«Потенциал!» Словаки с деньгами верят в экспорт рапса из Забайкалья в Китай

Правительство Забайкальского края в июне 2020 года сообщило о встрече губернатора Осипова с основателем компании «Терос» Денисом Цесаренко. В первом абзаце пресс-релиза говорилось о том, что предприятие Цесаренко намерено ввести в регионе в оборот свыше 100 тысяч гектаров сельскохозяйственных земель.

Невероятные намерения Цесаренко остались почти незамеченными в информационном пространстве, что немного странно. Вообще-то 100 тысяч гектаров – это примерно в три раза больше, чем прямо сейчас обрабатывает крупнейшее и тоже удивительное для региона предприятие Валерия Нагеля, племзавод «Комсомолец».

По словам Цесаренко, его предприятие вместе с инвесторами из Словакии планирует вложить в развитие агробизнеса на территории края миллиард рублей и создать крупный агрохолдинг, который будет способен сеять сельскохозяйственные культуры на площади до 150 тысяч гектаров. В общем, с Денисом Цесаренко нельзя было не познакомиться.

Денис Цесаренко является одним из трёх владельцев ООО «Терос», основным видом деятельности которого обозначены капиталовложения в уставные капиталы, венчурное инвестирование, в том числе посредством инвестиционных компаний. Компания поставлена на учёт в 2017 году. «Терос» владеет компанией «Терос Зк», которая создана под выращивание зерновых и зернобобовых культур. Также у Цесаренко примерно четверть доли в ООО «Северный Палладий», которое зарегистрировано в мае 2020 года, основным видом деятельности обозначена добыча руд и песков цветных металлов – золота, серебра и металлов платиновой группы.

Цесаренко владеет третью доли компании «Спорос», которая с 2018 года активно работает в Хабаровском крае – у бизнесмена с партнёрами там уже два года работает завод по производству элитных семян. На встрече с врио хабаровского губернатора Дегтярёвым в сентябре Цесаренко заявил о намерении «Спороса» строить молочный комплекс на 2,5 тысячи голов и развивать тепличное производство – выращивать огурцы и помидоры.

Цесаренко – один из трёх партнёров в компании «Олимпия Капитал», которая занимается инвестициями и управляет умным хедж-фондом. Цесаренко – один из двух основателей этого бизнеса. До этого он был известен, как директор по инвестициям на постсоветском пространстве в Access Industries одного из самых известных на Западе (прежде всего в США и Великобритании) бизнесменов-выходцев из СССР Леонида Блаватника.

До Access Industries Цесаренко занимал различные должности в отделах по слияниям и поглощениям в Альфа Банке в Москве и Credit Suisse First Boston в Нью-Йорке, принял участие в сделках на сумму более 6 миллиардов долларов.

- Откуда у таких серьёзных людей, как вы, идея работать в Забайкальском крае?

- В Забайкальском крае мы работаем давно. Начали с горнорудной отрасли, у нас по сей день есть два месторождения, которые мы активно разведываем: Сергеевское (золоторудное месторождение в 40 километрах от Могочи, прогнозные запасы – 44 тонны золота – А.К.) и Ункурское (месторождение меди и серебра в Каларском районе, в 15 километрах от Новой Чары – А.К.).

- В какой стадии они сейчас находятся?

- Ункурское - в стадии геологоразведки. Мы провели уже две компании бурения. Нашли, как мы считаем, месторождение меди и серебра мирового масштаба. Мы пока далеки от производства – нужно пройти ещё длинный путь, но результаты уже впечатляют.

- Вы проводите геологоразведку на свои инвестиционные деньги?

- Приобретение самого месторождения было за наши с партнёрами деньги. С тех пор мы сделали публичное размещение этой компании, акции её котируются на бирже в Торонто, называется Azarga Metals, и мы уже впоследствии привлекали деньги от широкого круга инвесторов в рамках публичной кампании. И делали это уже три раза.

- А Сергеевское месторождение?

- Мы купили его на аукционе, вложили значимые средства в его разведку, тоже нашли месторождение золота мирового масштаба.

В плане развития Сергеевского месторождения произошла немного более необычная ситуация: по традиционному пути в него нужно продолжать ещё энное количество лет вкладывать энное количество долларов, чтобы довести до полноценной разведки, но у нас появилась возможность в рамках опытно-промышленной разработки начать производство золота на соседней фабрике – рудник «Александровский». И мы буквально две недели назад начали наше первое производство золота на фабрике, которая находится в семи километрах от нашего месторождения.

