К маньяку её заманили — интервью с мамой Кати Скворцовой

Спустя 2 недели после зверского убийства 18-летней Кати Скворцовой в редакцию «Чита.Ру» пришла её мама. Светлану Скворцову привело к журналистам желание защитить честь своей дочери. Чтобы предъявить доказательства своей правоты, она позвала нас к себе домой — в маленькую комнатушку в общаге на Матвеева, возле дацана.

Со слов Светланы, она в 1992 году переехала из деревни в Читу. Изначально работала на шубзаводе, жила в общежитии на Острове. Познакомилась с будущим мужем. Чуть позже он оказался за решёткой. По выходу из колонии снова сошлись, и в 2000-2001 годах у них появилось двое детей — Стас и Катя. Буквально сразу у семьи начались проблемы - муж бил Светлану, неоднократно сдавал детей в органы опеки. В 2002 году их впервые изъяли из семьи. По словам Светланы, условием представителей опеки для возвращения детей был переезд обратно в деревню. Спустя почти 10 лет, в 2011-м, Катя снова попала в детдом. Стас жил с отцом.

Во дворе общежития — стандартная советская детская площадка. Рядом с ней, на бетонных фундаментах устроились двое мальчишек лет 12-13. Кате было чуть меньше — 10, когда её без ведома матери увезли с этой площадки в детский дом.

Там она провела 8 лет своей жизни. Всё это время Светлана оспаривала в судах изъятие ребёнка. И в 2014 году почти добилась своего — тогда в суде за неё вступались Общественные палаты Забайкальского края и России, директор детдома, но опека и суд остались непреклонны. Отсутствие вещей у ребёнка стало главным аргументом против, хотя мать и сейчас называет его глупостью.

- Даже прокурор сказал, что не видит причин не отдавать ребёнка. А она встала, уже не зная, что придумать, сказала про вещи. Директор детдома психанул и возмутился. Какие вещи? Это же не в пелёнках ребёнок. Она уже взрослая, ей что попало не купишь. Я ей сама вещи покупала, привозила, что не нравилось, Катя отдавала девчонкам. Машину, говорит директор, заводите, подгоняйте, и она заберёт свои вещи. Они у них по сезонам в кладовке хранятся. А я зачем буду дома складировать вещи, когда ребёнок там? Это же глупо.

В тогдашней принципиальности опеки Светлана Скворцова в том числе видит причину сегодняшней трагедии. Фото работавших в разное время главными специалистами отдела опеки и попечительства комитета образования Читы Ирины Паршенковой и Ирины Шапошниковой лежат у Светланы на самом видном месте, недалеко от снимка дочери с чёрной лентой.

- Благодаря Паршенковой я держусь. Сейчас бы я горевала, вспоминала, как мы с Катей гуляли. Но мне не до этого, я должна её урыть. Зло перебороло это горе. Вся жизнь угроблена, вся в бумагах, — злится Светлана, доставая из-под небольшого столика коробку и свёртки с пачками исписанных А4.

- Я из-за неё не создала условия для жизни — все деньги на адвокатов, на бумаги улетали. Бесполезная трата денег, телефоны в детдом я как в пропасть возила, потому что там общее всё. Я не могу сейчас плакать... А с этим что делать? (ткнула ногой коробку с бумагой — А.З.) У меня теперь не будет дочери.

- Они же какие-то основания предъявляли в судах?

- Не надо те [суды] ворошить. За последнее зацепитесь, всё распутается само собой.

- Последний понятно. А до этого была речь и про алкоголь?

- А что, я с вами неадекватно, деградированно [общаюсь]?

- Нормально общаетесь, но изначально они опирались на это?

- Всё понятно, я понимаю. А вы логику включите. Человека-то очернить только так можно, но алкоголичка конкретная не будет работать. Вместо того, чтобы за бумаги платить, она бутылку возьмёт. Мне Катя правильно говорила: не суди никого, нет людей плохих — их надо понять, залезь в их шкуру. Это Катя мне говорила, ребёнок.

- Вы вините опеку в том, что ребёнка неправильно воспитали в детдоме?

- Там вообще их не воспитывали. Был такой момент, надо было её быстро вырвать оттуда и мне помочь. Чтобы ко мне ходили каждый день [инспекторы] по делам несовершеннолетних, проверяли и меня, и Катю. Я просила, я умоляла. Отдайте мне ребёнка и приставьте ко мне психолога, чтобы с Катей работал. Ничего не надо было, просто оставить Катю в покое и контролировать.

