Заместитель председателя правительства Забайкалья Инна Щеглова, которая курирует социальную сферу, в том числе краевой минздрав, после отъезда в Москву вице-премьера Андрея Гурулёва отвечает в регионе за сражение с коронавирусом и вакцинацию населения. В интервью редактору ИА «Чита.Ру» Андрею Козлову она обобщает информацию о том, как с коронавирусом справляется система здравоохранения, вычленяет основные проблемы системы, а также рассказывает о вакцинации – в регионе скопилось 150 тысяч доз самых разных вакцин, но скорость вакцинации упала к августовским показателям в три раза.
Интервью было записано 21 октября ещё до того, как губернатор Забайкальского края Александр Осипов подписал постановление о введении в крае QR-кодов для посещения массовых мероприятий и предприятий сферы услуг.
Инна Щеглова в 2002 году окончила Забайкальский государственный педагогический университет по специальности «социальная работа», в 2008 году прошла курсы переподготовки и повышения квалификации в Дальневосточной академии государственной службы. Также прошла в Сколково программу профессиональной переподготовки по обучению команд, управляющих проектами развития моногородов, а также программу РАНХиГС «Развитие региональных команд».
Трудовую деятельность начала инструктором-контролёром в областном комитете государственной статистики. С 2003 года работала в департаменте государственной службы занятости населения. В 2013-м повысила квалификацию в Российском экономическом университете имени Плеханова по программе «Организация и технология работы по обеспечению полноты и качества предоставления государственных услуг в сфере занятости населения».
В 2015 году возглавила Государственную службу занятости Забайкальского края, с 2016 года занимала должность заместителя министра социальной защиты населения региона. Заняла пост министра труда и социальной защиты населения региона в мае 2019 года. С 14 мая 2021 года занимает должность заместителя председателя правительства Забайкальского края.
Награждена благодарственными письмами губернатора, а также почётной грамотой Министерства труда и социальной защиты населения РФ.
— Сегодня мы продолжаем обсуждать тему коронавируса – это ключевая тема для нашего региона, для нашей страны. Сегодня у нас четверг, 21 октября. Все мы знаем, что с 30 октября по 7 ноября у нас точно режим нерабочих дней, но регионы могут по своему решению с 23-го числа ввести этот режим. Все этим очень сильно обеспокоены, все по разным причинам – кто-то хочет отдохнуть, а кто-то, как мы, малый бизнес, очень боится этого простоя две недели. Хотя мы уже переживали это в апреле 2020 года и в мае 2021 года. Нет пока понимания.
— Здесь две стороны медали: мы понимаем, что мы сейчас идём в рост по заболеваемости коронавирусной инфекцией, но вместе с тем мы понимаем, что сейчас одномоментно всё закрыть – это значит повторить историю прошлого года. При этом воспользоваться мерами поддержки, которые сейчас разрабатываются на уровне Федерации. Об этом сказал и премьер, и президент Российской Федерации, что за закрытием с 30-го по 7-е должны последовать меры федерального характера. В случае если мы с 23-го числа закрываем что-либо, мы должны сделать аналогию. Поэтому это не делается за одни сутки – нужно, безусловно, сделать расчёт, что, как, за какие деньги и когда.
— Но вы-то на основании той информации, которая у вас есть, на основании своего уже достаточно большого опыта, на основании тех разговоров с профессионалами, которые вы явно ведёте, сами к чему склоняетесь – к 23-му или 30-му?
— Я, конечно же, прежде всего болею за здравоохранение и, безусловно, склоняюсь к 23-му. Понятно, что 23, 24 – это суббота, воскресенье и, по большому счёту, с 25-го должны произойти какие-либо мероприятия по ограничению работы особо опасных зон. Я бы их так назвала. В данном случае мы даже и в период с 30-го по 7-е тоже должны определить, что мы будем делать, то есть каким образом будут работать, вплоть до государственных учреждений.
— То есть вы говорите о том, что, возможно, речь не идёт о полном локдауне, а о серьёзном ограничении работы, прежде всего, для непривитых людей?