- В общем, у вас были интересы, связанные с горнорудной промышленностью?

- Верно. Мы параллельно занимаемся сельским хозяйством уже на протяжении 10 лет. Занимались им в центральной части России. Когда мы начали обращать больше внимания на Дальний Восток из-за горнорудной отрасли, то вскоре пришли к выводу, что здесь также можно и нужно заниматься сельским хозяйством. И идентифицировали два интересных региона, два конкретных направления в сельском хозяйстве, которыми стоит заниматься. Это Хабаровский край и Забайкальский край.

В Хабаровском крае у нас есть проект, называется «Спорос», мы производим семена, в первую очередь, сои. Дальневосточный регион, если смотреть на самую восточную часть, имеет четыре региона, которые активно выращивают сою, - Амурская область, Еврейская автономная, Хабаровский край, Приморский край.

Мы построили первый и всё ещё единственный семенной завод на Дальнем Востоке. Построен он по последнему слову технологии, оборудование датского производителя Cimbria – это мировой лидер оборудования семеноводческих заводов.

Работаем со всеми тремя сельскохозяйственными НИИ Дальнего Востока и размножаем их селекцию. У них есть прекрасные сорта, районированные для Дальнего Востока. Они давно утеряли материально-техническую базу, чтобы это воспроизводить в промышленных масштабах. А у нас есть земля, техника, специалисты, средства и, естественно, семенной завод как ядро семеноводческого бизнеса, без которого крайне сложно воспроизводить семена. Мы теперь берём их селекцию и размножаем в промышленных масштабах. Вот идея «Спороса».

Параллельно с этим мы начали заниматься развитием проекта в Забайкалье, назвали его «Терос». Цель – развить крупный агропромышленный холдинг, который бы занимался растениеводством для экспорта в Китай. Забайкалье очень удобно расположено логистически вдоль границы с Китаем. Ровно в этой части, на юго-востоке, в Забайкалье расположены основные сельскохозяйственные районы. Исторически сельскохозяйственные, они, конечно, очень давно уже ничего не производят, земли давно уже вышли из севооборота.

- Вас не испугал негативный опыт всех тех людей, которые тоже пытались, ориентируясь на Китай, производить какую-то сельскохозяйственную продукцию и медленно дохли?

- Фокус экспорта на Китай – это здравая мысль, дееспособная. Китай является главным импортёром сельхозпродукции в мире, поэтому они как покупали, так и будут покупать и импортировать целый ряд сельхозкультур.

- Если не смогут произвести их на своей территории.

- Они не смогут. У них уже урожая и земли не хватает очень много лет. Помимо того, что Китай становится более обеспеченной страной, и народ начинает переходить на более дорогостоящую продукцию, то есть заменяет рис на курицу, рис на свинину. Выращивание этого мяса требует намного большего объёма зерновых: и сои, и пшеницы, и ячменя, и так далее.

Я думаю, сейчас нет предположения, что Китай вдруг станет нищей страной, народ перестанет есть мясо и перейдёт обратно на рис. Соответственно, потребление будет только расти. У них сейчас 120 миллионов гектаров земли, именно пашни. По неофициальным данным, уже 20% не пригодны для сельского хозяйства.

- Почему?

- У них очень интенсивная технология внесения удобрения и средств защиты растений. Удобрения – ещё как бы полбеды. Но у них очень ядрёные средства защиты растений, и химия имеет неблагоприятный эффект на почву. Соответственно, уже 20% земли непригодно, но они продолжают её использовать, потому что нет иного выхода как прокармливать такое громадное население.

Поэтому они импортируют очень много из целого ряда стран, не настолько много из России, потому что та часть России, которая удобно расположена к Китаю, не производит большие объёмы сельхозпродукции. Но, тем не менее, Забайкалье имеет этот потенциал, поэтому если говорить про рынок, в рынке проблем я не вижу никаких.

- Почему другие видели?

- Возможно, проблемы были не в рынке – не в возможности осуществить сбыт, а в возможности вырастить. Здесь сразу открывается много других вопросов: где земля, кто на ней работает, какая техника, какая технология?

Если заниматься сельским хозяйством по методу «бросить семена, авось вырастут» и не использовать ни удобрения, ни средства защиты растений, то, конечно, результат будет 50 на 50: либо вырастет, либо нет. Мы не ищем такой игры в казино. То, что можно сделать с нашей стороны, мы делаем.