Женщина по очереди протянула фотографу снимки Паршенковой и Шапошниковой с требованием сфотографировать, но говорила в основном только о первой.

— Я хочу, чтобы фотографию Паршенковой показали. Когда я во все двери долбилась, а она была руководителем, она должна была меня услышать. Это была её прямая обязанность. Она же у меня не деньги украла, не квартиру. Она у меня жизнь украла.

Вы понимаете, что есть семьи, которым ещё можно помочь. Ну, оступилась мать, бывает. Ей надо помочь, её поддёрнуть оттуда, а не давить туда. Любой сломается под этой машиной. Они для того поставлены, чтобы помогать. Я хочу, чтобы те семьи, которые ещё можно спасти, не топили.

Я теперь не знаю, зачем я буду работать. А для чего мне теперь деньги? Я же ничего теперь себе не хочу. Ничего. Она должна ответить.

Бывший главный специалист отдела опеки и попечительства комитета образования Читы Ирина Паршенкова заявила ИА «Чита.Ру», что обвинения Светланы Скворцовой в её адрес и адрес органов опеки безосновательны, а лишение её родительских прав — вынужденная мера, чтобы вырвать дочь из пьющей и не воспитывающей дочь семьи.

«Семья Скворцовых состояла на учёте с 2000 года, с мамой проводились беседы, их проблемы рассматривались на комиссии по делам несовершеннолетних. Для детей были предоставлены места в детсадах, но мама отказалась возить их туда. В первый раз комитет образования вышел с ограничением родительских прав, но мама никаких выводов из этого не сделала — продолжала злоупотреблять алкоголем, оставлять детей без присмотра, их воспитанием не занималась», - объясняет она.

Со слов бывшего сотрудника опеки, когда её лишили родительских прав в 2011 году, была подана апелляция, но краевой суд оставил решение без изменений: «Мама никаких доказательств не предоставила, что ведёт нормальный образ жизни. При этом о том, что она злоупотребляет, ведёт аморальный образ жизни, говорили соседи и представители власти — комиссии по делам несовершеннолетних Читы и подразделение по делам несовершеннолетних органов внутренних дел. Однажды девочка даже ночевала прямо на крыше беседки во дворе, так как её не пускали домой — она могла оттуда упасть».

Паршенкова уверена, что органы опеки приняли все возможные меры, чтобы спасти ребёнка: «До 18 лет она жила на полном государственном обеспечении, находилась под присмотром. Когда такое случается, прежде всего виноваты в любом случае родители. В том, что она оказалась в государственном учреждении. В том, что с 2011 года мама не предприняла никаких мер по возвращении ребёнка — не перестала пить, не устроилась на работу, не платила алименты. Мне на самом деле жаль Катю, жаль их. Но, как бы там ни было, винить органы опеки в её смерти нельзя».

В подтверждение своих слов Паршенкова предоставила решение суда о последнем лишении Игоря и Светланы Скворцовых родительских прав в ноябре 2011 года. В 2014 году Скворцова его безуспешно обжаловала, апелляция оставила в силе решение первой инстанции.

- Катя была неделю дома, и я каждый день помню по часам.

Второго к ней приходила какая-то подозрительная женщина. Лет 30. Выглядит не так, как обычные люди, крутая такая. А Катя здесь лежала. Как я поняла, она не хотела её видеть, к ней выходить. Не спала, лежала, но не выходила. Женщина дверь дёрнула, крикнула «Катя!», хотела внаглую пройти. Потом ушла, Катя ей вслед в окно выглядывала.

Третьего октября Катя ходила на рынок, купила две курточки, шапочку вот с такой же надписью (показала на логотип Supreme на футболке — А.З.), купила кроссовки чёрные. Ночевала дома.

Следующий день провалялась. Говорю, Катя, это ненормально. Потом думаю, ну ладно, не буду её [дёргать]. Нам же 6-го нужно было идти в суд, забрать решение, чтобы ей квартиру дали. Потом в детдом нужно было съездить за документами со школы, чтобы куда-то её отправить учиться. Такие планы были.

Четвёртого она сходила в магазин. Купила сок, до сих пор коробка стоит, хинкали, молоко. Бабушка поставила варить, а ей всё звонят и звонят, долбят и долбят. У неё же «Хонор»-восьмёрка, и здесь (показывает на кровать напротив диванчика — А.З.) всё слышно. Я слышала голос молодого парня. Она говорит ему по телефону: «Мне некогда, я же сказала». Я поняла, что какой-то хороший знакомый, если она ему так отвечает. Он выдёргивал её.

