Смерть, богатства, обесточенные микрорайоны. К чему приводила охота на металл в 90-е

Социалистическая экономика культивировала то, что сейчас называется эко-френдли в части вторичной переработки некоторых ресурсов. Граждане были вынуждены сдавать стеклянную посуду — и это не считалось чем-то зазорным, за макулатуру можно было получить редкие книги, а сбор металлолома и вовсе был соревнованием среди пионеров.

Кажется, это было совсем недавно, но прошло больше 30 лет. 1990-е — эпоха, которая никак не может нас отпустить. Яркая, шумная, свободная. Ее по-прежнему переосмысливают в искусстве, она во многом определила нас. 90-е запомнились новизной. Всё было другое: другая жизнь, другие радости и печали. И люди стали другими. Это время новых открытий и веяний. Время невиданных до этого по своим масштабам китайских рынков, праворульных автомобилей, кассет, плееров, пейджеров, невообразимой одежды и музыки. И, конечно, это непростое время. Какой эпоха 90-х была для Читы и Забайкалья? Мы уже вспомнили страшное крушение самолета Ан-8 под Читой в 1992 году, поностальгировали о тех временах, когда жевательные резинки были диковинкой, и вспомнили все читинские «китайки», пейджеры, а также митинги и голодовки и даже рассказали о драке группы «Ласковый май» в читинском аэропорту.

После крушения тоталитарного строя металлолом оказался никому не нужен. Останавливались заводы — какая уж тут повторная переработка. Но, на счастье или на беду, к середине десятилетия начал активно развиваться коммунистический Китай, который повторил опыт СССР и воспользовался его ресурсами. Сбор металла в 90-е давал возможность скудного заработка и стремительного накопления первоначального капитала, открывал простор для воровства, позволял не умереть от голода, но и унес множество жизней. Это явление стало феноменом со своим сленгом, лайфхаками, легендами, любое описание его покажется скудным. Но я всё-таки попробую.

Сначала охота велась на цветмет — медь, латунь, алюминий — и была относительно деликатной. В умах еще царили прежние порядки и страх перед уголовным наказанием, поэтому «металлисты» тихонько обшаривали свалки предприятий на предмет ненужных деталей, электродвигателей, катушек и проволоки. Такие ценности в то время можно было найти даже на улице.

В это время во дворах стали появляться загадочные металлические пластины в виде буквы «Ш» (или «Е» — кому как нравится) — они обладали свойствами сюрикена: прекрасно летали и при определенной сноровке втыкались в забор (ну или в какую-нибудь часть тела). Пластины эти, скрепленные клеем, служили сердечником катушек в электроприборах и были покрыты медным проводом в несколько десятков витков. Чтобы освободить цветмет, катушки кидали в костер, где выгорал и клей, и обмотка провода. Медь сборщики без труда вынимали, а Ш-образные пластины растаскивала детвора.

Примерно по такой же схеме обрабатывались и электродвигатели. После них оставались круглые пластины — летали они так же хорошо, но в заборы вонзались не так охотно.

Обжигом от лишнего очищались и кабели. Резиновая изоляция выделяла черный, удушливый дым, который порой помогал милиции находить вороватых охотников за металлом. Как правило, большую добычу далеко не таскали, поэтому, получив заявление о краже кабеля, милиционеры либо держали нос по ветру, либо проверяли заброшки и пустыри.

Кражи металла в какой-то момент стали обыденностью. То ли в сознании некоторых людей случился перелом, то ли экономическая ситуация отодвинула на второй план моральные нормы, то ли была еще какая причина, в которой надо разбираться социологам. Мне приходилось слышать и такую точку зрения: украсть в доме телевизор или дернуть кошелек из кармана — это одно, а вытащить из умирающей мастерской перегоревший электродвигатель (медь) или из чужого сарая сломанную раскладушку (алюминий) — это две большие разницы. И если регулярно не совершать второго, то можно с голодухи перейти на первое.

