«Отойдите! Ещё едут». Что происходит в лагере для беженцев Донбасса

Туман. Со стороны Таганрогского залива тянет сыростью — достаточно 15 минут, чтобы продрогнуть. Вдоль берега стоят детские лагеря. Летом Неклиновский район принимает школьников со всей страны. Теперь сюда едут беженцы из соседнего Донецка — им объявили о скором начале войны. Кто и как прибыл в Ростовскую область — в репортаже Ирины Бабичевой.

Подхожу к одному из лагерей. На стук никто не отвечает. Отхожу от комплекса — останавливается неприметный автомобиль. Выходят двое в полицейской форме. Разнарядку патрулировать населённые пункты, куда едут беженцы, сотрудники МВД получили накануне вечером.

Убедившись, что с документами всё в порядке, полицейские отпускают и советуют быть осторожнее. И на всякий случай, конечно, приглядывают.

Хотя давно за полночь, лагерь в посёлке Дмитриадовка ещё пуст. Из припаркованного рядом автомобиля выходит водитель. Он решил, что я первая, кто пришёл заселяться.

— Вызвали и погнали, — говорит Алексей, который с начала дежурства понял, что проведёт эту ночь в кресле служебного автомобиля на этой парковке. Он заступил, когда появились первые сообщения об эвакуации из ДНР и ЛНР.

Алексею и его коллегам велели организовать пункты временного размещения. Говорит, что до объявления официальной эвакуации будут размещать, как получится.

— [На местах] сами не знают. Сказали, ещё с вечера должны были завозить, всех подняли на ноги, на уши, — говорит охранник лагеря в соседнем посёлке Красный Десант, куда к 02.30 так и не прибыли беженцы. — Всех горничных прислали постели разэтовать. Вечером дали команду. Никто не был в курсе. У нас вообще соревнования завтра, футбол должен быть.

Местные жители говорят, что с вечера видели пару автобусов и три-четыре легковые машины у лагеря «Звезда» в хуторе Рожок. Сотрудники комплекса подтверждают: беженцы заселились, около 22.00 прибыли первые автобусы. Их было не больше 10.

Лагерь «Спутник» находится неподалёку. За его забором ругаются двое мужчин:

— Это мой? А ещё один мой где? Я два давал!

— Куда?

— На «Звезду».

— Значит, там два стоят. Но один вообще умер, а второй умирает.

— Кто умер? — спрашиваю.

— Принтер! — хором отвечают мужчины. Смеются. — Не хватает документы делать, два уже «умерли».

Почти 03.00. Беженцев пока нет, но и как оформлять их по прибытии, непонятно.

К 04.00 к лагерю «Котлостроитель» в Красном Десанте подъезжают два автобуса из Донецка. Единственные мужчины в них — водители.

— Грязища какая, господи, — говорит брюнетка в шубе, недовольно оглядывая сапоги. Она ехала сюда 10 часов в легковом автомобиле и считает это почти пыткой.

— На таможне стояли долго, не могли определиться, куда нас забирают. [Ещё] таможня — на российской, на вашей [стороне], потом выехали, милиция определила. Вот в общей сложности 10 часов езды.

— А поехали обратно, вы всё увидите, — приглашает водитель автобуса.

— У меня только российский паспорт.

— И у нас российский! — смеются женщины. — Почти у всех.

Все они собирали сумки заранее, за несколько дней до обращений глав республик.

— Мы столько не зарабатываем, чтобы в России просто отдохнуть, — понизив голос, говорит водитель. — Вы работаете. А мы что здесь будем делать?

Свою семью мужчина не эвакуировал и не планирует. Говорит, закончит вывозить всех желающих и вернётся домой. На автобусе — табличка маршрута №42 «Трудовская — Центр».

— Ой, нехило сбился с курса, — смеются приехавшие на нём женщины.

А водитель автобуса №42 увлечён разговором про обстрелы — они не прекращаются, и «вчера лупили до пол-одиннадцатого», когда он как раз был в гараже…

Второй водитель подхватывает: приезжает на конечную, выгрузил людей, обратно целенький поехал — уже хорошо, едешь и радуешься.

Первый говорит, что работает в опасном районе. Второй настаивает, что его — опаснее.

В автобусах холоднее, чем на улице. Подростковые ботинки — первое, что бросается в глаза, когда заходишь в салон. Мальчик спит, прижавшись лицом к спинке кресла.

— Нормально катались, всё хорошо, — торопливо говорит мне одна из женщин.