Хронологию вспоминаю и понимаю, что она не хотела идти, даже заплакала. Сейчас себя казню, что её не остановила.

- Во сколько она ушла?

- Это было 8 часов — начало 9-го вечера. Говорит, сейчас приду. Даже переодеваться не стала. Её обычно, если с подругами куда-то идёт, от зеркала невозможно оторвать. А тут не собиралась никуда, ушла, как ходила в магазин, как по району ходит. В этих голубых джинсах, в чёрной кофте уже неделю, наверное, ходила, только белую курточку надела. И уехала с ним на машине.

- У нас с Катей, видимо, какая-то связь. С 4-го на 5-е во сне я даже не кошмар видела, а испытала ужас, от этого проснулась. Нашарила телефон, начала Кате звонить. У неё выключен. Бабушка звонила ей в 5 утра, уже был выключен.

- Какие-то попытки найти её предпринимали?

- Звонили её лучшей подруге Насте, они с детдома вместе, тоже недоступна. Прикинули так — они же часто в клубах зависали, может, находятся где-то, где связи нет.

Она раньше уходила, могла и 3 дня дома не ночевать — комнату снимала на Красноармейской, но я про это знала. А здесь я прямо чувствовала, что надо что-то делать. Вечером давай звонить в больницы. У меня, говорю, ребёнок пропал, 18 лет, вторые сутки нет. Так, с издевательством ответили: а, ну ничё, придёт ребёночек. Дали какой-то номер, посоветовали позвонить в понедельник, если не найдётся.

Звонили в милицию, там обещали перезвонить.

Шестого ночью, около 4 часов, Настя с парнем пришла. Спрашивает, Катя дома? Узнала, что мы ничего не знаем, говорит, звоните скорее в полицию. Я думаю, она всё знала.

- В тот день, вечер Настя с Катей общались?

- Общались. Она из этого телефона никогда не вылазила, там жила — какое-то киберпространство нереальное. И с Настей [общается тоже]. Она никак не могла не знать.

- А как вы в итоге узнали о произошедшем?

- Полицейский мне перезвонил, попросил приехать на следующий день в следственный отдел. Я ещё не поняла, почему в следственный? Следственный — это же когда всё серьёзно, а мне в полицию.

Утром 7-го туда подъехала. Настя со мной была, ничего мне рассказывать не хотела.

В следственном отделе сидел парень. Окно открыл, воды мне налил, посадил меня. Я на него, на неё, ничего понять не могу. Говорит, нашли труп девочки, похожей на вашу Катю. Расчленённой. Как, когда? Говорю, наверное, не Катя. Попросили съездить в морг опознать. Говорю, конечно — я же до последнего думала, что это не она.

До поездки предложил посмотреть фотографии, спросил про наколки. Наколка у неё была на правой руке (провела по тыльной стороне руки — А.З.), сделала, чтобы шрам не видно было — в детдоме резала руки. Мы ругались ещё из-за этого.

Пока ждала другого следователя с фотографиями, смотрю, заходит Игорь (бывший муж — А.З.), его брат Денис. Денис говорит, соболезную. Нас вместе позвали фотографии посмотреть. Ручки показывают — говорю, ручки-то Катины.

В морг нас повёз уже другой следователь, бурят. Мы по рукам её уже опознали, поэтому там была больше формальность. Можно было бы нас вместе туда запустить, но он настоял, чтобы по одному.

Игоря первого запустили, он выскочил оттуда. Я ему после стольких лет молчания — Игорь, не бросай меня. Он говорит: нет, я здесь. Я зашла, только эту телегу увидела с кучей мяса — и всё, у меня ноги ватные, и не поняла ничего. Меня откачивали.

Потом Игорь меня успокаивал, пошёл им сказать, зачем они так сделали? Можно же было разложить по каталке и накрыть простынёй, это же совсем бесчеловечно. Куски в куче и головка, а носик такой острый, и всё лицо в крови.

Я села, сижу вот так (наклонила голову — А.З.). Слышу шаги, как на каблуках, подходит этот следователь-бурят. Мы там чуть с ним не разодрались, и говорит, как ни в чём не бывало, поедем в отдел? Я говорю, ко мне сейчас не лезь. У него отобрали дело - мы скандал закатили. Говорят, он у нас практикант, студент. Так вы зачем практиканту сунули дело? Мне потом наш, русский парень объяснил, что дело особой важности, поэтому забрал весь их отдел.