Может быть, действительно в этой философии есть здравое зерно, но «металлисты» порой перегибали палку. Да, сама по себе потеря раскладушки дело плевое, но, чтобы достать ее, — выламывали дверь в гараже, из-за чего там подмерзала картошка и банки с заготовками. Для голодных 90-х — это целая трагедия. На дачах происходила та же самая история — охотились в основном за алюминиевыми емкостями, но сгребали и мелочевку вроде посуды и даже медной чеканки.

В то же время в стране творились вещи куда хуже: криминальные авторитеты обирали коммерсантов, стреляли друг в друга на стрелках, ставили должников на счетчик, а в случае просрочки вывозили в лес. Обчищенный гараж в этой системе ценностей приравнивался к выеденному яйцу.

Но неудобства были тяжелыми. Крали крышки от люков, создавая вьетнамские ловушки, собирали оборудование у коммунальщиков, порой разбирали детские площадки. Воровство проводов оставляло без электроснабжения или связи целые микрорайоны. Иногда среди жильцов возникали даже своеобразные народные дружины, реагирующие на подозрительных личностей, крутящихся около электрооборудования.

Само собой, такая охота сопровождалась обилием несчастных случаев. «Металлистов» било током — порой до смерти, их били люди, озлобленные хищениями. Были случаи, когда особо незадачливых придавливало оборудованием при неаккуратном демонтаже.

Усугубило травматизм то, что к концу 90-х возник интерес и к чермету. Сначала недостатка в нем не было — коммунальщики бросали на улицах трубы, проезд машин во дворах ограничивали кислородные баллоны, оставались бесхозные изгороди. Черный металл принимали тоннами, и на улицах нередки были люди с груженными тележками — десятками килограммов они собирали заветный вес, потом договаривались со знакомым водителем и везли богатство на пункт приема.

Запасы железяк вскоре поредели, и охотники за металлом перешли к ухищрениям. Ради арматуры они долбили плиты — иногда прямо в заброшенных многоэтажках, пилили металлоконструкции, не рассчитывая траектории падения, таскали десятки килограммов, забывая про спины и грыжи.

Отдельный рассказ можно посвятить так называемому военному металлолому. Вообще металл с намеком на причастность к армии на приемках попадал под запрет. Во-первых, может рвануть, а во-вторых, на границе возникнут вопросы и тормознут всю партию. Поэтому боеприпасы старались изуродовать до неузнаваемости, а удары молотка, сварка и подобное неосторожное обращение приводило к известным последствиям.

Тем не менее о военном металле ходит масса слухов. Одна из моих любимых легенд: судьба танков, вкопанных вдоль границы с Китаем. Тяжелые ИС-4 после обострения отношений с соседом использовали как стационарные огневые точки. Некоторое время они были доступны для всех желающих — можно было забраться туда и покрутить башню. Затем танки куда-то испарились. Может быть, руководство ЗабВО озаботилось сохранением имущества или редкие боевые машины передали в закрытые фонды какого-нибудь военного музея. Но злые языки утверждают, что технику порезали на куски и увезли в Китай, от которого они совсем недавно готовились обороняться. Такая вот ирония судьбы.

Кто есть кто?

Металл обходился слишком дорого, но с другими способами заработка в то время тоже было непросто. Поэтому круг «металлистов» был очень и очень обширен.

Замыкали его бездомные и опустившиеся алкоголики — они как правило тащили всё, что плохо лежит, большой добычей не хвастались ввиду слабого здоровья и маленьких амбиций. Хватило бы на пару пузырей, а коль на три — так вообще не день, а сказка.