Есть потом одна надежда, что погода не подведёт. Этот фактор очень сложно контролировать, безусловно. Но его можно учитывать. И, учитывая этот фактор, можно выбирать земли в тех районах, где есть потенциал на солнце и на осадки.

Земля в Забайкалье хорошая, это чернозёмные, каштановые земли, они имеют достаточное количество минералов, они очень много лет отдыхали, то есть у земли есть потенциал. Неуправляемые факторы – это тепло и осадки. Мы понимаем, что на юге и на юго-востоке солнца, в принципе, хватает для выращивания определённого набора культур. Можно выращивать рапс, можно выращивать все зерновые культуры. Из ключевых это пшеница, овёс, ячмень. Можно выращивать подсолнечник, масличный лён, гречиху. Все культуры, которые я перечислил, за исключением законодательного ограничения по пшенице и ячменю, можно экспортировать в Китай, и они востребованы в Китае.

- А какие ограничения?

- Пока не разрешён импорт пшеницы и ячменя Китаем из Забайкалья. Разрешён импорт пшеницы из ряда иных регионов Российской Федерации, но не из Забайкалья.

- Почему?

- Хороший вопрос. Я не знаю, почему. Это вопрос межгосударственных отношений. Здесь нужно понять, что хотя спрос рождает предложение, предложение в какой-то мере также может спровоцировать спрос. Если раньше никто не выращивал ни пшеницу, ни ячмень в достаточных масштабах, чтобы было интересно китайским компаниям производить здесь какие-то активные закупки, то, возможно, это и не было на повестке дня.

- Может быть, это и защита своих производителей с той стороны?

- Если они позволяют импортировать из целого ряда других регионов России, где производят пшеницу в намного больших объёмах, чем в Забайкалье, то здесь, я полагаю, просто была недоработка, потому что это не было нужно. Если нет производителя, кому актуально экспортировать из Забайкалья в Китай, то, наверное, нет смысла и чиновникам тоже предпринимать действия, которые позволили бы быть тому, что никому не актуально. Я думаю, это поменяется, потому что по мере развития сельского хозяйства в Забайкалье эти две культуры тоже здесь будут выращиваться.

- То есть вы всё-таки верите в это самое развитие?

- Однозначно.

- С учётом своего присутствия или вообще в целом?

- Мы – одна из составляющих. Мы ни в коей мере не претендуем на роль единственного развивателя Забайкальского края в сфере сельского хозяйства, но мы однозначно хотим иметь здесь активное и значимое присутствие. Наша цель – это построить агрохолдинг с размером как минимум 150 тысяч гектаров земли.

- Это серьёзная заявка.

- Серьёзная, но реализуемая. Она не из серии фантастики. Это не просто цифры ради красивых цифр.

- Это перспектива скольких лет?

- Я думаю, в пределах пяти мы можем к этому дойти.

- Вы изучали наверняка опыт «Комсомольца», у которых сейчас около 40 тысяч гектаров?

- У них сейчас уже около 40 тысяч именно эксплуатируемых земель – тот объём земли, который уже введён в севооборот, и который они засевают. У нас планы в следующем году посеять порядка 15 тысяч. Это тот объём залежей, который мы в этом году подняли. Поднимаем. У нас ещё порядка месяца впереди, я думаю, к концу сезона мы подойдём к рубежу порядка 15 тысяч гектаров.

- По опыту «Комсомольца», это было очень сложной задачей в части ресурсов – люди, техника, деньги. А что у вас с этим?

- У нас тоже был совсем недавно ноль. У нас была буквально горстка людей, несколько человек, которые занимались больше договорными отношениями. Больше даже юридический состав. Мы сформировали земельный банк. Подготовительные работы мы провели в прошлом году. Мы подготовили немного больше тысячи гектаров земли – подняли залежи – с целью засеять их в этом году. Но это были ограниченные работы, в которые были вовлечены буквально несколько человек. В прошлом году мы только поднимали залежи. У нас было здесь несколько сотрудников, несколько единиц техники, всё было в очень ограниченном формате.

- Как это технически происходит? Вы привезли этих людей?