— Да.
— То есть речь идёт не о таком закрытии, которое было в апреле 2020 года?
— Да. Здесь нам нужно будет взвесить все за и против и понять, как будет наименее сложно для экономики и наиболее полезно для здравоохранения. Это очень сложный выбор. Вплоть даже до того, что у нас ещё происходит обсуждение по введению ограничений по QR-коду и по сертификатам для вакцинированных. Тоже не всегда есть понимание вообще и по идее, и по организации этого процесса, и контроля за ним. Поэтому у нас здесь спорные вопросы, и сегодня мы должны выдать соответствующий проект постановления для его действия уже со следующей недели.
— Вам не кажется это решение о локдауне политическим?
— Мне – нет.
— То есть вы уверены в том, что введение ограничительных мер собьёт эту волну пандемии, которая забирается к 300 случаям в сутки?
— Она собьёт её только в том случае, если мы с вами останемся дома и не будем использовать эти нерабочие дни так, как мы обычно используем выходные, – для похода в магазины, для организации отдыха и досуга. Этого мы, прошу прощения за такое выражение, должны быть лишены для того, чтобы остаться дома и заняться домашними делами.
— А как вы это будете контролировать?
— Дело даже не в контроле, а в том, что для того, чтобы это сделать, необходимо ограничить доступ в определённые места. Предположим, если мы говорим о закрытии, то мы закрываем всё, за исключением продуктовых магазинов, аптек и больниц.
— А что делать с пригородными лесами и другими гаражными вечеринками?
— Гаражные вечеринки, к сожалению, нам неподвластны, и мы все это прекрасно понимаем. А леса, я думаю, это один из вполне доступных вариантов отдыха, который, в принципе, не запретить, и он даже может быть полезен с точки зрения здоровья.
— Я к тому, что вы можете ограничить официальные места массового скопления людей, а ограничить общение людей друг с другом в нерабочее время вы явно не сможете.
— Безусловно. Но я предполагаю и даже знаю, что этого никто и не делал в мае прошлого года, в апреле, когда мы отдыхали.
— Мне в том числе поэтому и предыдущие локдауны, за исключением первого, когда было совершенно непонятно, что происходит, и действительно нужно было остановиться и настроить систему здравоохранения, часто кажутся исключительно политическими.
— Могу согласиться с вами частично, но не полностью. Лично я бы, например, в это время, если бы не была вакцинирована, сходила бы и сделала прививку, как раз когда нет очередей и есть возможность; занялась бы домом.
— Я правильно понимаю из контекста нашего разговора, что если предположить, условно, компанию «Чита.Ру», в которой работает 50 человек, и из них 80% привито – вы дадите нам работать? Или вы ещё не знаете параметров этих ограничений?
— Параметров ограничений я вам сейчас сказать не могу и даже предполагать не буду, потому что они могут варьироваться в зависимости от разных обстоятельств: принятых решений и от необходимости, во всяком случае, точно.
— Если вы будете вводить какие-то ограничения с 23-го числа, они, прежде всего, видимо, затронут государственные органы: суды, банки. Это всё?
— Это все те организации, в которых сосредоточены люди (пациентов в данном случае это не касается) в виде клиентов, посетителей развлекательных заведений. Возможно, это могут быть спортивные залы, организации, в которых есть большое скопление людей, которое может, вполне вероятно, привести к ещё большему распространению коронавирусной инфекции.
Тем более, если мы говорим о Чите – это самый пик заболеваемости. Не потому, что жители Читы плохо что-либо соблюдают или игнорируют – просто количество жителей здесь больше. Хотя надо отдать должное, что сейчас стало гораздо организованней в Чите. У нас у самих должно быть чёткое понимание, что и как, и по какой логике, чтобы это можно было объяснить работодателям и людям, прежде всего.