Потом мне говорят, [хоронить] в закрытом гробу. С ума сошли, что ли? Я не хочу, чтобы куча перед глазами стояла. Игорю говорю, плати любые деньги, пусть сшивают, как хотят. Он потом бегал, бегал, заплатил 18 тысяч, только чтобы сшили и загримировали. Он зачем мне, этот ящик? Если бы я истерику не закатила, в закрытом бы хоронили.

- Вы не верите, что она работала в стриптизе?

- Нет, конечно. Я на миллион процентов уверена, что она не работала стриптизёршей. Если бы она работала, какие-то большие деньги были бы. Но она просто одевалась, никакого золота не было, деньги с книжки все выдергала — у неё там было 150 тысяч. Мы ей помогали, она работала на вокзале в кафе — всё там делала. Мы заходили туда, они к ней хорошо так относились, поэтому я знала точно, что она там работала. Платили тысячу каждый день. Поэтому ещё ничего не известно, работала она там (в стриптизе - А.З.) или нет.

Я здесь работала в кафе. Женщина-повар рассказывала, что у неё дочь работала стриптизёршей в «Зажигалке», потому что заканчивала хореографический. А наша-то как слон. Какой с неё танцор?

Буквально перед похоронами эта знакомая звонит, просится на вынос вместе с дочкой. Спрашиваю, а твоя дочь Катю знала? Да, они вместе работали в «Зажигалке». Та — стриптизёршей, Катя — официанткой пару дней, потом ушла.

- То есть она там работала официанткой?

- Да, два дня это было.

- А то, что она накануне ушла в «Рокси» работать, правда?

- Это где? В «Аркадии»? Как было. Она говорит, не хочу работать в «Зажигалке». Говорит, там бардак. Сказала, что заполнили анкеты с Настей в «Аркадию». А я же была в «Аркадии», эту гостиницу знаю — нормальная, приличная. Думаю, пусть лучше там.

Но она туда ни дня не вышла. Настя мне потом уже рассказала, когда всё случилось. Говорит, пошли в «Аркадию», их уже брали, но они загуляли с парнями и не вышли. Потом там сказали, что им больше не надо. Так было.

- Он же мерзкий, как она могла к нему поехать? У неё парни красивые, она симпатичная. Она зачем со страшным бы поехала?

- Если она не добровольно с ним встретилась, как это могло быть тогда?

- Мы уже всяко крутили. Даже про плохое думали, как говорят слухи.

- Про проституцию?

- Да это вообще глупо, не может быть такого. Что они там сами сняли и туда мужиков приводили. Да это зачем? А если она всё время дома была? И никуда не собиралась.

- Я думаю, получилось так — её кто-то знакомый позвал, я слышала голос-то парня молодого. Он ей весь день звонил. Она ещё такая расстроенная была, аж заплакала. Она поехала с этим парнем.

- Вы это видели, знаете или предполагаете?

- Это я знаю, он при нас ей звонил. Он был на машине.

- Подъехал, она села и уехала?

- Вызвал Катю знакомый на тусовку — это точно. Он ей звонил, она вышла и уехала. В начале 9-го она уехала, а уже 21.55 вела эту трансляцию в пустой квартире. Значит, уже целенаправленно поехали отсюда туда? Вот это у меня не складывается. Я думаю, что он (убийца — А.З.) однозначно там был не один. И делал он это не с мёртвой, а живьём. Целенаправленно был приготовлен топор. Это какой-то маньяк.

Не без участия вот этой женщины, которая приходила к нам. Её просто надо допросить, но не допрашивают.

Почему я вас домой позвала, чтобы вы увидели — здесь тесно, маленькая комната. Ей надоело тут лежать, все бока отмяла с этим телефоном. Кто-то позвал, она и пошла — развеяться, отдохнуть. Не удовлетворять кого-то за деньги. Она бы нафуфырилась в таком случае. Если логически подумать. И ещё сказала нам, что вернётся.

Её туда как-то заманили. Потому что когда она трансляцию вела, видно было, что она кого-то ждала. Но никак не [убийцу]-расчленителя. А там специально был приготовлен топор. Маньяк хотел это сделать намеренно. Наверное, хотелось посмотреть, как она будет мучиться. Но то, что он был не один, я уверена. Он даже на суде сначала хотел выдать второго человека, но потом передумал.

Потом вот этой Насте идут смс-ки, а её не вызывают почему-то. Угрожали расчленением за проституцию уже после задержания бурята. Я их показывала в следственном отделе.

Нужно написать статью, чтобы аккуратнее были дети.