Прямо по центру автобуса лежит запасное колесо. Это в обычной жизни автобус вернут в АТП и починят, поясняют мне. А сейчас главное — доехать.

За колесом, у двери свернулся на сиденье восьмилетний Тимур. Под его рукой лежит большая плюшевая мышка с блестящими глазами. Тимур спит так, что лицо полностью скрыто капюшоном.

Позади него сидит мама Лилия и сестра. Вике 4 годика, поездка далась ей тяжело, девочка пинает ножкой воздух.

— Неудобно спать!

— Ну конечно, неудобно спать, — соглашается Лилия.

— Сумка мешает.

Женщины говорят, что скоро в Донецке будет мобилизация. Всем совершеннолетним мужчинам запретили покидать территорию ДНР.

— Ну как не выпустили — они и не пытались выезжать, — утверждает Лилия.

— А как они?.. А кто будет защищать? — поддерживает темноволосая девушка. Она стоит поперёк сидений и держится за поручни.

— Это получается — сдаться, что ли?

— Так, получается? Если все выедут?

Виснет тишина.

— Ма-ам, холодно, — тихо зовёт Вика.

— Мы в один день всё [сумки] подготовили, — сообщает Лилия, закутывая девочку плотнее в куртку. Вика всё равно мёрзнет и говорит об этом уже громче.

— А муж вас спокойно отпустил?

— Даже настоял на том, чтобы мы уехали. Когда семья в безопасности, [ему] будет спокойнее.

Вика взрывается, скидывает куртку:

— Холодно, мама, холодно-о!

— Я знаю, что холодно, малышечка, — Лилия расправляет бежевое худи. — Ну давай тебе кофточку сейчас?

Вика — в слёзы. Женщины в автобусе смотрят на неё с жалостью и испугом — как бы плачем не разбудила их детей.

— Я тебя сейчас обниму, хорошо? — Лилия целует девочку в висок. — Сейчас будет теплее.

Она не вырывается, прячет лицо на мамином плече и тянет:

— У меня тело замелзло!

Лилия пытается надеть на неё кофту. Вика отпихивается:

— Не лаботает, холодно!

Темноволосая девушка с решительным видом расстёгивает пуховик. Лилия колеблется и качает головой. Попутчица снимает куртку.

— Возьмите, укутайте, — девушка наклоняется, и за её плечом виднеется пушистый розовый свёрток. Сесть девушке негде — её малышка крепко спит, растянувшись на оба сиденья.

— Да возьмите, укутайте. Правда. У меня тёплый свитер, мне не холодно, — для наглядности девушка трогает ворот кофты. Четыре руки укутывают Вику в пуховик.

Несколько минут в автобусе длится блаженная тишина. Затем в двери заглядывает водитель — лагерь готов принять беженцев. На часах — без десяти четыре.

— Выходите с вещами, — командует водитель.

Женщины теряются. Разом говорят все:

— А как? У меня ребёнок маленький спит.

— Если я её сейчас подниму, будет ор такой стоять.

— Очень маленькая!

— Выходите, — мягче говорит водитель.

— У меня сумка большая, тяжёлая.

— Баул, не сумка, — цокает языком бабушка в маске.

Начинается суета. Лилия стягивает куртку с дочери, возвращает хозяйке. Девушка быстро накидывает её и так же скоро собирается. Вика опять мёрзнет и жмётся к маме, Лилия подхватывает её на руки. Из автобуса они выходят почти последними. На плечах, локтях, пальцах Лилии — ручки сумок. У дверей она оборачивается, смотрит на сиденья.

— Я шапку положила, не осталась в автобусе.

Лилия протягивает руку сыну — Тимур хватает не пальцы, а сумку, и отнимает её. Мама протестует. Вика капризничает.

К этому моменту водителей автомобилей уже нет на улице — они в лагере.

Крик. Оборачиваюсь. Плачет ребёнок: мишка выскользнул из рук и шлёпнулся в грязь.

Мама наклоняется, поднимает мишку, и с её плеча падает дорожная сумка. Ребёнок секунду-другую раздумывает, потом смеётся.

— Отойдите! — кричат сотрудники лагеря. — Ещё едут!

Жёлтый школьный автобус с надписью «Дети» паркуется ровно под плакатом «Детский оздоровительный центр "Котлостроитель"». Двери открываются. Выходит водитель и тут же направляется к сотрудникам лагеря узнавать, смогут ли тут их принять. В открытых дверях за кучей клеёночных сумок видны матери с маленькими детьми на руках. При вспышке камер они отворачиваются.