— Давайте перейдём к системе здравоохранения, к вакцинации. Мы тут все немножечко запутались: кто что курирует в краевом правительстве. Раньше был большой и шумный вице-премьер Андрей Викторович Гурулёв, который курировал вакцинационную кампанию, и когда случалось что-нибудь с коронавирусом, он приходил, махал шашкой, настраивал поликлиники, пугал людей. В общем, они там у него быстро начинали шевелиться. Уж не знаю, насколько эффективно это было. Но сейчас он уехал. Кто сейчас курирует вакцинационную кампанию?
— Вакцинация, ситуация с распространением коронавирусной инфекции в отсутствие губернатора закреплены за мной. Это всё – я. И все вопросы по организации ограничительных мероприятий, постановлений, принятых решений – это всё ко мне.
— То есть, по большому счёту, ситуацию с вакцинацией и коронавирусом курируете вы?
— Да. Ну, как и раньше я это делала с помощью Андрея Викторовича Гурулёва, который, как вы говорили, приходил вот так громко.
— Давайте поговорим о системе здравоохранения. Обычно мы разговариваем с врачами, которые оценивают текущую ситуацию, говорят о том, насколько выдерживают их реанимации, как работает первая городская больница. Но вы как бы повыше всё-таки находитесь, видите, как работает минздрав, видите все учреждения здравоохранения в комплексе. Насколько сейчас вывозит система здравоохранения текущий наплыв заболевших коронавирусом?
— Ну уже всё на грани. Мы действительно, реально на пределе. Потому что весь развёрнутый коечный фонд практически занят. 1693 койки развёрнуто – 90% занято. В некоторых моностационарах занято уже более 100% – 102, 103, 105. То есть это уже вся приставная история. Но других вариантов сейчас просто нет. Всё, что у нас осталось в резерве, – всего ничего. Это 500 (условно) коек, которые могут быть развёрнуты на базе краевой детской клинической больницы, как мы это делали всегда.
— Для взрослых?
— Для взрослых, безусловно, и в том числе для детей. Там будет маршрутизация ровно так же, как мы сейчас сделали с родильным домом на Курнатовского. Тоже было достаточно много споров, но, тем не менее, женщин, которые рожают либо беременные, достаточно много – на сегодняшний день 24. И это тоже была необходимость.
Следующим в самой критической ситуации будет развёрнут перинатальный центр. Мы его оставляем на самый последний момент. И сейчас не разворачиваем горбольницу №1 до того состояния, до которого она могла бы развернуться. У них мощность 600 коек. Сейчас у них 400 с копейками. Небольшой резерв остался. Но самое главное, что горбольница №1 забрала самое большое количество реанимационных коек – 100 коек есть. Ну и всё, что я сейчас назвала, за исключением краевой детской клинической больницы, может помочь в дополнительном развёртывании реанимационного коечного фонда.
Всё дело в том, что сейчас вообще ситуация следующего характера: когда мы уходим на госпитализацию либо на вывод на амбулаторный этап выявленных коронавирусных больных, видно, что амбулаторная кривая идёт вниз, а стационарная кривая – вверх. То есть большинство всех выявленных мы везём исключительно в стационар по той простой причине, что тяжёлая форма. Течёт тяжело, долго и в большинстве своём 95% невакцинированных людей. Это абсолютно прямая зависимость, никакой кривой зависимости в данном случае нет.
— Вы назвали среди крайних резервов краевую детскую клиническую больницу. Что ещё осталось в резерве?
— По резервам у нас, собственно говоря, практически всё. Всё исчерпано.
— По реанимации Шаповалов вчера говорил о том, что 100 есть в первой городской больнице, возможно, резерв есть в инфекционной больнице и перинатальный центр.
— Да.
— То есть перинатальный – это Краевая клиническая больница?
— Да.
— Вы готовы там развернуть эти реанимационные койки?
— Как я сказала, это самый крайний вариант развёртывания. Тогда, когда у нас не будет уже ничего хватать, мы будем понимать готовность и обеспеченность Краевой клинической больницы с учётом того, что мы разворачивали в третьей волне (третья, четвёртая, на самом деле, условность – не было практически никаких промежутков между ними). Мы обеспечили в полном объёме, насколько это возможно.
