В конце апреля Корпорация развития Забайкальского края купила люксовый внедорожник Toyota Land Cruiser 300 почти за 13 миллионов рублей для поездок инвесторов. Это вызвало волну возмущений среди жителей региона и представителей власти. Внимание на закупку первыми обратили сотрудники московского отделения Общероссийского народного фронта.
Сопредседатель местного отделения и бывший министр образования Забайкалья Андрей Томских позже заявил, что Народный фронт будет добиваться расследования и отстранения от работы руководителя Корпорации развития Антона Тутова. Глава исполкома забайкальского отделения Дмитрий Зотов тоже возмутился покупкой, но контракт с поставщиком уже заключили и расторгнуть его было невозможно. На стоп история встала после комментария губернатора региона Александра Осипова, который попытался расставить всё по местам: прошелся по «путанной бессвязной речи» и молчанию профильных ведомств и объяснил покупку примерно так же, как и Тутов.
— Для этих целей уже не один год мы просим автомобили у различных организаций в Чите, что выглядит, по крайней мере, странно. Поэтому главным назначением этого автомобиля является транспортное обеспечение инвесторов и делегаций, — сказал глава Забайкалья.
Примерно в этот момент выяснилось, что в регионе, как и по всей стране, вполне успешно и давно действует Бюро расследований ОНФ. Томских в интервью «Чита.Ру» рассказал, кто в крае занимается расследованиями и какими. А также высказался о том, реально ли снять Тутова с должности и как здесь работает институт репутации.
Что делает бюро и зачем оно нужно
— Что за бюро расследований? Кто в него входит, чем занимаются?
— Бюро расследований было создано на базе проекта ОНФ «За честные закупки». Сейчас оно объединяет в себе работу трех проектов: по благоустройству городской среды, «За честные закупки» и «Карту убитых дорог». Входят в бюро разные эксперты, в том числе мы с сопредседателями отделения ОНФ, главным анестезиологом-реаниматологом региона Константином Шаповаловым и директором краевой филармонии Юлией Еренковой.
Мы в своей деятельности распределились по направлениям, их 12: здравоохранение — Шаповалов, демография — Еренкова, экология — Томских, образование и жилищная городская среда — Томских, безопасные и качественные дороги — Шаповалов и так далее. В каждой группе есть какое-то количество экспертов, они разные. Мы собираемся вместе и разбираемся [в проблемных вопросах]. Приглашаем людей, чиновников, у нас есть юристы.
— То есть «бюро расследований» — это просто такое название площадки, а не прямо бюро... расследований?
— Да. Надо иметь в виду, что у некоторых людей восприятие, что мы сидим на зарплате, что ОНФ — это какая-то партийная ячейка, а мы чисто общественники. У нас есть какой-то аппарат, я даже не знаю источники [зарплаты], меня это вообще не волнует. Все остальные, три сопредседателя — я, Шаповалов, Еренкова — мы общественники. У нас есть какое-то время [свободное], мы его выделяем.
— Как вы находите проблемы? Приходят и рассказывают люди? Или через сайт ОНФ вы получаете обращения? Или центральный штаб что-то спускает?
— Всё вместе. Может быть, [еще] в прессе. Я раньше вас (СМИ) мониторил, когда был министром. Какая-то информация доходит быстрее до журналистов. Иногда центральный штаб замечает что-то первым, как в истории с автомобилем. Где-то видят наши активисты, проверяют.
— А что вы делаете, когда находите какое-то нарушение?
— Начинаем выяснять: заходим в первичные документы (контракты), проверяем нарушения законодательства. Дальше эти документы могут пойти в центральный штаб, или мы отправляем их в органы правопорядка: УФАС, прокуратуру. Когда вопросом начинает заниматься УФАС, мы дальше уже не вмешиваемся. Но если нужно, идем в СМИ.
У всех есть сфера полномочий. Надзорные органы не могут действовать без заявлений, мы эти заявления подаем.
«Покупка дорогого Land Cruiser — это ответственность всей цепочки власти. Кто-то забыл, что еще в 2015-м Путин сказал не покупать дорогих машин»
— Какими проблемами, помимо закупки Toyota Land Cruiser, занимается бюро?
— Питание в школах: мы два года кормили детей хуже, чем могли бы. Мы стимулируем предпринимателей на чем-то экономить: как говорит федеральный штаб, это может быть и экономия на продуктах. Проект «Чистый воздух» в рамках нацпроекта «Экология» — нам удалось обратить внимание на то, что нужно доработать комплексные планы с учетом того, что львиная доля выбросов в воздушный бассейн у нас от частного сектора, незарегистрированных малых котельных и прочих источников, в том числе федеральных структур. Над этим необходимо работать, а не только с крупными энергетическими установками.
— Помимо истории с корпорацией развития, находили ли вы какие-то проблемные закупки?
— ОНФ работает уже 10 лет. До нас работали люди, и очень много, по тем 12 направлениям, которые обозначены в Народном фронте.
— Как обычной Кире Деревцовой, которая обнаружила проблему или какое-то нарушение, лучше сообщить вам о нём? Могу я выйти на вас напрямую, например, во «ВКонтакте»?
— Понимаете, мы же не можем небольшой группой людей, даже очень заинтересованных, [этим заниматься]. В Забайкальском крае есть надзорные органы. Мы вмешиваемся в резонансные дела и общественно значимые расследования. И это не всегда дает какой-то положительный эффект сразу.