- У нас был главный агроном, которого мы привезли, и было несколько механизаторов, которых мы наняли на работу здесь, в Бутунтае, Александрово-Заводский район. Они сели за руль «Кировцев» и начали пахать. «Кировцев» мы привезли – купили два трактора, которыми и подготовили этот небольшой объём бывших залежных земель к севу.

- Что происходит в нулевой стадии? Вы привезли технику, дали её людям, и агроном им сказал, что делать?

- Да. Это пока было в очень ограниченном формате. Этой весной начали готовить уже не полторы тысячи гектаров, а 15 тысяч. Это совсем иной уровень работы. И мы хотим ещё и засеять подготовленные полторы тысячи и, в принципе, начать уже создавать фундамент для развёртывания крупного агрохолдинга. В компании сейчас работает уже 80 человек. Выросли мы с весны буквально за два месяца, потому что сельхозбизнес сезонный, и у нас нет даже полугода для того, чтобы это всё сделать. Мы закупили много техники, порядка 50 единиц - самоходной техники, трактора, комбайны, КамАЗы, автотопливозаправщики, плуги, дискатеры, опрыскиватели и так далее.

- Где всё это стоит?

- Это всё сейчас разбросано по трём разным районам: Александрово-Заводский, Калганский и Нерчинско-Заводский.

- У вас там есть базы?

- Мы взяли в аренду куски земли, где когда-то очень давно были какие-то базы. Там есть некий намёк на куски асфальтового покрытия.

- Она же не в чистом поле стоит?

- Сейчас в чистом поле работает. А зимой она встанет в чистом поле. Она холода не боится, поэтому она будет зимовать в чистом поле. У нас есть одна база, которую можно назвать наиболее центральной. Она расположена в Бутунтае, где по случайности мы и начали нашу сельхоздеятельность. Это там, где мы подняли первые земли и их засеяли. Поэтому в Бутунтае мы в конце сентября начинаем уборку урожая с этой тысячи гектаров, который будет завозиться на эту базу. Урожай рапса, в первую очередь.

- И как?

- Для начала неплохо.

- Какая урожайность?

- Как говорится, комбайн покажет. Я думаю, около 12 центнеров.

- То есть это меньше, чем у «Комсомольца»?

- Это меньше, чем было исторически у «Комсомольца», да, хотя год на год не приходится. Мы, тем не менее, понимаем, что в этому году зашли, скажем так, позже, чем хотелось бы. И, естественно, пандемия не помогла в плане развёртывания предприятия, найма людей. Мы это всё делали, начиная с 1 апреля, – в самый пик того, когда было нужно работать. В конце марта всё закрылось, а мы с 1 апреля начали тратить деньги и покупать технику и нанимать сотрудников. Непростой был процесс. Не поспособствовал быстрому развёртыванию операции и выходу в поля.

Поэтому мы считаем, что если мы в этом году соберём 12 центнеров вопреки целому ряду факторов, это будет очень хороший результат, который даёт нам надежду на то, что можно собирать значимо больше урожая, можно рассчитывать, в принципе, и на две тонны с гектара рапса. А это уже позволяет активно развиваться предприятию в целом дальше.

- Что вы сделаете с тем, что соберёте в этом году?

- Продадим, как и закладывалось, на экспорт в Китай.

- У вас есть уже покупатели?

- Мы начали переговоры. Мы не подписали договоров. Мы понимаем, что есть интерес. Как только урожай будет собран, будет фактическая продукция, которую можно показать, и в зависимости от качественных характеристик договориться о цене.

- Рапс же нужно не только собрать?

- Его, во-первых, очистить. Это должен быть чистый рапс, а не рапс вперемешку с иными растениями. Для этого у нас есть очистительная машина, она стоит на базе в Бутунтае. Потом рапс нужно осушить – он идёт с влажностью выше того базиса, в котором его можно долгосрочно хранить. У нас есть также сушительная машина, которая позволит его осушить. И вот тогда его нужно расфасовать в мешки. Для этого нужна фасовочная машина.

Но здесь уже проще. Потому что если делать перевалку в Китай, то есть пара баз, через которые делать эту перевалку, и там уже можно сделать фасовку. Это некие железнодорожные станции, где можно загрузить в вагоны и отправить в Китай. Там уже можно будет сделать фасовку.

Мы в этом году ради нашего ограниченного объёма не планируем покупать ещё и фасовочную машину. В будущем, конечно же, мы будем это делать и вкладывать деньги не только в фасовочные машины, а именно и в хранение. Нечто наподобие элеваторов нужно будет строить. Инфраструктуры сейчас нет никакой, всё нужно делать с нуля. Склады, элеваторы, фасовку, чистку, сушку - абсолютно всё.

