Тлеющие останки купеческого дома. Как Чита лишилась 113-летнего «дома Шмуйловича»

Деревянный дом на Амурской, 22, горел как минимум четыре раза. Такое трудно пережить, особенно, если ты 113-летний памятник регионального значения с уважаемым именем «Дом жилой Л. Х. Шмуйловича». Я проследила его историю от создания до упадка и даже выяснила, что он не имеет никакого отношения к Шмуйловичам.

В этом районе сразу несколько домов Шмуйловичей — в соседнем квартале на Амурской, 31, есть дом Х. Я. Шмуйловича (вероятно, это дом его отца). И был еще один — утраченный памятник архитектуры на Амурской, 16.

Рассматриваемый на Амурской дом одноэтажный на каменном фундаменте. Размер земельного участка был 587,5 квадратной сажени (одна равняется примерно 4,6 квадратного метра).

Принадлежал он Саре Израилевне Гриф. Известно, что ее муж Леонтий Яковлевич, крестьянин Верхнеудинского уезда села Хонхолой, до призыва на военную службу занимался хлебопашеством, после — работал на золотых приисках. После заключения брака супруги 16 лет работали по найму у разных лиц. Усадьбу они купили по купчей крепости (в дореволюционной России нотариальный договор купли и продажи недвижимого имущества. — Д. К.) в 1907 году за 5000 рублей. Бывшим владельцем усадьбы был некий Борис Хаимович Гландштейн.

В начале 1907 года Сара Гриф попросила Читинскую городскую управу утвердить план на постройку двухэтажного дома — первый этаж должен был быть каменным, второй — деревянным. Это здание затем станет домом с адресом Амурская, 24. Там расположится управление ГИБДД, а в 2020 году здание снесет администрация города, его так и не признают памятником.

В конце 1907 года управа утвердила для Сары Гриф строительства еще одного одноэтажного деревянного дома, в 1908 году — деревянного одноэтажного дома на каменном фундаменте. По данным переписи населения за 1917 год, усадьба Гриф находилась в 45-м квартале, владение 8. Домовладелец Гриф Леонтий Яковлевич, 55 лет, жил хозяйством. В усадьбе было шесть отдельных жилых строений, в которых было восемь жилых помещений.

Владение Гриф было муниципализировано постановлением «Дальревкома» в январе 1925 года — его передали губернскому отделу местного хозяйства. Софье Израилевне было в это время 62 года, ее мужу 65 лет, эти дома были у них единственным источником существования.

В момент передачи владение Гриф состояло из жилого двухэтажного дома на каменном фундаменте. Там располагалось две квартиры: на верхнем этаже было семь жилых комнат, кухня, черный и парадный ход, ванная комната, теплый туалет, канализация, водопровод. Стены были оштукатурены, побелены и покрыты колером. Комната столовой была проходная, на потолке в столовой была лепная работа и живопись, одно окно с итальянскими переплетами. Лепнина на потолках была еще в двух комнатах. На нижнем этаже было пять комнат, кухня, те же удобства. В одной из комнат окно с итальянскими переплетами.

Также во владении был жилой деревянный, одноэтажный дом, на каменном фундаменте — наш дом № 22. В нем было две квартиры по пять комнат. Еще рядом стояли четыре одноэтажных, деревянных флигеля, два амбара.

При прочтении этой справки остается единственный вопрос — как с домом связан Шмуйлович? В государственной службе по защите объектов культурного наследия Забайкалья по запросу выяснили, что, скорее всего, дом никакого отношению к купцу Шмуйловичу не имеет — по крайней мере, никаких документов, которые бы это подтверждали, нет. Вероятнее всего, его ошибочно отнесли к владениям Шмуйловичей в 1991 году.

В советское время дом на Амурской, 22, стал жилым — помещения поделили на четыре квартиры. В 1963 году в одну из них въехала семья Луковниковых. Семейной паре сказали, что они поживут там пару месяцев, а потом получат благоустроенную квартиру. Но нового жилья им так и не дали. Супруг тогда был военным, его жена работала на швейной фабрике. Сейчас историю этого дома рассказывают их сын Александр и внучка Анна.