Тот же автомобиль: очень некрасивая ситуация пошла [уже] потом, мне показалось, — когда на машине возили Героев России. Может быть, это мое искривленное понимание: если бы этим достойнейшим людям рассказали предысторию этого автомобиля, они бы попросили другой — хоть какую-нибудь буханку, лишь бы не связываться с этой историей. Их посадили с целью обелить эту покупку. Ребята [власти], вы совершили преступление. Вы достойных людей втянули в это грязное дело. Сама по себе репутация — она важна. Это схема «чистки» автомобиля.
— Вы будете продолжать заниматься этим вопросом?
— Дело в том, что это история не этого года. Еще в 2015 году президент России был в Ново-Огареве, и там была поднята тема об излишествах на уровне субъектов федерации. В качестве примера приводились элитные авто. Президент тогда сказал, что это недопустимо: автомобили, купленные для нужд власти, должны стоить не более 3 миллионов рублей, надо быть скромными. Наверное, кто-то этой темы не знал, ошибся. Ошибку нужно признать. Не важно, для кого куплено. Мы не тыкали пальцем. Но мы покупаем авто за 13 миллионов, часть которых могли потратить на другие нужды.
Юридическая сторона [при этом] не нарушена, это моральная сторона. Учредители корпорации — департамент государственного имущества и земельных отношений края. Эти деньги могли быть направлены на благое дело, тем более что деньги корпорации — это деньги края, 100% акций находятся в собственности Департамента государственного имущества и земельных отношений региона.
— А что с отстранением Антона Тутова с должности? Я не помню ни одного случая, чтобы у нас в крае снимали кого-то, основываясь на «моральной стороне» вопроса.
— Дело в том, что решение может быть растянуто во времени. Мы с вами насмотрелись зарубежных фильмов, где уровень демократии такой, что человек сам пишет заявление. В Японии так, например.
— Или в Америке. Институт репутации.
— Да, там он высокий, у нас только зарождается. Может быть, и благодаря ОНФ. Это пятно [на корпорации] есть, и от него никуда не денешься. Я был министром образования, и когда учителя не получали зарплаты, не доходили вовремя средства, я собирал своих сотрудников и говорил: «Давайте будем солидарны [c учителями]. Я обязан вам заплатить, но мы получим деньги после Нового года». И мы такое решение принимали, хотя в министерствах также работают и рядовые сотрудники. Но мы в аппарате чиновников, и моральная сторона очень важна.
— Ответственность лежит только на Тутове?
— На всей цепочке. Я не могу сказать, как было здесь. Но вы представляете, чтобы человек самостоятельно совершил покупку на 13 миллионов? Какое-то согласование было, хотя бы устное.
«У чиновников есть такое выражение — самосвал свалить на кого-то. Если кто-то не приходит, он становится виноватым»
— Вы говорите, что вы просто общественники. Но разве под крылом ОНФ влияния не больше? Или к вам отношение такое же, как примерно ко всем?
— Нет, если бы было такое же отношение, пресса бы не писала, не было бы реакции со стороны губернатора, федерального центра. Лидер наш — Владимир Путин. И мы не делаем сверх того, что не определено задачами ОНФ. Мы не можем подменить деятельность правительства Забайкальского края. Но общественный резонанс мы создать можем. Мы участвуем в отчетах министерств и ведомств. Где-то нам дают слово, где-то нет. Если они не дают — они не правы, я считаю. А если нам слово не дают, мы начинаем выходить на вас. И мы уже вместе начинаем расследовать, собирать фактуру.
— С вами власти нормально идут на контакт?
— Не всегда. По-разному. Они обязаны идти на контакт по закону. Наш лидер — президент. Но мы можем выйти и на личных связях, я как бывший министр могу собрать людей на совещания. Объяснить, почему надо присутствовать. У чиновников есть такое выражение — самосвал свалить на кого-то. Если кто-то не приходит, он становится виноватым. Я так и говорю тем, кто не хочет идти: не придете, будете виноватым.
Через нас получается налаживать контакт. Например, в случае со школьным питанием мы равноудалены и от власти, и от предпринимателей. Мы даже зарплату не получаем. С питанием два года уже боремся. Но вода камень точит, рано или поздно дойдем до федерального штаба.
— А могу я или просто какой-то другой человек прийти к вам в бюро экспертом? Выйти на вас или штаб ОНФ и сказать: вот я, я разбираюсь в этой проблеме, давайте вместе ее решим?
— Да. Вы можете прийти и сказать: «Меня волнует судьба Отечества, я вижу какие-то вещи [проблемы], могу быть полезна, поднять тему, которая не поднималась, но очень важна». Мы тогда встречаемся с группой, слушаем вас, приглашаем экспертов, юристов, в том числе бывших чиновников. Я всегда говорю: чтобы сдвинуть какой-то вопрос, мало говорить, нужно сразу брать нормативные и правовые комментарии, которые помогут чиновнику решать проблему.
Каждый гражданин может обозначить ситуацию и анонимно, а мы уже можем передать в прокуратуру, надзорные органы, выезжаем куда-то сами или привлекаем другие органы. Так работает бюро расследований. У нас есть специалисты разных направлений.
— Вам в ОНФ всё нравится? Не собираетесь завязать с общественной деятельностью?
— Для меня эта деятельность случайно возникла. Так получилось, что я привлекался как эксперт. Пока работаем. Мне когда-то говорил коллега, на смену которому я пришел в университет, что есть очень простой показатель нужности твоей работы: если люди приходят, значит, ты работаешь нормально; если перестанут ходить, значит, что-то не то. Еще раз — мы не можем всех заменить. Но судя по тому, что люди приходят, мы, видимо, работу свою делаем. Объем [обращений] только увеличивается.