- Элеваторы предполагают гораздо больший объём и другие инвестиции.

- Их нужно делать в стратегических местах, в идеале на железной дороге, чтобы потом можно было проще перевезти товар в Китай на экспорт.

- Из всего этого следует вопрос – откуда деньги? В случае с «Комсомольцем» это банковские кредиты, в том числе льготные. Насколько я знаю, в Хабаровске вы – одни из основных получателей именно льготных кредитов?

- Мы – один из получателей. Наш проект кредитовал Сбербанк. Это было именно кредитование с нуля в рамках проектного финансирования по льготным линиям как Минсельхоза, так и Минэкономразвития.

Здесь немножко иная ситуация. Здесь мы работаем с Росагролизингом, который тоже имеет весьма привлекательную лизинговую программу, и у нас они являются основным финансовым партнёром по развитию «Тероса». Тем не менее, в акционерном составе у нас есть ещё другие иностранные партнёры-соинвесторы из Словакии, которые имеют очень богатый сельскохозяйственный опыт. Они понимают индустрию, видят перспективу её развития в целом, в России в частности.

Их как раз привлекла идея строительства большой компании с нуля, с большим объёмом земли, с интересным каналом продаж в Китай. И мы с ними, соответственно, реализовываем данный проект. Вкладываются деньги как наши, так и их, скажем так, акционерные и вдобавок к этому Росагролизинг предоставляет дополнительное плечо в виде их программ лизинга под ту технику, которую мы покупаем.

- Можно ли говорить об объёмах инвестиций?

- Будет вложен миллиард рублей акционерных средств в течение 2-3 лет, включая 2020-й.

- Сколько уже вложено денег?

- Акционерных средств на сегодняшний момент мы вложили порядка 150 миллионов рублей. Но нужно понимать, что используя также программу Росагролизинга, мы купили техники уже на 250 миллионов. Наши средства пошли как на первый взнос по лизингу, так и на оборотные средства - это дизель, это зарплата, это семена, удобрения, средства защиты растений (СЗР) для тех посевов, которые мы делали, и это СЗР для тех залежей, которые мы поднимаем, - борьба с сорняками на тех землях, которые мы вводим в оборот.

- Восемьдесят человек - это местные люди или привезённые?

- Это практически все местные. У нас буквально несколько человек привезённых - узких специалистов: агроном, инженер.

- Где вы их взяли?

- По крупицам собирали буквально со всего юго-востока Забайкальского края.

- Я бы спросил вас про технологию этого сбора, но это, наверное, ноу-хау какое-то.

- Это больше предоставить людям возможность иметь интересную, честную, долгосрочную работу. Мы показываем технику, мы говорим о наших планах, мы говорим о том, что мы платим зарплату только белую, мы платим честно зарплату - хорошую компенсацию за тяжёлый труд. И мы предоставляем возможность построить с нами какую-то долгоиграющую если не карьеру, то, по крайней мере, на длинный период времени спланировать своё трудоустройство.

Если человек живёт близко к тем землям, базам, где мы работаем, у него появляется наконец альтернатива не ехать, возможно, на какие-то прииски на север вахтовым методом, а остаться дома с женой, детьми и работать в соседнем селе, может быть, даже в своём селе на новой качественной технике, получая белую зарплату, получая возможность иметь и пенсионные отчисления в будущем и с нами расти.

У тех специалистов, которых мы сейчас нанимаем в более молодом возрасте, есть возможность расти дальше. Работать сейчас, допустим, на тракторе, показал себя - осенью пересел на комбайн. На комбайне можно заработать ещё больше. Мы помним из советских времён: комбайнёр всегда ассоциировался с элитой сельхозработников. Эти люди имеют возможность заработать ещё больше денег.

А молодые агрономы имеют очень большой путь для развития и роста, потому что предприятие будет расти, мы будем нанимать агрономов, механиков, инженеров - для этих людей нет узкой привязки: сейчас «Кировец», а потом комбайн. Сейчас он может быть агрономом маленькой площали, а потом - большого филиала, потом ещё больше районов. Это всё, естественно, влечёт за собой повышение знаний, компетенций, зарплаты и так далее.