Первая попытка поджога дома произошла в начале 2016 года. В пустующую квартиру № 3 закинули бутылку с зажигательно смесью, но она не разбилась. Почти сразу после этого неизвестные вечером залезли в саму квартиру и подожгли диван. Запах почувствовали электрики, у которых была контора в квартире № 2. Они сами потушили огонь у соседей.

Затем в том же месяце ночью бутылку с зажигательной смесью кинули с другой стороны дома. Пламя потушили приехавшие пожарные. Сильнее всего пострадала одна квартира, ее владелица взяла в кредит 400 тысяч рублей на ремонт. Когда он был закончен, в ночь перед новосельем дом снова подожгли. На этот раз спасти не удалось ничего. Датой «смерти» дома можно записать 2 сентября 2017 года — после этого его уже не смогли восстановить.

После пожара Александр с семьей переехал в дом к своей матери, они с супругой обосновались на кухне. Сейчас их дочери снимают себе квартиры.

Александр вспоминает, что в доме была старинная печка. Когда делали один из ремонтов, то увидели, что на потолке были нарисованы карты. Так жители решили, что когда-то здесь был игорный дом.

Организация, занимавшая одну из квартир, сделала к дому пристройку во дворе дома. Выделяется она до сих пор.

Сейчас в давно заброшенном доме живут бомжи. Всё, что можно было унести и разобрать, уже вынесли — печки, дверные проемы.

Жильцы уверены, что все поджоги были совершены для того, чтобы освободить для чего-то территорию. По их версии, поджигатели не ожидали, что снести охраняемый памятник будет очень сложно и, потерпев неудачу, отступили.

В пресс-службе УМВД России по Забайкалью сообщили, что с 2016 года в полицию поступило 10 сообщений о возгорании квартир, крыши дома, а также сараев и сухой травы по этому адресу. Последнее датировано 2019 годом. Следователи возбуждали три уголовных дела. Сейчас одно из них прекращено в связи с истечением срока давности, два приостановлены из-за того, что не были установлены лица, которых следовало привлечь к ответственности.

В какой-то момент жильцы надеялись, что дом всё же восстановят — тогда появились слухи о найденном государственной службой по защите объектов культурного наследия края спонсоре — компании «Экосибирь логистика».

Однако директор Владимир Лукьяненко рассказал, что три года назад выкупил соседний участок на Амурской, 20, на котором находится заброшенная больница. Разговоры о доме № 22 велись, но ничем не закончились из-за дороговизны: «Министерство культуры предлагало мне выкупить дом у жильцов, восстановить, а потом использовать под коммерческие цели. Один только проект реконструкции стоил 10 миллионов рублей, без самих работ. Чтобы его восстановить, нужно порядка 50 миллионов в него вложить».

По его словам на Амурской, 20, будет построена многоэтажка, дом № 22 этому никак не мешает: «Сделан проект, есть разрешение на строительство. Здание будет разбираться до фундамента, возводиться новый дом».

Сейчас у сгоревшего дома четверо собственников — надеяться на что-то они перестали. Недавно дом снова пытались поджечь, но его спас забор.

В государственной службе по защите объектов культурного наследия Забайкалья сообщили — чтобы исключить дом на Амурской, 22, из перечня объектов культурного наследия, нужно провести историко-культурную экспертизу. И только в случае полной физической утраты объекта или утраты им историко-культурного значения. После этого решение принимается правительством России.

При этом, как отметили в ведомстве, для восстановления дома есть достаточно научно-исследовательской и иконографической информации.

В администрации Читы пояснили, что у дома в 2018 году были «выявлены основания для признания его непригодным для проживания». Однако включить его в программы по расселению нельзя, потому что он не подходит под критерии. Провести экспертизу за счет администрации для признания дома непригодным тоже нельзя, потому что в нем нет принадлежащих ей помещений.

В итоге получается, что жильцы сгоревшего памятника остались со своим разрушенным домом один на один. И он будет стоять немым укором до его «полной физической утраты». Сколько на это потребуется лет или пожаров, покажет время.

За помощь в подготовке текста выражаем благодарность замруководителя государственной службы по охране объектов культурного наследия Забайкальского края Владимиру Нестеренко и сотруднику службы Нине Хаминой.