Спецоперация глазами ребенка: «Мне казалось сначала, что все врут. Только потом понял, что нет»

Это будет, возможно, самый необычный монолог из нашей серии про частичную мобилизацию, потому что в нём два героя и потому что один из них — восьмилетний мальчик. Его мама откликнулась на просьбу редакции в телеграм-канале поделиться своими чувствами и мыслями о начавшемся призыве. К письму она прикрепила скрин переписки с сыном. Тогда мы попросили Катю (имя героини изменено. — Прим. авт.) попробовать поговорить с мальчиком. Этот разговор обоим дался нелегко. Вот что мама написала после того, как задала ребенку вопросы:

— Разговор прям сильно не клеился. Санька (имя изменено. — Прим. авт.) — такой человек. Глаза на мокром месте сразу. Он крайне переживательный парень с обостренным чувством справедливости. Мимо не пройдет. Никого не обидит. Добряк. Сильно боялась надавить, выпытать, что ли. Всё же это достаточно щепетильная тема для него. Он переживает за всех. Маленький человек с большим сердцем. И так всегда было, хотя ему всего 8.

отвечая на вопросы мамы

Я представляю себе спецоперацию так: танки, вертолеты и солдатики с оружиями. И много уже, ну, того... [смертей]. Грустно это. Я не хочу, чтобы кто-то страдал: страшно, когда сидишь на уроке или на улице гуляешь, [а там] выстрелы и взрывы.

Мне страшно. А разве тебе нет?

Я обо всех переживаю, даже о тех, кто там — ну, о плохих.

Чтобы отвлечься, я либо смотрю видео с кошечками, либо к тебе бегу.

На классных часах кто-то слушает [учителя], половина не слушает. И еще гимн всегда поем, я его всё запомнить не могу. С друзьями мы [происходящее] иногда обсуждаем. Иногда они играют, ну, в [спецоперацию]. Я не люблю такое. Когда спрашивают, будет ли война, Андрей всегда говорит, что да, а я — нет.

Мне казалось сначала, что это все врут. Только потом понял, что нет. Узнал через телек и учителя...

Зачем нам вообще это?

Взрослым я хочу сказать: в мире столько всего красивого, кошки например, а вы вредите друг другу. А президенту бы сказал: «Можете прекратить всё это? А то страшно».

Пошли лучше сказки почитаем? Это приятнее, по крайней мере.

О начале частичной мобилизации и своих чувствах

Спецоперация — это что-то из учебников истории, в книжках, в фильмах, но не в XXI веке. Новость о частичной мобилизации застала меня в Москве. В Чите было раннее утро, когда во многих телеграм-каналах начали появляться новости о том, что президент хочет обратиться к народу. Паучье чутье и нарастающая паника в те дни не оставляли ни на секунду. Когда начали вносить поправки в УК РФ о военной службе, уже тогда мне было ясно, чем всё это пахнет.

Вечер. По несколько раз обновляю ленту телеграма. Время выступления перенесли, чтобы «Дальний Восток проснулся». «Да лучше бы сразу, лучше бы сейчас уже сказали, а не мучаться ночь».

Утро. Вместо привычной «Карусели» включаю непривычный «Первый». И то, что боялась услышать за эти полгода: «Объявляется частичная мобилизация». Главное — не показывать эмоции. Со мной ведь ребенок, он и так боится. Странная штука: войны нет, а мобилизация есть.

Растерянность какая-то невыносимая и ком, он давно камнем на груди. А тут будто еще сбросили КамАЗ с кирпичами, и все точно в цель, куда-то в область сердца. С мужем начинаем разбираться, кого будут «грести». Он не проходит ни по одному пункту. Немного выдохнула, но внутри липкий страх нарастает. Прилетают из Читы сообщения о том, что пошли первые повестки: «Он же совсем старый, у него диабет и гипертония»; «Всех нормальных мужиков-водителей забрали, кто сядет за грузовик, я?»; «Мне страшно»; «На работе у коллеги сына забирают, на бронежилет собирали деньги сейчас».

О вопросах внутри

В голове тысяча и один вопрос: «Зачем взрослые дяденьки устраивают это? Они что, в детстве не наигрались?» А сообщения из Читы всё идут и идут. И тревога нарастает. Если всех призывают, значит и папу могут забрать — ему и 55 нет. Детский страх, ноги холодеют и идти невозможно, глаза на мокром месте. А как мама без папы? Она же следом пойдет. А я как? И тебе будто не 30, а 5, и мама на 3 минуты с работы задержалась, потому что встретила соседку, а ты в голове представил страшное.

Бывший муж, а он как? Ему нельзя туда. Да никому туда нельзя. Глупые игры больших людей, где страдаем мы, простой народ.

О «призраках» кампаний на Кавказе и в Южной Азии

Я помню этих «призраков»: в каждом дворе, наверное, жил такой тихий дядь Ваня/Сережа/Леша, который прошел Чечню или Афган. Который выпьет — и начинается страшное. [Это были] инвалиды из Афганистана, никому не нужные, никакие не герои для страны, герои только для своих жен, матерей и детей. Покалеченные душой, которые сами не знают, за что воевали.

О нежелании отдавать своих

Никому это не нужно.

Я встану в детскую и эгоистичную позицию, но я не хочу терять близких мне людей, друзей, родственников. Да даже соседа напротив не хочу терять, пусть он дальше паркуется, поджимая мой автомобиль. Я не хочу, однажды выйдя во двор, увидеть пустую парковку.

Многие знакомые уехали из страны. Знаете, не осуждаю вообще. Хотя читаешь местные СМИ, там с пеной у рта грызутся: «Предатели, позор, фу, а не мужики». Да каждый бы спрятал своего сына, своего мужа от этого ада на Земле. Всё упирается в деньги и возможности.

И слава тем парням, что сейчас там. Низкий поклон и вернуться им здоровыми не только физически, но и психически.

О сыне

Сейчас нет никакой войны, есть спецоперация. Есть миллионы несчастных людей. Семей. Ждущих матерей, жен, детей без отцов. А войны нет. Пусть это скорее закончится, и мой сын перед сном не будет писать мне из соседней комнаты, когда уснуть не может: «Мама, я не хочу [спецоперацию]».