А дальше ты уже можешь использовать наработанные знания и компетенции и рассматривать работу в другом регионе, в более большой компании на более значимой должности. Это естественный путь. Мы не против строить кадры, возможно, их терять по пути, потому что они уже хотят использовать тот плацдарм, который мы им дали, чтобы перескочить куда-то далее.

- А кто эти 80 человек? Это 60 механизаторов, 10 агрономов и ещё кто-то?

- Агрономов только три пока. У нас земли много, мы ещё мало сеем пока, поэтому мы можем справиться с ограниченным количеством агрономов. Это в первую очередь механизаторы, водители, таковых у нас порядка 50 человек.

- Можете ли вы говорить о средней зарплате в этом коллективе сейчас?

- Я не знаю, какое сейчас среднее начисление за август, но наши механизаторы вполне могут зарабатывать 60-70 тыс. рублей.

- Семена вашего производства?

- Семена рапса, который мы привозили в этом году, это немецкий гибрид компании «Рапуль» - это то же самое, что у «Комсомольца». Это мировой лидер по генетике рапса, не надо здесь изобретать велосипед. Они являются мировым лидером, у них очень качественные семена, их используют хозяйства по всему миру. Мы купили их гибриды.

- А средства защиты растений, удобрения?

- Разные. Частично «Щёлково Агрохим» (одно из крупнейших российских предприятий по производству химических средств защиты растений, микроудобрений, семян зерновых, зернобобовых культур, сахарной свеклы – А.К.), частично Basf, то есть тут прям такой набор и иностранного, и русского. Мы подбираем, соответственно, то, что считаем оптимальным соотношением цены, качества, эффекта, который мы хотим получить.

- Вы наверняка успели оценить ситуацию с агропромышленным комплексом в регионе. Можете дать ему короткую характеристику, кроме того, что ничего нет?

- Я бы назвал это одним словом: потенциал. Прекрасный потенциал для развития крупной отрасли в этом крае. Она была крупная в советское время, и она не была дотационно крупной. Здесь на самом деле есть возможность заниматься и растениеводством, и скотоводством.

- Вы имеете в виду, что она была самодостаточной?

- Она была и крупной, и самодостаточной. Здесь было больше 1,5 миллионов гектаров земли в эксплуатации. Сейчас это около 200 тысяч, но эта земля никуда не делась.

- Земля никуда не делась, но хозяйствующие субъекты все практически исчезли. Те, кто есть, это мелкие хозяйства, у которых огромные проблемы со сбытом, прежде всего.

- Я думаю, у мелких хозяйств проблема со сбытом обоснованна - очень сложно найти, куда сбыть десять тонн рапса.

- Это вопрос некоторого объединения, возможно.

- Да. И возможно, присутствие таких крупных производителей, как «Комсомолец» или мы, даст возможность более мелким фермерам присоединяться к нашим продажам, потому что когда мы будем продавать десятки тысяч тонн рапса, мы можем купить у тебя твои 10 тонн, 50, 100 и продавать в Китай. И позволить тебе заработать очень хорошие деньги. Когда ты производишь десять тонн, ты не найдёшь китайского партнёра, который купит у тебя десять тонн.

- Как вы оцениваете опыт работы «Комсомольца»? Они же тоже с нуля начинали.

- Я считаю, они большие молодцы. Если бы не «Комсомолец», я думаю, появление нас и «Мангазеи» в этом крае, возможно, не произошло бы. Их опыт позволил нам быстрее оценить возможности сельского хозяйства в Забайкалье. Очень сложно было бы это делать сугубо на анализе почв, погодных условий и предположений того, что здесь может, наверное, в теории расти, и, наверное, можно продать. Их опыт был весьма полезен. Мы увидели, что рапс можно выращивать, зерновые можно выращивать, а китайцы заинтересованы в том, чтобы это у нас потом покупать.

- Вы видели их опыт на практике?

- Да.

- Они от вас не скрывают этого?

- Нет. В сельском хозяйстве, на самом деле, конкурентов нет. Очень интересная отрасль. Если Забайкальский край начнёт производить в 5 раз больше продукции, это никак на мировые цены рапса или пшеницы, или гречихи не повлияет. Поэтому чем лучше и сильнее каждый из нас будет работать, чем больше мы будем обмениваться опытом, тем мы будем быстрее и крепче становиться.

