда народ. Так что не скажу, что я Москву вот прямо люблю, но я ее теперь уже как-то понимаю, что ли.

- Москва с начала года стала ассоциироваться с гнездом оппозиционных настроений, рассадником митингов...

- Гражданская позиция – это самое главное, что не позволяет нашей стране вернуть хоть часть былого смысла. Некоего активного отношения человека к своей стране у нас давно уже нет, если оно массово когда-то вообще было в нашей истории. Все же знают про коррупцию, неэффективность, произвол, несправедливость судов. Но при этом сидят и жалуются на это друг другу, а делать никто ничего не делает. Когда говоришь, что надо что-то делать, все говорят, что это бесполезно и ничем хорошим не закончится. Это меня возвращает к воспоминаниям о МГИМО: можно сидеть и всех убеждать, в том числе себя или своего ребёнка, что всё куплено и продано, и пытаться бессмысленно. А можно попытаться и вдруг, пусть даже с удивлением, узнать, что не всё.

Вот я так же, как и многие другие, с удивлением этой зимой обнаружил, что гражданское общество у нас, оказывается, всё-таки есть. Да, пока только в Москве. Хотя нет, и в Москве, и в Питере, и в Екатеринбурге, да и в очень многих городах по стране люди просыпаются.

Конечно, основной вопрос в том, что нужна конструктивная повестка дня. Но почему все хотят, чтобы её принесли готовую на блюдечке? Смысл гражданской позиции как раз в том, чтобы самому создавать такую повестку дня.

К сожалению, наше государство не занимается решением системных проблем, а там где занимается, делает это неэффективно. Но нужно же брать ответственность на себя. И помогать ему это делать, в том числе через требование исполнения его непосредственных обязанностей. У нас почему-то все боятся требовать того, что им полагается. Вот вы же бы потребовали у продавца обратно деньги, если бы он продал вам протухшую колбасу? А он бы вам в ответ начал говорить про то, что вы неконструктивно подходите, и у него другой колбасы нет, а деньги ему нужны для бездефицитного бюджета. Смешно? А ведь ровно так и происходит. Мы все отдаём дикое количество (13 процентов, между прочим) честно заработанных денег, а взамен продолжаем получать протухшую колбасу и молча уходить, жевать её на кухню и ругаться на продавца.

Я, как государственный служащий, всячески стараюсь принести стране пользу, исправлять существующие ошибки, делать новые вещи максимально эффективно и незатратно. При этом я же все равно остаюсь гражданином своей страны и выражаю несогласие с неэффективностью системы в целом, в том числе, через участие в протестной активности.

Почему это важно для Забайкалья? Да ровно по тем же причинам, по которым это важно Москве. В Забайкалье самые эффективные чиновники по стране, которые меньше всех воруют? Или самое лучшее образование? Или медицинское обслуживание? Или пенсии по стране самые высокие? Или проще всего начать своё дело? Или инвестиции рекой текут? А почему? А может с другими людьми, более ответственными и честными, более профессиональными и ощущающими свою ответственность перед населением края будет лучше?

Конечно, все говорят, что нет альтернативы. Так на альтернативу просто нужно создать реальный спрос. Выйти и честно сказать, прежде всего самому себе, что такая альтернатива именно тебе нужна и нужна в таком-то и таком-то виде с такими-то идеями и ценностями. И тогда такой спрос достаточно быстро создаст предложение. Как экономист говорю.

- А что ты помнишь про Читу?

- В Чите, кстати, тоже душа сразу чувствуется, потому что город с одной стороны достаточно большой, чтобы много всего происходило, но с другой стороны все друг друга знают, постоянно знакомые на улицах. Это всё-таки очень приятное ощущение, когда включаешь радио, а там весёлый голос твоей одноклассницы.

А забайкальцам я пожелаю ставить себе амбициозные и идеалистические цели. Всегда к чему-нибудь стремиться, тогда всё обязательно будет получаться. И в родном крае, и далеко-далеко. И дома, и на работе.