Чуть выше в иерархии были пацаны, обделенные родительским вниманием. Эта категория была обширной — один всерьез хотел жрать и не рассчитывал в этом вопросе на пьющую мать, второй копил на велик или приставку и впрягался в тележку тайком от отца, третий из пацанского великодушия помогал первому и второму. У ребят было так же немного амбиций, но силенок и умишка — еще меньше. Вкупе с детской фантазией охота за металлом превращалась в совершенно дикие приключения. Были кражи, подстегиваемые убеждением, что малолеткам грозит не срок, а максимум поджопник. Были грабежи — металл проще отнять у таких же бедолаг рядом с приемным пунктом. Были на этой почве, конечно, драки. Были вылазки в такие места, что современным диггерам и не снились.

Эти пацаны потом вошли во второе поколение бандитов — не скажу за всю Одессу, но в моем родном городе было именно так. Я теперь понимаю почему. А потому что ребятня в детстве с металлом прошла совершенно другую школу жизни, научившись воровать, отнимать, бить, пугать и свое не упускать. Куда им после таких уроков было идти?

Непостоянными охотниками были мужики, замученные задержками зарплаты или оставшиеся без стабильного заработка. Металлический промысел для таких являлся немного постыдным — они не ходили по городу с тележками, не собирали трубы посреди белого дня, а порой прихватывали с работы или по пути какую-нибудь деталь. Иногда вливались в компании, с которыми по темноте можно урвать какую-нибудь бесхозную тяжелую штуковину.

Лучше всех промысел шел у мужиков с подходящими машинами. Японские микрогрузовики тогда были не в ходу, а вот уазик, «Москвич-каблук», а то и легковушка с тележкой позволяли быстро провернуть дельце. Не всегда при этом требовалось воровать или собирать, достаточно было увезти чужой груз до пункта приема и получить за это долю. На этой волне позже получили популярность микрогрузовики с грузоподъемной стрелой и, мне кажется, что «воровайками» их стали называть именно по этой причине.

Рыбой покрупнее были мужики, имеющие грузовой транспорт. После приватизации они смогли вместо акций получить у предприятий КамАЗы, ЗИЛы и подобные грузовики. Такой транспорт давал уже простор для заработка — можно было организовать пункт приема у себя в огороде или скупать остатки сельхозтехники по деревням, возить металл в Китай, закупаться там дешевым товаром и конвертировать его снова в чермет.

Менее радикально на металле зарабатывали приемщики. Крупные базы — наследницы советского предприятия «Вторчермет» — можно оставить за рамками этой истории. Там были другие объемы, другие клиенты, другие порядки и интересной бытовухи было гораздо меньше. Веселее и пестрее работали многочисленные мелкие приемки, привечавшие и бичей, и пацанов, и мужичков-грузовичков.

Работать такие пункты могли в частных домах — куча металла хранилась во дворе под надзором собаки и служила вывеской. Начинали и заканчивали работать приемщики с солнцем, а с наступлением темноты появлялись клиенты посерьезнее. Рядом с воротами торчали большие напольные весы, в показаниях которых, кроме приемщика, никто толком и не разбирался. Но всякие претензии жестко пресекались двумя-тремя фразами: «Давай мне очередь не задерживай»; «Не нравится — забирай и проваливай»; «Сегодня из-за этого клиента приема не будет вообще».

Учитывая стабильную очередь, а также то, что некоторые сдатчики катили сотни килограммов на хлипенькой тележке, последняя фраза могла грозить дракой.

Металл на таких приемках часто меняли на алкоголь, обычно на китайскую водку, так как стекломой под видом спирта еще не вошел в оборот. Детям под предлогом отсутствия мелочи впаривали китайские же сладости.

Приемные пункты порой привлекали и скупщиков. Коллекционеры искали в грудах хлама предметы искусства или старины, а спортсмены забирали инвентарь, так как добрых гирь или гантелей в то время в магазинах было не найти.

Феномен сбора металлолома окончательно не ушел, как исчезло, например, собирательство пустых бутылок. На тихих улочках периодически можно увидеть испитых мужиков с арматурой, а в полицейские сводки попадают похитители кабелей. Но масштабы, конечно, уже не те. И слава богу.