Это, как я сказал, не повлияет на цену сбыта, но это повлияет на темпы развития отрасли в целом. Поэтому я думаю, здесь однозначно нужно общаться, делиться опытом, знаниями и способствовать тому, что мы будем просто больше и эффективнее.

- Нужна ли вам какая-то отдельная поддержка органов госвласти или местной власти или вы сами по себе работаете в рамках существующих правил и всё?

- Мы однозначно сотрудничаем с надлежащими министерствами.

- Это может быть политическое заявление, а на практике?

- На практике мы работаем, общаемся, естественно, получаем определённые субсидии, которые положены растениеводам. Без их поддержки это очень тяжёлый бизнес. Когда мы говорим о том, что необходимо всё строить с нуля, покупать технику, поднимать залежи, инвестировать значимые деньги, это очень тяжело делать без именно финансовой поддержки государства, особенно в зоне относительно рискованного земледелия. Забайкалье - это далеко не Кубань, где всё растёт.

- Вы первый человек на моей памяти, который сказал не просто «рискованного земледелия», а «относительно рискованного земледелия». Вы говорите, что бывает и хуже?

- Конечно. Бывают регионы и места, где просто противопоказано заниматься сельским хозяйством. В Забайкалье нужно выборочно смотреть на районы и правильно выбирать культуры.

Мы хотим привезти тот положительный опыт, который у нас был в других регионах. Мы долго работали в Волгограде - это тоже регион, который имеет ограниченную влагу. Наши агрономы сами из Херсона – регион, который известен ограниченной влагой. Мы хотим брать те наработки, которые есть у наших сотрудников, у нас как у компании, и использовать эти знания, применять их в регионе, который похож по ограниченной влаге, по ограниченному в некоторых местах солнцу, находить точки соприкосновения.

- Вы назвали рапс – с ним примерно всё понятно, - это культура, ориентированная на Китай, потому что здесь с ним, видимо, ничего особо не сделаешь, - не очень типично для нас. А второе, вы назвали подсолнечник, но подсолнечник - это семечки?

- Да. Экспорт самой семечки. А из неё уже будут в Китае делать масло.

- То есть речи о переработке здесь не идёт?

- Здесь нет мощностей. Ближайший завод находится в Иркутске, это в обратную сторону от Китая.

- Это очень дорого, насколько я понимаю.

Это дорого, это большие затраты на логистику в то время, как заводы есть в Китае. Рапс тоже требует заводов, он сам по себе – зачаток масла, из него нужно масло ещё выжать. Семечка – то же самое.

- Рапс, подсолнечник, что ещё?

- Зерновая группа: овёс, пшеница и ячмень.

- Ориентированные на внутренний или внешний рынок?

- Ориентированные на внешний рынок, потому что то, где расположены наши земли, в принципе, все земли в Забайкалье, мы настолько близки к внешнему рынку и настолько далеки от крупных очагов внутреннего потребления, что логистически совершенно нецелесообразно вести его обратно из Забайкальского края в более населённые пункты Сибири, когда есть громадный и прекрасный экспортный рынок.

Тем более, мы здесь так же, в принципе, идём нога в ногу с определёнными госпрограммами и теми задачами, которые ставятся перед сельхозиндустрией в России в целом. Президент хочет удвоить экспорт сельскохозяйственной продукции в нашей стране.

- Но вы же не от того, что он хочет, занимаетесь этим?

- Да, но те цели, которые ставит руководство страны, получают потом определённые отклики в программах господдержки как финансовые, так и просто административные. Соответственно, когда ты понимаешь, что экспорт стимулируется, и у тебя есть возможность работать в том русле, которое идёт, как я сказал, бок о бок с задачами государства, их целями, это облегчает твою работу.

Поэтому субсидии, которые присутствуют по технике, по поднятию залежей, они не присутствуют только для экспортёров, но они, тем не менее, существуют и для нас, в том числе. А есть поддержка, которая именно для экспортёров, соответственно, мы идём в том русле, которое намечает государство.

- Какой-то дальневосточный инструментарий для вас значим? Вы его ощущаете?

- Мы, скорее всего, будем вступать в ТОР, и здесь есть определённые привилегии. Их куда больше для компаний из любой отрасли кроме сельского хозяйства. То есть главное преимущество – это отсутствие налога на прибыль. В сельском хозяйстве налога на прибыль нет в целом для отрасли. Поэтому главное преимущество у нас и так есть. Но есть и другие льготы – и финансовые, опять-таки, и административные. Они разумны, и поэтому мы будем вступать в ТОР.