Сейчас что мы сделали? За счёт краевых средств мы купили, и в декабре в Краевой клинической больнице, и в некоторых районных больницах, где есть моноотделения, будут установлены новые кислородные станции. Мы понимаем, что в той зависимости от кислорода, которая была у нас в третьей волне, жить невозможно.
— Сейчас эта зависимость снята?
— Мы в любом случае зависим, но сейчас мы находимся в более решаемой плоскости по одной простой причине: поставки не срываются, заводы все работают, насколько возможно. Но они работают на пределе. Как только остановятся один, два, три завода так же, как было летом, – всё, на этом всё закончится.
— Вы сейчас из Красноярска везёте?
— Мы везём из Красноярска, некоторые, допустим, Петровск-Забайкальский, возят баллоны из Бурятии. У нас очень много источников кислорода, в том числе, как и в прошлый раз, привлекаем военных. Поэтому эта история очень многосторонняя и многозадачная.
— То есть сейчас проблем с кислородом нет?
— Сейчас нет.
— Когда вы назначите главного врача краевой инфекционной больницы?
— Исполняющего обязанности главного врача мы назначим на следующей неделе, я думаю.
— Кто это будет?
— Не скажу.
— Но вы уже знаете?
— Я предполагаю, у меня есть две кандидатуры.
— Это ваши кандидатуры или министра здравоохранения?
— Министра здравоохранения.
— Вы её подержите?
— Я её поддержу.
— Губернатор принимает решения в этих кадровых вопросах?
— Губернатор принимает решения, он смотрит на всех кандидатов, которых мы предлагаем, вносит свои пожелания и в большинстве случаев соглашается с нами. Во всяком случае, как произошло с Краевой клинической больницей.
— Сколько сейчас всего моностационаров по краю?
— Сейчас у нас 14 моностационаров.
— А сколько было на пике третьей волны?
— Их так и было 14, но плюс был ещё развёрнут дополнительный коечный фонд. Если мы посчитаем плюсом детскую краевую и перинатальный и в некоторых районах Забайкальского края. Получается всего 18. Акша разворачивается, если мы говорим о каких-то инфекционных койках, возможно, но это только для лёгких случаев – там нет реанимации. Вчера Шаповалов несколько опрометчиво сказал о том, что мы прекратили маршрутизацию на Читу для тяжёлых больных. Но мы её не прекратили – мы её притормозили для того, чтобы успевать высвобождать. Но к сожалению, не всегда получается сделать оборот койки таким, как мы хотим, потому что заболеваемость течёт тяжело.
— Вам хватает медперсонала?
— Нет.
— Это критичная проблема?
— Критичная проблема. Мы знаем, что у нас не укомплектован медперсоналом терапевтический блок, не хватает анестезиологов-реаниматологов, не хватает кардиологов и других профилей, которых, в принципе, не хватает. Буквально вчера мы готовились к Государственному совету по здравоохранению и посчитали: общая потребность во врачах, среднем и младшем медицинском персонале, которые могли бы нам помочь сейчас, это 1392 человека в целом по краю.
— Ещё нужно?
— Ещё нужно.
— Ну это нереально просто.
— Нереально. Мы даже не выпускаем такого количества. Это количество – по всем нормативам, которые необходимо закрыть, в том числе в отдалённых населённых пунктах, где необходимы фельдшеры, младший, средний медперсонал, врачи-терапевты и узкие врачи, которых так не хватает. Например, приехали в Каларский район – ну нет там врача. Не хватает врачей-терапевтов, узких специалистов практически нет.
— И что вы делаете?
— Во-первых, мы назначили там главного врача, который вместе с нашим главным инвестором занимается сейчас привлечением кадров из других регионов.
— За дополнительные деньги?
— В том числе за дополнительные деньги, которые предназначены для Каларского района в рамках нашего соглашения.
— Собственно говоря, другие регионы делают то же самое – они просто ищут деньги, чтобы доплатить. Причём доплатить так, чтобы это было прямо осязаемо.