- Есть что-то, что принципиально ощутимо мешает вам работать на этой территории или нет?

- «Мешает» звучит как внешний фактор, которые кто-то специально использует. Я бы говорил о сложностях. Конечно же, людей мало, людей найти нелегко, это главная сложность – это человеческий фактор и возможность донести до всех и вся вокруг нас, что есть возможность работы, приходите, пробуйте. Поэтому вопрос работы с кадрами – самый тяжёлый. Это не преграда, это не искусственно внешний фактор, ограничивающий нашу деятельность, но это сложность, но со временем преодолимая.

- Я почему довольно подробно спрашиваю, начиная с семян, заканчивая топливом, потому что мало кто вообще верит в Забайкальском крае в реализацию таких крупных проектов, и пример «Комсомольца» всё-таки немножечко развеял грустный пессимизм, накопленный за 30 лет реформ. Мы же сейчас не можем предугадать, что будет через пять лет, - удастся, не удастся засеять все эти 150 тысяч гектаров. Давайте предположим, что всё удалось. Что будет через пять лет? Будет большое предприятие, которое будет сеть 150 тысяч гектаров зерновых культур, всё экспортировать в Китай, возможно, что-то перерабатывать на этой территории?

- Возможно перерабатывать. На данном этапе экономически целесообразно экспортировать. На данном этапе государство поддерживает экспорт, поэтому да, это логичный вектор развития бизнеса компании. Если мы поймём, что будет смысл какой-то переработки, и будет спрос на эту переработку, - это тоже очень важно учитывать, то мы этот вариант развития рассмотрим.

Если мы построим маслоэкстракционный завод и будем производить рапсовое масло, и Китай не будет покупать рапсовое масло, и спроса на него не будет в этой части страны, то, наверно, это будут зря выброшенные деньги, которые могут привести, наоборот, к финансовому краху компании, нежели к её процветанию.

В принципе ни в чьих интересах привести компанию к финансовым сложностям, поэтому нужно изначально заниматься тем бизнесом, который может привести к прибыли, налогам, рабочим местам и развитию. Поэтому переработка возможна, будем смотреть, как развивается эта ниша нашей отрасли и спрос на таковую продукцию.

- Вы считаете сложившуюся экспортную диспозицию стабильной на многие годы вперёд? Ничего такого страшного внешнеполитического не произойдёт, что может заблокировать вам?

- Мы понимаем, что если будет по каким-то причинам принято решение одной или другой страной прекратить торговые отношения, то тогда да, это будет проблема. Глобальная. Куда более глобальная, чем экспорт «Теросом» своей продукции.

Тем не менее, здесь нужно понимать, что та продукция, которую мы можем здесь выращивать, не имеет одного нишевого покупателя в лице Китая. Мы сейчас говорим о том, что да, есть смысл сфокусироваться на рапсе, на зерновых, на подсолнечнике - это легко экспортировать туда. Но мы можем выращивать набор культур, который нужен и на внутреннем рынке.

Наверное, наша экономика пострадает, но я думаю, мы будем не единственные пострадавшие, если прекратятся торгово-экономические отношения между Россией и Китаем. Наверное, можно говорить о том, что есть такой внешний риск, но я бы его оценивал как минимальный.

- Как вы оцениваете трансграничную инфраструктуру, которая нужна, чтобы транспортировать всё это? Нужны ли какие-то зерновые терминалы, которых, может быть, не хватает или просто нужен вагон?

- Зерновые терминалы помогут. Но это, наверное, отдельный бизнес, на который мы не посягаем.

- Нужны ли они вам в принципе?

- Они помогут, и не только нам. Но я думаю, что Забайкалье уже богато одним очень интересным ресурсом – это пограничный переход. Здесь уже есть набор мест, через которые можно осуществлять экспорт продукции.

- Вы рассматриваете экспорт не только железнодорожным транспортом, но и автомобильным в том числе?

- В будущем - да. В конце концов всё концентрируется в Маньчжурии, но даже путь авто от Олочей с нашей стороны до Маньчжурии вполне допустим, это в пределах разумного плеча автодоставки. Варианты есть, это важно. Есть ряд регионов, которые имеют очень длинную границу с той или иной страной, но очень ограниченные возможности по перевозу этой продукции через эту границу. В Забайкалье такой проблемы нет.