— Но это «прямо осязаемо» вышло уже в разряд «просто космос». Нереально. Это хорошо, что на территории Каларского района есть инвестор, но в Забайкальском крае в целом нет такого инвестора, и платить заработную плату 200–500 тысяч рублей невозможно. Вот сейчас, наверное, меня будут критиковать все, но лично моё мнение – должна быть достойная, хорошая заработная плата, но медик – это практически равно военнослужащий. Да, с хорошей зарплатой, одинаковой везде, с районным коэффициентом, но это не должно быть так, чтобы прямо в 10 раз превышать то, что мы можем предложить.
— Давайте всё-таки к вакцинации теперь. Понятно, что проблема с вакцинацией. Вы сейчас можете меня поправить: у нас около 35% населения привито, а взрослого – где-то 45–46. В среднем за день первым компонентом прививается около 830 человек, а вторым – 660. Это примерные цифры за несколько недель, по моим расчётам. При этом я не понимаю, куда пишется «Спутник Лайт», он же однокомпонентный, в первый компонент?
— В первый компонент. Я немножко вас поправлю: те данные, которые вы сейчас озвучили, это данные прошлой недели. Как только мы объявили, что мы планируем ввести QR-коды, количество желающих вакцинироваться возросло, и за вчерашние сутки мы привили 1435. Это только первый компонент.
— Но это тоже мало.
— Это, безусловно, мало. Нам нужно 2000–2500, а лучше 3000 в день. Это наша такая нормальная работа. Не напряжённая, но нормальная.
— Слушайте, а что случилось? В августе вы прививали по 3–4 тысячи человек в день, а потом что произошло?
— Из 360 тысяч, которые получили первый компонент, 160 тысяч – это организованные коллективы. Почти половина. И именно это было сделано в июне, июле, августе. На август особенно пришлась серьёзная работа с работодателями. То есть сейчас практически все работодатели исчерпаны. Единственное, Светлана Эдуардовна Лапа, главный санитарный врач Забайкальского края, внесла нам постановление на предмет 80-процентной вакцинации, сейчас ещё немножечко пододвинется, и будет побольше вакцинированных. Но тем не менее в августе мы должны были исполнить постановление Роспотребнадзора.
Сейчас остались неработающие граждане, не желающие вакцинироваться. Неработающие и нежелающие – это разные вещи. Причём первая группа довольно большая, а второй становится немного меньше. Но тем не менее под постами «Редколлегии» и под моими высказываниями уже меньше людей, которые категорически против. Если раньше было много-много отрицательных комментариев, то сейчас их становится всё меньше. Люди, на мой взгляд, всё-таки больше стали понимать, что от этого зависит собственная жизнь, жизнь родителей, жизнь ребёнка – да кого угодно.
— Как вы их убеждаете? Это не к вам, наверное, вопрос, а к какому-то другому блоку, который должен убеждать.
— Убеждаем мы все. Вся информационная пропаганда, в том числе на федеральных каналах, немножечко поменяла свой контекст. Теперь и мы стали отвечать на самые часто задаваемые вопросы. Допустим, почему молодые девушки от 18 и старше, особенно совсем молодёжь, не хотят прививаться – потому что считают, что это повлияет на репродуктивное здоровье. И сейчас серьёзные федеральные эксперты стали разъяснять, что лучше поставить вакцину, чем переболеть и прийти к ещё более худшим последствиям.
Не знаю, как вы, но я поставила прививку, потому что не хочу заболеть. Я болела, мне, по большому счёту, кажется, что это не страшно, потому что у меня легко всё прошло, в отличие от некоторых. У меня дети, родители тоже переболели – второй раз я для них такого не хочу. Почему те взрослые, которые не хотят вакцинироваться, не думают о своих детях, мамах, папах, бабушках, дедушках?!
Вы поймите, сейчас цепочка такова, что начинает болеть та группа населения, которые имеют детей. Когда они болеют, правильное решение – изолировать ребёнка. Куда? К бабушке. Вполне вероятно, что ребёнок – носитель. А ведь не всегда клинически проявляется. Дети заражают бабушек. Вплоть до того, что дети теряют родителей, родители теряют детей. Ну что это, когда умирает 23-летняя роженица?! В результате ребёнок жив, женщина скончалась. Всё, ребёнок остался сиротой. Женщина не вакцинировалась, но она и не могла быть вакцинированной, потому что вакцинироваться можно в определённом триместре. Я не знаю, что ещё нужно сделать людям?
— Что с запасами вакцины? У нас же её не было одно время. Я помню генеральные сражения за очередные 10–20 тысяч доз. А сейчас что?
— Мы с Андреем Викторовичем совместно вели эту борьбу, и в большинстве своём верхушкой всего этого был Александр Михайлович, который шёл и доказывал, что нам это надо. Причём тогда, когда никому ничего не давали, определённая часть была предназначена для нас. Сейчас её предостаточно – 150 тысяч на остатках. 150! И 150 тысяч нам нужно привить для того, чтобы достичь коллективного иммунитета, целевого показателя.
— А сейчас какой коллективный иммунитет?
— А сейчас 74%, мы выше, чем Российская Федерация. Он складывается из нескольких позиций: это вакцинированные, переболевшие за последние 6 месяцев и коэффициент бессимптомных случаев. Общая сумма складывается. Всего у нас 788 тысяч человек, от которых мы считаем и из которых в результате складывается процент провакцинированных. Это 45% тех, которые получили первый и второй компонент. Это те, кто старше 18 лет.
По сути, не всё так плохо с вакцинацией в Забайкальском крае, но при этом всё плохо с заболеваемостью. Сейчас мы считаем и реанимации, и тех, которые поступают на амбулаторное лечение, и стационар, всё показывает и ведёт к тому, что соотношение непривитых и привитых составляет 95:5. Мы проводим 4 тысячи ПЦР-исследований в день, мы знаем, кто и как болеет – мы это видим, у нас очень хороший охват тестированием. Поэтому говорить о том, что мы подтираем цифры или что-то скрываем…
— Это что за вакцина на остатках?
— У нас есть и «Спутник V», и «Спутник Лайт», и «КовиВак» – у нас есть большой выбор для человека. Он может выбирать. Единственное, что мы всегда рекомендуем ревакцинацию «Спутником Лайт». Некоторые безусловно выбирают между «Спутником» и «КовиВаком», читая все методические рекомендации, пользуются рекомендациями родных, близких либо врачей, докторов. Пока у людей есть выбор, и слава богу, что он есть.
— В общем, вакцины в регионе в достатке. Как организован процесс вакцинации? Есть какие-то проблемы в поликлиниках с этим или нет?
— Сейчас для того, чтобы доктора, фельдшеры, младший и средний персонал могли максимально переключиться на вакцинацию, мы приостановили диспансеризацию. Потому что сейчас расходовать свои силы и на ведение коронавирусных больных, и на вакцинацию одни и те же люди в одних и тех же условиях не смогут. Поэтому возможность у врачей есть, в том числе в выходные дни.
Сегодня вся Чита просит восстановить пункты вакцинации, чтобы не идти в поликлинику и не заражаться.
— Вы понимаете, почему люди не хотят идти в поликлинику?
— Это понятно всем.
— Я понимаю, что это вопрос не к вам, и даже не к министерству здравоохранения, а к главным врачам. Там просто адовые очереди совершенно непонятной природы. Мне как человеку, который занимается простейшими процессами, непонятно: может, процесс организации потока людей к человеку со шприцом посложнее будет, но он мне кажется достаточно логичным. Я просто не понимаю, что происходит. Такое ощущение, что это просто какое-то вредительство.
— В данном случае исключаются из процесса те врачи, которые болеют, и очередь сливается из одного участка в два. Безусловно, я с вами совершенно согласна, заведующий поликлиникой – это главный координатор, который должен развести прямо с самого утра все потоки вплоть до отсутствия необходимости стоять в очереди за амбулаторными картами, когда ты точно знаешь, на какой участок ты пойдёшь.